Стихотворения, стр. 142
Знаю, бедная, тяжкое бремя…
Смерть и время царят на земле –
Ты владыками их не зови.
Знаю, бедная, тяжкое бремя
Ты отвека устала нести.
Ропщешь ты на бездушное время, –
Я с открытой душою в пути.
Здесь бушуют неверные бури,
Злые сны пролетают, звеня.
Над тобою – всевластность лазури,
Нет в тебе – лучезарного дня.
Но у тайны немого виденья
Расцветешь, обновленьем горя.
Все мечты мимолетного тленья
Молодая развеет заря.
Посвящение
Встали надежды пророка –
Близки лазурные дни.
Пусть лучезарность востока
Скрыта в неясной тени.
Но за туманами сладко
Чуется близкий рассвет.
Мне – мировая разгадка
Этот безбрежный поэт.
Здесь – голубыми мечтами
Светлый возвысился храм.
Всё голубое – за Вами
И лучезарное – к Вам.
Ходит месяц по волне…
Ходит месяц по волне,
Ходит солнце в синей зыби,
Но в неведомом изгибе
Оба зримы не вполне.
Странно бледны лики их,
Отраженья их дробимы.
Ты равно ль с другой палима
Или пламень твой затих
И неверным отраженьем
На волнах моей мечты
Бродишь мертвым сновиденьем
Отдаленной красоты?
Аллегория [24]
Бежали сны – сиял рассвет,
И пламенеющие росы
В исходе полунощных лет
Покрыли медного колосса.
Кумир вставал в лучах зари,
К нему стекались поколенья;
Уже воздвиглись алтари,
Звучали рабские моленья,
Колена всех преклонены…
Один – мудрец – подъемлет очи,
И в них рабы, поражены,
Узрели знак прошедшей ночи…
Он – в исступлении жреца,
И вот, измученный и важный,
Коснулся влажного венца,
И глас послышался протяжный,
И ожил мертвенный колосс.
А над пустыней – без предела –
И страх, и крик, и гомон рос;
И красота небесных роз
Покрыла жертвенное тело.
Любовник, вышедший для брани…
Militat omnis amans.
Любовник, вышедший для брани,
Оставил тирс коснеть в цветах,
Не одолеть прозрачной ткани
С одной небридой на плечах.
Но дрогнул тирс – и песни страстной
Повиты таинством слова,
И у любовницы прекрасной
Уже кружится голова.
И тирсоносцу глянул в очи
Один вакхический экстаз,
Дохнул навстречу шорох ночи,
И дрогнул тирс в последний раз…
С тобою тирса не забуду
И, в брань вступая, не солгу,
Поверив будущему чуду
Еще на этом берегу.
Ворожба
Я могуч и велик ворожбою,
Но тебя уследить – не могу.
Полечу ли в эфир за тобою –
Ты цветешь на земном берегу.
Опускаюсь в цветущие степи –
Ты уходишь в вечерний закат,
И меня оковавшие цепи
На земле одиноко бренчат.
Но моя ворожба не напрасна:
Пусть печально и страшно «вчера»,
Но сегодня – и тайно и страстно
Заалело полнеба с утра.
Я провижу у дальнего края
Разгоревшейся тучи – тебя.
Ты глядишь, улыбаясь и зная,
Ты придешь, трепеща и любя.
Недосказанной речи тревогу…
Недосказанной речи тревогу
Хороню до свиданья в ночи.
Окна терема – все на дорогу,
Вижу слабое пламя свечи.
Ждать ли поздней условленной встречи?
Знаю – юная сердцем в пути, –
Ароматом неведомой встречи
Сердце хочет дрожать и цвести.
В эту ночь благовонные росы,
Словно влажные страсти слова,
Тяжко лягут на мягкие косы –
Утром будет гореть голова…
Но несказанной речи тревогу
До свиданья в ночи – не уйму.
Слабый пламень глядит на дорогу,
Яркий пламень дрожит в терему.
Смотри приветно и легко…
Смотри приветно и легко
В глаза суровые разврата:
В них – бесконечно далеко –
Горит душа и ждет возврата
В жилище прежних благ и бед,
В миры молитвенных созвучий,
Где всем таинственный ответ
Дает Безвестный и Могучий,
Кому покорны мы, жрецы,
И те, кто проще, суеверней:
Те – бедняки – из наших терний
Себе плетущие венцы.
вернуться
24
См. стих. «Эфиопы и бревно» Вл. Соловьева
вернуться
25
Сражается каждый любовник.
Овидий. Песни любви (лат.). – Ред.