Стихотворения, стр. 150
Ночи стали тоскливее…
Ночи стали тоскливее,
Безысходнее – дни.
Ты еще молчаливее
Притаилась в тени.
Прости. Я холодность заметил…
Прости. Я холодность заметил
Равно – в тревоге и в тиши.
О, если бы хоть миг был светел
Бесцельный май твоей души!
О, если б знала ты величье
Неслыханное бытия!
О, если б пало безразличье,
Мы знали б счастье – ты и я!
Но это счастье невозможно,
Как невозможны все мечты,
Которые порою ложно
Моей душе внушаешь ты.
Месяц вышел, солнца нет…
Месяц вышел, солнца нет,
Лишь зари вечерний свет.
Отдаленного набата
Голос тягостный плывет,
Но душа цвела когда-то
И теперь еще цветет.
Подумай о подземном шуме…
Подумай о подземном шуме.
Мое ты сердце утиши.
Быть может, и в минутной думе
Скажусь любовью для души.
Давно хожу я под окнами…
Давно хожу я под окнами,
Но видел ее лишь раз.
Я в небе слежу за волокнами
И думаю: день погас.
Давно я думу печальную
Всю отдал за милый сон.
Но песню шепчу прощальную
И думаю: где же он?
Она окно занавесила –
Не смотрит ли милый глаз?
Но сердцу, сердцу не весело:
Я видел ее лишь раз.
Погасло небо осеннее
И розовый небосклон.
А я считаю мгновения
И думаю: где же сон?
Голоса
Предоставьте мертвым
погребать мертвецов.
(Евангелье)
Он не властен придти:
он убит на пути,
Он в могилу зарыт, он мертвец.
(Вальтер Скотт)
Первый голос
Я – свободный глашатай веков.
Я – слуга у моей госпожи.
Укажи мне названье цветов,
Ей любимых цветов – укажи.
Второй голос
У высоких заброшенных стен,
Где впервые запомнил ты плен,
Там кусты притаились вербен,
Ярко-красных, кровавых вербен.
Первый голос
Кто ж, похитчик, душою не слаб?
Кто, покрытый ночной темнотой?
Будет он господин или раб –
Но не я, а другой?
Второй голос
Да, поутру, веселый, к крыльцу
Подойдет – и у сердца цветы.
Он не раб – господин: по кольцу,
По дрожащей руке, по лицу
Ты узнаешь, по знаку кровавой мечты.
Первый голос
Что мне тайна кровавых цветов!
Что мне лик господина – скажи!
Я – свободный глашатай веков.
Я – слуга у моей госпожи.
Стремленья сердца непомерны…
Стремленья сердца непомерны,
Но на вершинах – маяки.
Они испытаны и верны,
И бесконечно далеки.
Там стерегут мое паденье
Веселых ангелов четы.
Там лучезарным сновиденьем
В лазури строгой блещешь Ты.
Призвал ли я Тебя из праха,
Иль Ты Сама ко мне сошла,
Но, неизведанного страха,
Душа, вкусивши, замерла…
Передо мной – моя дорога…
Передо мной – моя дорога,
Хранитель вьется в высоте:
То – ангел, ропщущий на бога
В неизъяснимой чистоте.
К нему не долетают стоны,
Ему до неба – взмах крыла,
Но тайновиденья законы
Еще земля превозмогла.
Он, белокрылый, звонко бьется,
Я отразил его мятеж:
Высоко песня раздается, –
Здесь – вздохи те же, звуки те ж.
И я тянусь, подобный стеблю,
В голубоватый сумрак дня,
И тайно вздохами колеблю
Траву, обнявшую меня.
Все огни загораются здесь…
Все огни загораются здесь.
Там – туманы и мертвенный дым, –
Безначальная хмурая весь,
С ней роднюся я духом моим.
Но огни еще всё горячи,
Всё томлюсь в огневой полосе…
Только дума рождает ключи,
Холодеющий сон о красе…
Ах, и дума уйдет и замрет,
Будет прежняя сила кипеть,
Только милая сердцу вздохнет,
Только бросит мне зов – улететь.
Полетим в беззаконную весь,
В вышине, воздыхая, замрем…
Только ужас рождается здесь.
Там – лишь нежная память о нем.
Я ждал под окнами в тени
Я ждал под окнами в тени,
Готовый гибнуть и смеяться.
Они ушли туда – одни –
Любить, мечтать и целоваться.
Рука сжимала тонкий нож.
В лохмотьях, нищий, был я жалок.
Мечтал про счастье и про ложь,
Про белых, девственных русалок.
И, дрогнув, пробегала тень,
Спешил рассеянный прохожий.
Там смутно нарождался день,
С прошедшим схожий и несхожий.
И вот они – вдвоем – одни…
Он шепчет, жмет, целует руки…
И замер я в моей тени,
Раздавлен тайной серой скуки.