Тень маньяка, стр. 17

– Нашли машину Роделла. Если и есть еще что-то, то управление пока не сообщает.

– Ничего о моем муже?

– Сожалею.

Карен отвернулась. Нет новостей – хорошая новость. Не так ли? Если она пойдет на крышу… Почти три часа. Ей остается час, чтобы решиться.

– Я должна кое-что переделать в тексте, – сказала она Дойлу.

– Пожалуйста, работайте.

Карен села за машинку и потянулась за бумагой.

Проблема заключалась в том, чтобы переделать заголовок. Минут через двадцать она решила ее, вставив две ничего не значащие фразы в первый абзац рекламного текста. Потом медленно перепечатала все заново, сосредоточившись на реальной проблеме.

Крыша…

Она знала, что не сможет сдерживаться бесконечно. Может быть, разумнее всего рассказать Дойлу сейчас и покончить с этим делом.

Предоставить все полиции, в конце концов, это их работа. Она не нанималась рисковать во имя долга. Если, конечно, замужество считать таким долгом. В соответствии с лозунгами Движения за Освобождение Женщин супружество в современной форме так же устарело, как понятие о первородном грехе.

Но не для Карен… Так что в действительности проблемы не было. Потому что не было выбора. Она должна идти, потому что должна знать правду.

Даже если эта правда будет заключаться в том, что она ошибалась.

Конечно, если она ошибалась, то узнает об этом, когда будет слишком поздно. Но тогда это уже не будет иметь значения.

Сейчас имело значение только одно – как попасть на крышу.

Карен посмотрела на часы. Без четверти четыре. Доил перелистывал журнал мод. Если предоставить его самому себе, то он так и просидит здесь, пока в пять не придет его сменщик. Вопрос был в том, как предоставить его самому себе. Внезапно она нашла ответ.

Карен отставила стул, встала.

Доил положил журнал:

– Куда мы сейчас идем? Она потянулась за сумочкой.

– Не знаю, как вы, а я по коридору, попудриться.

– А, конечно, – он уже улыбался. – Я вас провожу.

– Только до двери, – Карен улыбнулась в ответ. – В нашем агентстве строгие нравы.

Без десяти четыре.

Перерыв на кофе еще не начался, и коридоры были пустынны. Туалеты для сотрудников находились за углом, в торце ниши напротив входа. Карен задержалась перед дверью с надписью «Леди» и, сжимая в руке сумочку, оглянулась на Тома Доила.

– Я, наверное, задержусь, – сказала она. – Подкрашусь, потом пойдем выпьем кофе.

– Задерживайтесь сколько нужно.

Карен зашла в туалет. Она не стала подновлять макияж и задерживаться. Едва убедившись, что в помещении никого нет, она прошла через умывальник и вышла с другой стороны. Доил и не подозревал, что в туалет был еще один вход из другого коридора.

Выйдя из туалета, Карен оказалась в переходе за углом от лифтов. Это было удачей, потому что полицейский, дежуривший у лифтов, не мог ее видеть. Ей оставалось только пройти в противоположном направлении до двери с надписью «Выход».

Карен открыла ее и увидела лестницу. Медленно, чтобы каблуки не гремели на железных ступенях, она начала подниматься вверх. Через два пролета Карен почувствовала, что лоб ее вспотел, а во рту пересохло. Дыхание участилось, но не из-за физического напряжения.

Без пяти четыре.

Без пяти четыре, и она уже на крыше.

Одна.

Карен не в первый раз поднималась сюда. Давно, когда она только начинала работать в агентстве, некоторые из сотрудниц имели обыкновение брать на крышу обед, чтобы заодно позагорать во время перерыва. Но она никогда не ходила одна, а потом в офисе издали приказ, запрещающий такую вольность, и с тех пор сюда забыли дорогу. Можно было понять, почему. Не считая выступа стеклянного купола над выходом с лестницы, крыша была совершенно плоской, и ничто не отделяло ее кромку от зияющей пустоты – не было ни бортика, ни ограждения. Сильный ветер мог представлять серьезную опасность.

Но сегодня ветра не было, только летний зной. Под ногами хрустели крошки цемента. Полуденное солнце склонялось к Санта-Монике на западе, и Карен повернулась к нему спиной, медленно пошла, вглядываясь в затененные сектора города.

Четыре часа.

Карен повернулась к стеклянному куполу.

На крыше по-прежнему никого не было. Пусто и тихо.

Что случилось?

Почему он не пришел?

Она прищурилась от яркого солнца, глаза застилало потом.

Жарко, слишком жарко.

Ей пришлось отвернуться. Маленькое облачко прикрыло солнце, поднялся легкий ветерок. Испытывая благодарность, она пошла навстречу ему к восточной кромке крыши.

Карен посмотрела вниз на улицу. С высоты четырнадцати этажей ей показалось, что машины ползли медленно, словно заводные игрушки. Внезапно она почувствовала головокружение и отпрянула на шаг от края крыши.

Ветерок подул сильнее. Она начала поворачиваться.

В этот момент чья-то рука схватила ее за плечо.

Глава 18

Незнакомец был высокого роста, его широкие плечи распирали слишком тесный пиджак. Кожа его была очень белой. Бледный, как привидение, потому что он и был привидением.

– Брюс!

Карен уставилась на него, надеясь, что произнесенное ею имя подействует как заклинание – незнакомец исчезнет, а на его месте окажется мужчина, которого она помнила.

Но шесть месяцев – долгий срок, и он не был таким, как прежде.

– Никто не видел, как ты поднималась сюда? – спросил он вполголоса.

– Нет.

– Ты уверена? Карен кивнула.

– Тебе повезло, что ты застал меня в кабинете Хаскейна. Мой телефон прослушивается. Ко мне приставили детектива-телохранителя.

– Где он?

Скороговоркой Карен объяснила, как ей удалось уйти от Доила. С лица Брюса постепенно сошло хмурое выражение, ослабла и мертвая хватка, которой он вцепился в ее руку.

– Тогда мы можем поговорить.

– Почему ты не связался се мной раньше? Я с ума сходила…

Карен осеклась, вспомнив особый смысл этой фразы. Но Брюс только покачал головой, выражение его лица не изменилось.

– Я предвидел, что домашний телефон будет прослушиваться.

– Но где ты был? Что случилось?

– Сейчас не время, – Брюс снова нахмурился. – Если они поймут, что ты оторвалась и начнут тебя искать…

– Что из этого? – Карен пыталась говорить спокойно. – Ты же не можешь вечно скрываться.

– Я вынужден, – Брюс не отрываясь смотрел на нее. – Они уже знают, что я был в клинике. Наверняка проверили мой послужной список и историю болезни в госпитале. Учитывая это и то, что мы оба знаем обо мне…

Он умолк, на мгновение его взгляд скользнул в сторону. Потом он снова посмотрел ей в глаза и заговорил торопливо:

– Ты что-нибудь говорила? Рассказала им о нас? Карен покачала головой.

– Хорошо, – Брюс облегченно опустил плечи. – Я должен был это выяснить. Потому что если они узнают, то для них сомнений не будет, так ведь?

– Ты только поэтому хотел меня видеть?

– Ты не понимаешь? – Брюс отвернулся, но его приглушенный голос, казалось, звучал слишком громко. – Ты не знаешь, что это такое. Сидеть там. День за днем, ночь за ночью. Через какое-то время они сливаются воедино. Вернее, не сливаются, а кажется, что ночь поглотила дни. И ты всегда в темноте, в вечной темноте. Мир ночи. Ты живешь в мире ночи, где странными становятся все звуки и тени. И ты начинаешь думать о тех, кто сделал это с тобой, и они – твои враги. Йотом начинаешь думать о тех, кто не виноват непосредственно, но кому наплевать. О людях, до которых пытаешься докричаться из своей палаты. Но они не слышат твоего голоса, через какое-то время ты понимаешь, что и они – твои враги. Все участвуют в заговоре – заговоре молчания и безразличия. Они пытаются разделаться с тобой. Поэтому ты начинаешь думать, как первому добраться до них. Наказать их за то, что они наказывают тебя. И ты начинаешь мечтать об этом, мечты превращаются в план, а план становится реальностью.

– Брюс, ради Бога…

– Мы не говорим о Боге в сумасшедшем доме. Отец, Сын и Дух Святой одинаково невидимы, – он улыбнулся горькой улыбкой. – Евангелие от Гризволда. Согласно ему, случайностей не бывает. Разум делает одного человека убийцей, а другого жертвой.