Пляска на бойне, стр. 41

— Ничего. Кто-то ограбил церковь на Перри-стрит? Что они могли там взять? Там же теперь даже кофе не подают.

— Ну, это не было ограбление века. Неделю или две назад у них на пятничном собрании, посвященном Ступеням, выступал один человек по имени Брюс. Не знаю, знаком ты с ним или нет, но это не важно. В общем, он минут двадцать рассказывал про себя, а потом один псих встал и объявил, что год назад пришел на такое же собрание и по ошибке положил в корзинку для сбора сорок долларов, и что у него в кармане пистолет, и если ему не отдадут назад его сорок долларов, он всех перестреляет.

— Господи Иисусе!

— Погоди, самое лучшее впереди. Брюс говорит ему: «Извините, вам слова не давали, мы не можем ради этого прерывать собрание. Вам придется подождать до перерыва — он будет в четверть девятого». Тогда этот тип начал что-то говорить, но Брюс стукнул молотком по трибуне, которая там у них стоит, и велел ему сесть, а потом передал слово кому-то еще, и собрание продолжалось.

— И этот псих так и сидел там?

— Должно быть, он понял, что делать нечего. Правила есть правила, верно? Потом еще один парень, его зовут Гарри, подошел к нему и спросил, не хочет ли он кофе или сигарету, и этот псих сказал, что выпить кофе было бы неплохо. «Сейчас пойду принесу», — шепнул ему Гарри, вышел на улицу, дошел до полицейского участка за углом — там совсем рядом…

— Шестой участок, это в двух кварталах, на Западной Десятой.

— Вот туда он и пошел и привел с собой двоих, и они скрутили этого ненормального и повели в участок. «Минутку, — говорит он, — а где мои сорок долларов? И где мой кофе?» Только там такое может случиться.

— Да нет, такое может быть где угодно.

— Не думаю. Где-нибудь в Верхнем Ист-Сайде на таком собрании вполне могли бы устроить сбор в пользу этого сукина сына, а потом еще стали бы подыскивать ему квартиру. Ну ладно, не буду тебя отвлекать, ведь ты ждешь звонка. Но я не мог тебе это не рассказать.

— Спасибо, — сказал я.

Когда просто сидишь и ждешь, можно с ума сойти от нетерпения. Но я не мог никуда уйти. Я знал, что он позвонит, и не хотел пропустить этот звонок.

Телефон зазвонил в шесть тридцать. Я схватил трубку и сказал «Алло», но ответа не было. Я еще раз сказал «Алло» и подождал. На другом конце молчали. Я в третий раз сказал «Алло», и там положили трубку.

Я взялся было за книгу, но тут же отложил ее. Потом нашел номер в записной книжке и позвонил Лаймену Уорринеру в Кеймбридж.

— Помните, я говорил вам, что не буду представлять никаких отчетов о ходе дела, — сказал я. — Но все же хочу сообщить, что есть кое-какие успехи. Я уже имею довольно точное представление о том, что произошло.

— Он виновен, да?

— Не думаю, что тут могут быть какие-то сомнения, — сказал я. — Для меня, во всяком случае. И для него.

— Для него?

— Что-то не дает ему покоя — или угрызения совести, или страх, или то и другое вместе. Он только что звонил мне. И не сказал ни слова. Он боится говорить, но молчать тоже боится, вот почему и звонил. Я убежден, он позвонит еще.

— Похоже, вы рассчитываете на то, что он сознается.

— Я думаю, он сам этого хочет. И в то же время я уверен, что он боится. Не знаю, зачем я позвонил вам, Лаймен. Наверное, мне надо бы подождать, пока все не прояснится.

— Нет, я рад, что вы позвонили.

— У меня такое чувство, что как только дело пойдет, оно будет двигаться очень быстро. — После секундного колебания я сказал: — Убийство вашей сестры — это еще не все.

— Да что вы?

— Так мне сейчас кажется. Я сообщу вам, когда узнаю что-то более конкретное. Но пока мне хотелось, чтобы вы были в курсе.

В семь раздался еще один звонок. Я взял трубку, сказал «Алло» и сразу же услышал щелчок — он положил трубку. Я тут же перезвонил ему, набрав номер его квартиры. После четырех гудков включился автоответчик. Я положил трубку.

В семь тридцать он позвонил опять. Я сказал «Алло» и, не услышав ответа, продолжал:

— Я знаю, кто вы. Говорите, ничего страшного не случится.

Молчание.

— Я сейчас ухожу, — сказал я. — Вернусь в десять часов. Позвоните мне в десять.

В трубке было слышно его дыхание.

— В десять часов, — сказал я и положил трубку. Минут десять я подождал — на тот случай, если он перезвонит сразу и решит во всем сознаться, — но на этом пока все кончилось. Я взял плащ и отправился обедать с Красавчиком Дэнни.

15

— Эф-би-си-эс? — переспросил Красавчик Дэнни. — Задумано-то это было неплохо: ньюйоркцев, пожалуй, может заинтересовать спортивная программа, где показывают не столько знаменитостей за ловлей форели или футбольные матчи из Австралии, сколько местные события. Только они слишком долго раскачивались и сделали одну очень обычную ошибку. Им не хватило денег. Чтобы поправить дело, с год назад они продали изрядную долю акций каким-то двум братьям, не могу произнести их фамилию, но мне сказали, что она иранская. Больше никто ничего про них не знает, кроме того, что они живут в Лос-Анджелесе и ведут там дела через поверенного. На Эф-би-си-эс это никак не отразилось. Прибыли они не получают, но и не закрываются, а против того, чтобы несколько лет нести убытки, новые инвесторы не возражают. Больше того, они, как я слышал, готовы нести убытки постоянно.

— Понимаю.

— Да? Но вот что интересно: эти новые инвесторы вроде бы согласны на вполне пассивную роль. Можно было думать, что они потребуют каких-нибудь изменений в руководстве компании, но они оставили всех прежних людей и не назначили никого нового. Если не считать одного, который все время там крутится. В штате Эф-би-си-эс он не числится, жалованья там не получает, но, как к ним ни заглянешь, он обязательно попадется на глаза.

— А кто он такой?

— А вот это вопрос интересный, — сказал Дэнни. —Его зовут Берген Стетнер — звучит по-немецки, во всяком случае по-тевтонски, только я не думаю, что это его настоящее имя. Он живет с женой в апартаментах на одном из верхних этажей отеля «Трамп» на Южной улице Сентрал-парка. А контора у него в Грейбар-билдинге, на Лексингтон-авеню. Он занимается валютными сделками, а кроме того, торгует драгоценными металлами. Это тебе ни о чем не говорит?

— Говорит. О том, что он отмывает какие-то деньги.

— А Эф-би-си-эс — что-то вроде прачечной. Как, для кого и в каких масштабах — на эти вопросы я ответить не берусь. — Он налил себе водки. — Не знаю, принесет ли тебе это хоть какую-нибудь пользу, Мэттью. Про Ричарда Термена мне узнать вообще ничего не удалось. Если он и нанял каких-то подонков, чтобы они связали его и замучили его жену, то либо ему попалась уж очень молчаливая пара, либо в их гонорар входил билет в Новую Зеландию, потому что про них ничего не слышно.

— Это похоже на правду.

— Да? — Он залпом выпил свою «Столичную». — Надеюсь, то, что я рассказал про Эф-би-си-эс, тебе как-нибудь пригодится. Я не хотел ничего говорить по телефону. Никогда этого не любил, а звонки к тебе идут через коммутатор отеля, верно? Это тебе не мешает?

— Я могу выходить и прямо в город, — сказал я. — А они записывают, что мне передать.

— Конечно, только я не люблю ничего передавать, если можно обойтись. Я бы посоветовал тебе узнать что-нибудь еще про Стетнера, но, возможно, это окажется не так-то легко. Он старается держаться в тени. Что это у тебя?

— Я думаю, его портрет, — сказал я и развернул рисунок. Красавчик Дэнни взглянул сначала на рисунок, Потом на меня.

— Ты уже знал про него, — сказал он.

— Нет.

— Ну да, у тебя в кармане пиджака совершенно случайно оказался его карандашный портрет. Господи, да он же подписан! Умоляю, скажи мне, кто этот Реймонд Галиндес?

— Будущий Норман Рокуэлл [34]. Это Стетнер?

— Не знаю, Мэттью. Я его в глаза не видел.

— Ну, значит, тут я тебя опередил. Я его хорошо рассмотрел. Только тогда еще не знал, на кого смотрю. — Я снова сложил портрет и спрятал его. — Никому ничего пока не говори, — сказал я, — но если все пойдет, как надо, то ему придется долго-долго просидеть взаперти.