Герой по вызову, стр. 21

— Есть мнение, что Синай и Западный берег реки Иордан отойдут арабам по условиям будущего мирного соглашения, — заметил я.

— Мир? — тяжело вздохнул Гершон. — Таки ты говоришь о мире? А что такое мир? Мир, Эван, — это пиво.

Его заявление меня весьма озадачило, но разгадка нашлась, когда пришел Цви и Гершон угостил нас местным пивом. Марка пива называлась «Шалом»*.

— Нам мир не нужен, — продолжал Гершон. — В какой войне, Эван, победитель идет на уступки побежденным? Полтора года назад, в июне шестьдесят седьмого, после многочисленных провокаций на границе, арабы вторглись на нашу территорию, и мы нанесли им сокрушительное поражение за шесть дней молниеносной войны. А теперь мы превратим пустыню в цветущие оазисы и предоставим жизненное пространство для всех евреев планеты, решивших вернуться на историческую родину. О каком мире ты говоришь? Каждый день происходят пограничные стычки. Победа вселяет в народ силу. У народа появилось ощущение исторической миссии…

Знаете, что такое интеллектуальная игра? Это когда какие-то слова при переводе с одного языка на другой приобретают неожиданный смысл: так молниеносная шестидневная война Израиля становится blietzkrieg, а жизненное пространство для евреев всего мира — в lebensraum*. Я вспомнил текст клятвы члена «Звезды Давида»: он давал обещание отдать все свои силы во имя «восстановления Израильского государства в исторических границах от Дана до Беэр-Шева по обоим берегам Иордана». Меня всегда поражали расплывчатые формулировки этой клятвы. Дан и Беэр-Шева отмечают пределы израильской территории на севере и юге, а вот насколько далеко должен простираться «Великий Израиль» к востоку и западу от реки Иордан? На этот счет клятва давала пищу для произвольного толкования.

Но лучше об этом не думать. Я впился зубами в очередной бутерброд с зебрятиной, прожевал мясо, проглотил. А когда Гершон замолчал, я перевел разговор на Афганистан и девушку по имени Дебора Гурвиц.

Когда к нам присоединился Цви, мне пришлось снова повторить всю историю с самого начала. Повесть о печальной судьбе Федры вряд ли могла вызвать у кого-то большее сочувствие, чем у этой аудитории слушателей. Что такое? Прекрасная еврейская девушка, похищенная арабскими злодеями! Я попытался объяснить им, что афганцы не арабы. Но ведь они мусульмане, разве нет? Да, согласился я, мусульмане. Мусульмане, арабы — какая разница! Все это таки одна шобла, разве нет? Ну, заколебался я, если говорить в широком смысле… Цви процитировал наставление Торы о том, что дщери Израилевы не должны отдавать неверным свое тело. Эта цитата тут же отвлекла Гершона на воспоминания йеменской эмигрантке из Джаффы — проститутке с невероятно гибкой и сильной мускулатурой. Цви метнул на него укоризненный взгляд и тот на полуслове прервал поток сладостных воспоминаний.

— Мы отправимся туда с тобой, — решительно заявил Цви. — Мы спасем Дебору и вернем ее в страну предков. Мы освободим ее из рабства и выведем из Афганистана в землю обетованную.

Идея показалась мне интересной. Я мысленно развил метафору и представил себе, как расступились воды Красного моря, дабы мы с Цви, Гершоном и бедняжкой Деборой смогли преодолеть его посуху.

— У вас тут полно дел, — заметил я, — А спасение Деборы я и сам без труда сумею осуществить. — Хотелось бы в это верить! — Мне надо только каким-то образом попасть отсюда в Иорданию. А там уж я разберусь.

— Так, значит, тебе нужно в Иорданию?

— Да.

— Тогда у тебя с въездом в эту страну не возникнет проблем, Эван? — улыбнулся Цви. — Ты ведь американец и тебе не нужна въездная виза в Иорданию.

— Но он ведь уже побывал в Израиле, — возразил Гершон. — Король Хуссейн это стерпит?

— Возможно. Египтяне, конечно, более строго относятся к таким вещам, но иорданцы…

Тут я вмешался в их диспут, объяснив, что у меня с собой нет американского паспорта, но даже если бы и был, я бы не смог въехать по нему в Иорданию. Мне бы все равно пришлось нелегально пересекать границу.

— Наверное, до войны все было бы намного легче, — добавил я, — когда Западный берег принадлежал иорданцам. Но если вы мне подскажете, где я могу найти наиболее удобный участок для нелегального перехода границы…

Они переглянулись. Цви напомнил Гершону о секретном характере миссии «Звезды Давида», на что Гершон заявил, что я являюсь проверенным членом этой организации и уже доказал свою преданность их святому делу в Чехословакии, не говоря уж о моих неоднократных финансовых пожертвованиях в фонд «Звезды». После недолгих раздумий Цви внял этим аргументам.

— Сегодня ночью мы как раз собираемся пересечь границу, — признался он. — Ты сможешь присоединиться к нашей группе.

— Премного благодарен.

— Но тебе придется облачиться в арабскую одежду. Мы дадим тебе подходящее платье. И было бы неплохо, если бы ты за оставшееся время успел выучить хотя бы несколько фраз на арабском.

Я ответил ему по-арабски, что мне это не составит большого труда.

— Только не пытайся меня уверить, будто ты умеешь править верблюдом! — удивленно воскликнул Цви.

— Я и не пытаюсь.

— Но тебе придется этому научиться. Мы выезжаем на восток, к Раммуну. Ты знаешь, что это такое? Городок недалеко от Иерихона, но поскольку его стен Иисус Навин не разрушал, про него мало кто слышал. Древний городишко, откуда ушли почти все жители, когда иорданцы сбежали с Западного берега. Там нас ждут наши верблюды.

Глава 8

В семнадцатом веке афганский вельможа по имени Али Мардан-хан публично проявлял свой патриотизм, финансируя возведение в разных местах Кабула архитектурных памятников во славу нации. Одним из крупнейших был крытый базар Чихар-Чата. Четыре его крыла-аркады имели 600 футов в длину и около 30 футов в ширину. Кабул, надо сказать, живописно расположен в долине, окаймленной с трех сторон высокими горными пиками. Город славится изумительной архитектурой, и Чихар-Чата по праву считался одной из жемчужин древнего афганского зодчества.

В 1842 году британский генерал Поллок, покидая Кабул, сровнял с землей базар Чихар-Чата в наказание за коварство афганцев. То есть буквально разрушил его до основания, чего не смогла бы сделать ни вся королевская конница, ни вся королевская рать…

Не могу винить генерала Поллока. Кабул каким был, таким он и остался. Коварный город.

За двадцать один час, что я провел в Кабуле, на мою жизнь покушались трижды.

Разве это не коварство?

Погодите, погодите… Разве Эван Таннер не был только что в Тель-Авие? Он еще чего-то там разглагольствовал про верблюдов…

Верно. С той лишь разницей, что это было не «только что», а почти месяц назад, и после верблюда (а если вы никогда в жизни не ездили на верблюдах, то не можете понять, какое это паскудное животное) были и ослы, и мулы, и кашляющие легковушки и хромающий грузовик, и многомильные пешие марши, а в довершение ко всему жуткая скучища… Ну, не совсем скучища. Трудно назвать скучной беседу с бандой курдских повстанцев у ночного костра. Не было мне скучно и в иранской деревушке в нескольких милях от Тегерана, где мне подали бараний мочевой пузырь, нафаршированный дробленой пшеницей с миндалем и урюком, причем блюдо оказалось в тысячу раз лучше на вкус, чем на слух. Не вселяли скуку и горные пейзажи в афганском Туркестане, равно как и певучие наречия населяющих эти места народностей (кое-какие из них были мне мало или совсем не знакомы), ну и сами люди, конечно.

Все бы ничего, но уж больно это путешествие затянулось. Хотя и ускорить события я никак не мог. Расстояния приходилось покрывать огромные, дороги там не дороги в нашем понимании, а козьи тропы, к тому же не имея при себе никаких нормальных документов, я вынужденно держался подальше от основных магистралей и, соответственно, был лишен более скоростных транспортных средств.

Так что путешествие оказалось отнюдь не коротким, мягко говоря. Оно отняло куда больше времени, чем требуется для краткого отчета обо всех событиях. Эти события свелись к почти полному отсутствию событий, и я в конце концов очутился в Кабуле, живой и здоровый. Но вот тут почему-то все решили, что я слишком задержался на этом свете и на то у меня нет никаких веских причин, и постарались эту ошибку Всевышнего скоренько исправить.