Когда закроется священный наш кабак, стр. 33
— О деньгах, которые дал Касабиан.
— Да. Теперь он будет брать себе каждую неделю на несколько сотен баксов больше, чем я, пока не компенсирует эти пять тысяч. Мэтт, у меня в банковском сейфе было двадцать тысяч, а сейчас они все здесь и готовы к передаче, и через несколько минут у меня их больше не будет, это нереально. Понимаешь, о чем я?
— Думаю, да.
— Это ведь не просто бумага. Это больше, чем бумага; если бы это была только бумага, люди бы не сходили из-за нее с ума. Но они нереальны, когда лежат закрытыми в банке, и не будут реальными, когда исчезнут. Я должен знать, кто за этим стоит, Мэтт.
— Может быть, мы это выясним.
— Я должен знать, черт возьми. Я Касабиану доверяю, понимаешь? В этом бизнесе, если напарнику не доверяешь, тебе конец. Если следить друг за другом, за каждым шагом, то месяцев через шесть совсем слетишь с катушек. А уж атмосфера в заведении будет такая, что последний бродяга станет обходить стороной. К тому же хоть глаз с него не спускай дни и ночи напролет, а все равно, если захочет, он тебя обворует. Ведь Касабиан делает закупки. Знаешь, как можно на этом нагреть напарника?
— К чему ты все это говоришь, Скип?
— К тому, что мой внутренний голос говорит мне, что это прекрасный способ для Джонни вытащить из меня двадцать тысяч долларов, но это глупо, Мэтт. Ему пришлось бы делить эту сумму с напарником, он вложил сюда свои деньги, да и зачем выбирать такой способ, чтобы обворовать меня? Помимо того факта, что я доверяю ему, у меня нет причин ему не доверять, он всегда был откровенен со мной, и, если бы он хотел обворовать меня, есть тысячи более легких способов, при которых я никогда не догадаюсь, что был обворован. Но меня мучит этот мой внутренний голос, и, клянусь, Джона он мучает тоже. Потому что я замечал, что он смотрит на меня иначе, и я, наверное, смотрю на него так же, а кому нужно все это дерьмо? Я хочу сказать, что эти подозрения гораздо хуже того, что нам приходится платить. Из-за таких ситуаций и закрываются бары.
— Думаю, мы подъезжаем к Оушен-авеню.
— Да? Если подумать, мы ехали сюда всего шесть дней и шесть ночей. Я должен свернуть налево?
— Ты должен свернуть направо.
— Уверен?
— Несомненно.
— Я всегда теряюсь в Бруклине, — сказал Скип. — Готов поклясться, что это место было основано Десятью Заблудившимися Племенами. Они не смогли найти обратную дорогу, поэтому осели здесь и построили дома. Проложили канализационные трубы, провели электричество. В общем, все удобства.
Рестораны на Эммонс-авеню специализировались на морепродуктах. Один из них, «Ланди», имел огромный зал, где любители поесть могли усесться за большие столы и насладиться плотным рыбным обедом. Местечко, куда мы направлялись, находилось в двух кварталах отсюда на углу. Называлось оно «Устричный дом Карла», и его неоновая вывеска мигала, показывая, как раскрывается и закрывается раковина.
Касабиан припарковался на другой стороне улицы, несколько выше входа в ресторан. Мы встали рядом с ним. Бобби сидел на переднем сиденье, Билли Киген расположился один сзади. Касабиан, конечно, был за рулем.
— Вы ехали довольно долго, — сказал Бобби. — Если здесь начнется представление, вы ничего не увидите отсюда.
Скип кивнул. Мы проехали чуть дальше и припарковались рядом с водоразборным краном.
— Нас ведь отсюда не отбуксуют? — спросил он у меня.
— Вряд ли, — отозвался я.
— Только этого нам не хватало.
Скип заглушил двигатель, и мы посмотрели друг на друга, потом его взгляд скользнул на бардачок.
— Видел Кигена? На заднем сиденье? — спросил он.
— Ну.
— Можешь быть уверен, он уже изрядно принял, с тех пор как они отъехали.
— Возможно.
— А мы подождем, верно? Позже отпразднуем.
— Конечно.
Он засунул пистолет за пояс и выпустил наружу рубашку, чтобы скрыть его.
— Может быть, здесь так модно, — сказал он, открывая дверцу и поднимая дипломат, — ходить по Шипсхэд-Бэй с развевающимся подолом рубашки. Ты нервничаешь, Мэтт?
— Немного.
— Хорошо. Значит, я не один такой.
Мы перешли на другую сторону улицы к ресторану. Ночь благоухала, в воздухе чувствовался запах соленой воды. На миг я подумал, а что если бы я взял с собой оружие? И стрелял ли Скип когда-нибудь из пистолета, или он взял его с собой, потому что чувствовал себя так увереннее? Но хорошо ли он им владеет? Дево служил в армии, но это вовсе не означает, что он профессионально владеет легким огнестрельным оружием.
Я отлично умел обращаться с оружием. Не считая, конечно, рикошетов.
— Посмотри на вывеску, — сказал Скип. — Раковина открывается и закрывается, да это чертовски непристойно выглядит. «Подойди сюда, дорогая, давай посмотрим, как открывается твоя раковина». А здесь не очень-то людно.
— Сейчас вечер понедельника, причем уже довольно поздно.
— Да здесь даже утром будет для всех довольно поздно. Ты замечал когда-нибудь, что эта пушка весит целую тонну? Мои штаны сейчас, похоже, спустятся до колен.
— Может, тебе нужно было оставить пистолет в машине?
— Ты шутишь? «Это твое оружие, солдат. Оно может спасти тебе жизнь». Я в порядке, Мэтт. Просто нервничаю, и только.
— Конечно.
Скип первый подошел к входной двери и придержал ее для меня. Это место больше походило на вагон-ресторан, все было сделано из жаростойкого пластика и нержавеющей стали. Слева от нас тянулась длинная барная стойка, справа — кабинки, а в глубине стояли столики. Четверо ребят подросткового возраста сидели в кабинке рядом с входом и ели руками из общей тарелки картофель фри. Чуть дальше устроилась седоволосая женщина, все ее пальцы были унизаны кольцами, она читала библиотечную книгe в прозрачной пластиковой обложке.
Стоявший за стойкой мужчина был высокий, толстый и совершенно лысый. Думаю, он побрился наголо. Пот выступил у него на лбу, пот пропитал его рубашку. В помещении было довольно прохладно, кондиционер работал вовсю. У стойки расположились двое: сутулый мужчина в рубашке с короткими рукавами, похожий на бухгалтера-неудачника, и флегматичная женщина с полными ногами и угреватой кожей. В глубине бара курила официантка.
Мы сели у стойки и заказали кофе. Кто-то оставил дневной выпуск «Пост» на соседнем табурете. Скип подхватил его и принялся просматривать.
Потом он закурил сигарету и задымил, время от времени посматривая на дверь. Мы выпили кофе. Скип взял меню и пробежался по названиям блюд.
— У них здесь куча всего, — сказал он. — Только назови что-нибудь, и оно наверняка окажется в меню. Зачем я его изучаю? Я не смогу ничего съесть.
Он закурил еще одну сигарету и положил пачку на барную стойку. Я вытащил оттуда одну и взял в рот. Скип удивленно поднял брови, но ничего мне не сказал, а только дал прикурить. Я сделал две-три затяжки и выбросил сигарету.
Я должен был слышать, как зазвонил телефон, но просто не обратил на это внимания, пока официантка не ответила на звонок. Она вышла из-за стойки и спросила сутулого мужчину, не он ли Артур Дево. Тот очень удивился. Скип пошел, чтобы ответить, и я пошел за ним.
Он взял трубку, несколько секунд слушал, а потом стал показывать мне, чтобы я достал карандаш и бумагу. Я вынул свою записную книжку и принялся записывать то, что он мне говорил.
До нас донеслись взрывы смеха. Ребята в кабинке у входа кидались друг в друга картошкой. Бармен наклонился, налегая своей массой на жаростойкий пластик стойки, и что-то сказал им. Я вновь обернулся к Скипу и сосредоточился на том, что он мне диктовал.
Глава 16
— Пересечение 18-й и Овингтон, — сказал Скип. — Ты знаешь, где это?
— Думаю, да. Я знаю, где Овингтон-авеню, она идет через Бэй-Ридж, а 18-я авеню располагается к западу отсюда. Наверное, это где-то в Бенсонхерсте, к югу от Вашингтонского кладбища.
— Тут черт голову сломает! Ты сказал 18-я авеню? У них восемнадцать авеню?