Билет на погост, стр. 25

— Ну что же, мы иногда делаем исключения, — неопределенно произнес охранник. — Кстати, между прочим, — вы не из полиции?

— Нет, частный агент, — ответил я. Не знаю, какая сила потянула меня в последний момент сказать это.

— О, частный сыщик! Это уже горячее, не так ли?

— Да?

Охранник с чувством вздохнул.

— Милый, — сказал он, — я бы пропустил тебя внутрь, даже если бы ты напялил на себя тафту.

Ушел я оттуда уже за полночь. В этом районе было еще немало мест, в которых я мог попытать счастья — они в это время как раз начинают работать, — но большинство из известных мне по прошлым годам заведений уже ликвидировались из-за постигшего гомосексуалистов бедствия. Однако кое-какие все-таки умудрились выжить, и даже открылось несколько новых подобных заведений; в конце концов я смог выяснить, что Джеймс Лео Мотли в этот самый момент находился в одном из них, ожидая приглашения пройти в одну из погруженных в полумрак комнаток.

Но было уже очень поздно, и я не смог найти в себе сил встретиться с ним прямо сейчас. Я решил пройти пешком с десяток кварталов, пытаясь прочистить легкие от смешавшихся вместе застоявшихся запахов пива, сточных вод, пропитавшейся потом кожи и амилнитрата, по которым можно с уверенностью отличить это царство похоти от любого другого места в Нью-Йорке. Прогулка действительно помогла мне, и я собрался так и идти пешком до самого дома, как будто и не прошагал перед этим столько миль, но вскоре мне попалось пустое такси, и в нем я проделал остававшуюся часть пути.

Дома я вспомнил про Элейн, но звонить ей было уже поздно. Постояв под душем гораздо дольше обычного, я отправился спать.

Глава 9

Меня разбудил колокольный звон — должно быть, я спал очень чутко, иначе просто не смог бы услышать его. Я сразу же поднялся и уселся на краю кровати, пытаясь понять причину охватившего меня смутного и необъяснимого беспокойства.

Первым делом я позвонил Элейн, но телефон был занят; побрившись, я повторил попытку, но в трубке вновь послышались короткие гудки. Следующий звонок я решил сделать, предварительно наскоро перекусив.

Для завтраков я облюбовал три заведения, но по воскресеньям работало только одно из них, к тому же все столики в нем оказались заняты: ждать мне не хотелось, и я решил направиться в недавно открывшийся новый ресторанчик, до которого нужно было пройти несколько кварталов. Здесь мне еще бывать не доводилось, так что я заказал себе полный завтрак, но съел едва половину. Удовлетворить мой аппетит местная пища не смогла, но несколько приглушила его — настолько, что когда я отправился к себе домой, то забыл еще раз позвонить Элейн.

Вместо этого я спустился к Восьмой авеню и начал обходить отели, расположенные на Таймс-сквер, — подобные Мотли люди останавливаются обычно именно в таких местах. Если в здании располагался сравнительно большой отель, как правило, у него был собственный вход — большинство владельцев зданий стремились по возможности дистанцироваться от него. Уже несколько лет действовал мораторий на закрытие «социальных» отелей или изменение их профиля — город стремился если и не решить проблему бездомных, то хотя бы не допустить ее обострения.

Чем ближе к Сорок второй улице, тем грязнее становятся приемные таких отелей. Здесь безраздельно царствует дух уныния — даже в относительно респектабельных трехзвездочных отелях, где номера стоят пятьдесят — шестьдесят долларов за ночь, навечно поселилась тягостная безнадежность. Чем ниже класс отеля, тем длиннее становится вывешенный над столиком администратора и написанный на стеклянных дверях список «правил поведения для проживающих». Никаких гостей после восьми вечера. Нельзя готовить пищу в номерах. Никакого огнестрельного оружия. Нельзя оставаться дольше двадцати восьми суток — иначе постоялец может претендовать на статус постоянного жильца и потребовать снижения стоимости номера в соответствии с жилищным законодательством.

Потратив на здешние отели несколько часов, я освободился от значительной части визиток и портретов Мотли. Сидевшие за столиками клерки вели себя чрезвычайно осторожно и не проявляли никакой заинтересованности. К тому времени, когда я оказался за автобусной станцией Порт-Авторити, все окружающие уже стали казаться мне отпетыми наркоманами. Если Могли и в самом деле умудрился поселиться в этом злачном районе, какого черта я его разыскиваю? Надо просто предоставить его себе, и через некоторое время город сам убьет его.

Наткнувшись на телефон, я набрал номер Элейн. Сначала включился автоответчик, однако затем Элейн услышала мой голос и подняла трубку.

— Я вчера лег очень поздно, — первым делом объяснил я, — и поэтому не позвонил.

— А я заснула рано и всю ночь проспала как убитая.

— Тебе это только на пользу.

— Да, наверное, — сказала она и ненадолго замолчала. — Знаешь, твои цветы сегодня так прекрасны!..

Я изо всех сил постарался, чтобы голос меня не выдал:

— В самом деле?

— Да. Знаешь, они как домашний суп — на второй день еще лучше, чем на первый.

В дальнем конце улицы двое подростков, прислонившихся к стальной решетке магазина по продаже подержанного армейского имущества, пялились по сторонам и время от времени бросали на меня случайные взгляды.

— Я бы хотел сейчас же приехать к тебе, — сказал я.

— Да, конечно, приезжай. Через часик, ладно?

— Хорошо.

Элейн засмеялась в ответ:

— Что-то голос у тебя невеселый. Давай посмотрим, сейчас без четверти двенадцать. Если ты придешь в час или в начале второго, тебя это устроит?

— Вполне.

Я повесил трубку. Подростки по-прежнему внимательно рассматривали меня, внезапно меня охватило безотчетное желание подойти к ним и прямо спросить, какого черта им нужно. Вряд ли это было лучшее, что можно предпринять в подобной ситуации, но мне было совершенно все равно.

Все-таки я нашел в себе силы сдержаться и пошел прочь. Пройдя полквартала, я невзначай обернулся и через плечо посмотрел на них; те продолжали торчать у решетки магазина, но не двигались с места.

Скорее всего они просто не обратили на меня никакого внимания.

Элейн я дал ровно час пятнадцать минут, как она просила. Половину этого срока пришлось провести ничуть не более осмысленно, чем двое бездельников с Восьмой авеню, — спрятавшись в холле здания через дорогу от дома, в котором жила Элейн. Люди заходили в дом и выходили из него, но все они были совершенно незнакомы мне. Собственно говоря, я не совсем представлял себе, кого именно я выслеживаю — Мотли, очевидно, но он так и не появился.

Выждав ровно час, я вошел в дом Элейн и представился охраннику. Тот набрал номер и передал мне трубку телефона. Элейн спросила, кто именно автор рисунка; помедлив секунду, я сообщил ей, что его сделал Галиндес. Затем я передал трубку охраннику и подождал, пока Элейн попросит его пропустить меня к ней. Когда я постучал в дверь, Элейн сперва открыла дверь на цепочку, удостоверилась, что это в самом деле я, и лишь потом пропустила меня к себе.

— Извини, — сказала она. — Понимаю, что это все ужасно глупо, но...

— Да нет, все в порядке. — Я сразу же прошел к кофейному столику, на котором красовался яркий букет цветов, резко контрастировавший с черно-белым убранством комнаты. Названий всех цветов я не знал, однако среди них были известные мне «райские птички» и антериумы, поэтому мысленно я оценил стоимость букета в семьдесят пять долларов.

Элейн приблизилась и нежно поцеловала меня. На ней в этот раз была желтая шелковая блузка и темные шаровары; ноги были босыми.

— Понял, что я имела в виду? — сказала она. — Сегодня они еще прекраснее, чем вчера.

— Тебе виднее, — скептически произнес я.

— Некоторые бутоны только начинают распускаться. — Элейн недоуменно посмотрела на меня, а потом поинтересовалась, что именно я имею в виду.

— Дело в том, Элейн, что никаких цветов я тебе не посылал, — объяснил я.