Профессионалы, стр. 28

Весь день дверь искушала его. Деревянная, тонкая, с петлями внутри, в пределах его досягаемости. С ножом или без, он мог выйти из своей камеры с той же легкостью, с какой птичка перелетала через изгородь.

Но какой в этом прок? Вышиби он дверь, об этом узнал бы весь дом. Даже если бы он аккуратно снял ее с петель, то едва ли смог бы выбраться из поместья. Охранники наверняка получили указания не выпускать его, да и что он мог сделать в одиночку.

Поэтому Мэнсо добровольно остался в заточении. Платт сказал ему, что передал его слова Элен Тремонт, а раз так, полковник в курсе происходящего и рано или поздно пошлет к нему подмогу. Вопрос в том, сколько ему удастся продержаться. Потому что в конце концов Платт найдет человека, хорошо знавшего Флоренс Маннхайм, и выяснит, что сына Эдди у нее никогда не было.

Мэнсо не собирался ждать, пока Платт сообщит ему об этом. Он вообще не собирался ждать. При следующей встрече с Платтом он с ним покончит. Если ему повезет, потом он вырвется отсюда. Если нет, по крайней мере, умрет вместе с Платтом.

— Эдди? Ты здесь, дружище?

— Бен!

Шаги затихли у его двери. Мэнсо убрал нож, прижался к ней.

— Бен?

Мердок хохотнул:

— Я повидал многие тюрьмы, старина, но из этой камеры удрать практически невозможно. Да в сравнении с ней Алькатрас [10]— дневной стационар для детей-калек.

— Открывай дверь!

— Открывать? Эдди, на ней же большой висячий замок. Деревянная дверь с настоящим висячим замком. Как мне ее открыть?

— Кончай треп.

— Не заводись. Мне просто за тебя стыдно. Сидеть за деревянной дверью. — Мэнсо услышал, как скрипнул металл по металлу, и дверь распахнулась. Мердок держал в руке замок. Вместе с петлями. — Даже не пришлось открывать. Петли просто вывалились. Френк и Говард наверху. Мы сделали пятерых во дворе и одного на первом этаже. Я едва не наткнулся на него, но все-таки успел прирезать, пока он не перебудил весь дом.

— Где Луи? И что с Платтом?

— Платт в спальне, если судить по голосам, с женщиной. Мы решили сначала найти тебя, чтобы ты принял участие в завершающем этапе. Если, конечно, захочешь. Луи получил пулю в ногу. Банк мы взяли. Так что самое интересное ты пропустил. Луи в порядке. Команда проголосовала за то, чтобы выделить тебе полную долю, хотя ты и просидел на скамейке запасных. — Веселье исчезло из его голоса. — Ты ужасно выглядишь. Что с тобой?

— Прошлой ночью мне немного досталось. Я думаю, что прошлой ночью. Но если вы уже взяли банк... Какой нынче день?

Мердок рассмеялся:

— К чему тебе знать такие мелочи? Сосредоточься на текущем моменте. Пошли наверх, старина. Убьем Платта и смотаемся отсюда.

Весь наряд Марлен состоял из черного бюстгальтера. Она сидела перед туалетным столиком и расчесывала черные волосы. Платт лежал на кровати, наблюдая за ней. Злость к ней смешивалась с сексуальным влечением.

— Иди сюда! И разденься.

Она повернулась, положила гребень на туалетный столик.

— Разве я недостаточно раздета, Альберт?

— Сними бюстгальтер.

Она завела руки за спину и расстегнула застежку. Платт критически оглядел жену:

— Груди начинают обвисать. Да, ничто не вечно. Ты стареешь и начинаешь обвисать.

— Сукин сын!

— Иди в постель.

Она пришла, но ничего не произошло. Несколько минут спустя он оттолкнул ее и сел. Марлен посмотрела на Платта, ее глаза изумленно раскрылись. Раньше такого не случалось.

— Интересное дело. Ты стареешь и начинаешь обвисать, не так ли?

Она ожидала фонтана ругательств, даже пощечины. Но Платт вновь удивил ее.

— Ты знаешь о моем банке в Нью-Корнуолле? Его ограбили.

— Так это твой банк? Я что-то слышала в новостях.

— Мой.

— И что? Ты держал там много денег?

Он посмотрел на нее.

— Кое-что держал.

— Но они застрахованы, не так ли?

Платт задумался, пожал плечами.

— Застрахованы.

Марлен поднялась. Он быстро перекатился к краю кровати, схватил ее за руку и потянул на себя.

— Говори правду! Ты и Эдди. Что у вас было?

— Неизвестность сводит тебя с ума, да?

— Я хочу знать, что делается в моем доме. Он тебя трахнул?

— Возможно.

— Что ты несешь?

— Может, трахнул, а может — нет.

— Утром-то ты знала об этом наверняка.

— Возможно. Альберт, мне больно. Отпусти мою руку. Я сказала, отпусти.

— Сука!..

— И что ты собираешься делать?

— С ним? Подумаем.

— Кстати, он не твой сын.

— Откуда тебе это известно?

— От него.

— Что ты несешь?

— Он сам мне сказал. Его к тебе подослали. Твои же друзья из Чикаго.

Платт резко сел, лицо его побелело. Неужели кто-то действительно решил его прощупать? Костатис говорил, что на него напирают парни из Южного Джерси, требуя свою долю в операциях в Трентоне. Может, кто-то решил, что пора перераспределить доходы и в округе Берген? И тогда к нему могли заслать лазутчика. Опять же теперь ему не одну неделю придется разбираться с полицией. А лазутчик будет жить в его доме, трахать или не трахать его жену — в зависимости от того, врет она или говорит правду...

В этом-то и беда. Все зависело от того, говорит она правду или нет.

Потому что, если она врет, а оснований для этого у нее предостаточно, он сам запер единственного сына в подвале, нападение на банк в Нью-Корнуолле — случайность, грабители просто не знали, чей банк чистят, и это означает только одно: его адвокатам придется попотеть.

Но как узнать, говорит она правду или нагло врет?

Платт заговорил, обращаясь не только к ней, но и к себе:

— Если я решу, что он мой сын, всякий раз, взглянув на него, я буду сомневаться, так ли это. Буду постоянно сомневаться. Так не годится. Или он лжет, или его мать свихнулась и наболтала ему черт знает чего. Конечно, я переболел триппером, но, возможно, я всегда был стерилен. Да, так оно и есть. Я не мог иметь детей, так что он не мой сын. Логично я рассуждаю?

— Если ты так считаешь, Альберт, почему нет?

— Я так считаю.

— Ты собираешься его убить?

— Пусть посидит внизу до утра. А потом напущу на неге пару мальчиков. Думаю, они развяжут ему язык. Насчет Чикаго ты все выдумала?

— Ты мне не веришь?

— Даже если б поверил, а я тебе не верю, он мог солгать.

— Неужели?

Платт вытянулся на кровати, довольный тем, что решение принято и метания остались в прошлом. Протянув руку, он ухватил Марлен за левую грудь. От неожиданности она вскрикнула.

— При таких размерах они не могут не обвисать, — хохотнул Платт. — Иди сюда. Раздвинь ноги.

— Если ты позволишь мне наблюдать.

— Что?

— Хочу посмотреть, как его будут убивать.

— Значит, он к тебе подкатывался, так?

— Не в том смысле, как ты думаешь. Ты разрешишь? Тогда я тебя ублажу.

Платт улыбнулся:

— Ты получишь место в первом ряду.

Он устроился поудобнее, закрыл глаза, поглаживая руками ее черные волосы, и скоро уже постанывал от удовольствия.

— Сучка ты моя, сумасшедшая, породистая, нежная сучка. О-о-о-о!..

Тут открылась дверь, и Мэнсо с револьвером в руке вошел в спальню.

После

Утро они проводили в постели. Поднимались в час или в два часа дня и шли на пляж, начинавшийся в двадцати футах от их бунгало. Она не любила сидеть в воде. Окунувшись, сразу возвращалась на берег. Вода в Карибском море, теплая, прозрачная, потрясала своей голубизной. Он мог плавать часами. Она же ждала его, растянувшись на полотенце под жаркими лучами солнца. Как и он, она не обгорала, и уже через неделю ее кожа стала коричневой.

После обеда они пару часов проводили в баре. Местный бармен смешивал удивительно вкусные коктейли, а владелец отеля, с одним синим и вторым карим глазом, подсаживался к их столику и рассказывал всякие байки.

В полночь они плавали в море, чтобы после любовных утех отойти ко сну.