Японские записи, стр. 91
О значении, которое сами японцы придают вежливой речи, можно судить по замечанию того же Маруяма, который отмечает, что «по одному только умению употреблять вежливые обороты речи японец легко определяет культурный уровень собеседника». Здесь следует отметить, что условности, составляющие так называемую «вежливую речь», заметно упрощаются с течением лет, однако они все еще весьма весомым слоем покрывают все стили речи.
«Вежливая речь», насколько возможным представляется судить, складывается из трех планов. Во-первых, речь с вышестоящим собеседником, старшим по службе или возрасту, занимающим более высокое социальное положение и т. п. Во-вторых, речь с равным и, в-третьих, речь с нижестоящим. Если иметь в виду диалогическую речь, то можно сказать, что в японском языке нет ни одной фразы, которая не имела бы на себе следов одного из указанных планов. «Мысль о том, чтобы себя в речи унизить, а собеседника возвысить, не покидает мозг говорящего японца» – так очень метко охарактеризовал отношение японцев к вежливой речи один из японских грамматистов.
«Вежливая речь» образуется путем подбора специальных слов и выражений и особыми морфологическими образованиями, специально предназначенными для этой цели. Вот несколько примеров. Чтобы сказать обыкновенное «нет, не имеется», нужно знать три степени этого отрицания: «най», «аримасэн» и «годзаймасэн», которые применяются в зависимости от уровня собеседников.
Существуют глаголы, употребляемые только применительно к действиям первого лица. Есть также глаголы, относящиеся исключительно ко второму лицу. Нарушить это строгое правило или отступить от него – значит попасть по меньшей мере в смешное положение. Например, глагол «приходить» имеет следующие варианты: для первого лица «куру», «маиру», «сандзе-суру»; тот же глагол для второго лица: «оидэнинару», «о-миэнинару», «корарэру», «ирассяру». Для нормальной беседы с японцем необходимо знать многочисленные правила и обороты речи, относящиеся к перечисленному выше типу. Достаточно, например, отметить, что одних только местоимений первого лица (то есть простого «я») существует в устной речи по крайней мере шесть («ва-такуси», «боку», «орэ», «васи», «дзибун», «тэмаэ»). Разумеется, каждое местоимение употребляется в соответствующей среде, в зависимости от собеседника и т. д. То же самое можно сказать о местоимении второго лица («ты», «вы»). Для сравнения можно взять хотя бы английский язык, где местоимение второго лица передается одним только «you» во всех случаях. Чтобы выразить простейшую мысль на японском языке, например: «Сегодня 10-е число», – нужно сделать это весьма дифференцированно и с учетом своего отношения к собеседнику. Говорящий должен выбрать в этом случае один из следующих четырех вариантов:
1) Ке-ва тока да.
(сегодня) (десятое число)
2) Ке-ва тока дэс.
3) Ке-ва тока дэаримас.
4) Ке-ва тока дэгодзаимас.
Несмотря на ряд неудобств и осложнений, вызываемых условностями «вежливой речи», японцы до сих пор строго соблюдают сложившиеся веками нормы этой дифференцированной речи, без которой, кажется, трудно представить диалог на любую тему.
Весьма характерны также формы и степени выражения благодарности.
Обычное слово «спасибо» или «благодарю» приобретает самые различные оттенки в зависимости от социального и служебного положения собеседника, а также от характера услуги или внимания, за которые выражается благодарность.
Наиболее распространенным выражением благодарности, употребляемым в обращении с собеседником, занимающим более низкое положение в обществе, а также в семейной обстановке в устах родителей в отношении детей, является «аригато!».
Общепринятый стандарт или норма в публичных выступлениях и в общении с малознакомыми людьми, а также в устах детей в отношении родителей – «аригато годзаймас!».
Менее распространенная степень, но столь же вежливая, в последние годы, правда, малоупотребляемая, – «аригато дзондзимас!».
Наиболее часто употребляемыми речевыми вариантами выражения благодарности «аригато» (произносимых при различных обстоятельствах, исключительно в диалогоической речи) распространены следующие выражения:
1) «Канся итасимас!»
2) «Канся ни таэнай сидай дэ годзаимас!»
3) «О-рэй о мосимас!»
4) «Гокуросама!»
5) «Осорэиримас!»
6) «О-сэва сама-ни наримасита!»
7) «Итадакимас!»
8) «Готисо сама дэсита!»
Каждая из этих форм выражения благодарности имеет конкретную значимость, определенную обусловленность и предполагает соответствующую ситуацию.
Например, «осорэиримас» применяется в знак благодарности за соответствующий комплимент собеседника или похвалу, а также в случае приглашения к столу для трапезы или предложения занять место (только в отношении вышестоящих или старших лиц). Форма «гокуросама» применяется для выражения благодарности за оказанную услугу безотносительно к положению и старшинству собеседника.
Для выражения благодарности за подарок, независимо, разумеется, от его материальной ценности, а также за всякую самую малую услугу, не сопряженную с затратой физических усилий, или за приглашение в гости применяется форма «о-рэй о мосимас».
Форма «о-сэва сама-ни наримасита» используется для выражения благодарности, например, в значении «спасибо за внимание и обслуживание».
Выражение «итадакимас» преимущественно употребляется в тех случаях, когда с благодарностью принимаете предложенное вам угощение. Для выражения благодарности в русском значении «спасибо за угощение» применяется форма «готисо сама дэсита».
Правильное употребление всех многообразных форм и степеней вежливости рассматривается японцами как само собою разумеющееся, поскольку они считаются естественными и усваиваются с самых ранних пор, положительно с первых шагов ребенка. И всякое отступление, а тем более нарушение в применении соответствующих форм и степеней осуждается как нарушение элементарных и традиционных норм вежливости, непременных правил общения. Столь самобытное явление, бытующее до сих пор в общественной жизни японцев, нередко ставит иностранцев в чрезвычайно трудное, а порой и смешное положение. Незнание этих условностей часто заставляет иностранцев или людей, недостаточно хорошо знающих японский язык, отделываться молчанием, когда элементарная этика повелевает незамедлительно реагировать на соответствующие высказывания собеседника, или «многозначительно» произносить ничего не значащие междометия.
У картин Тэссая
Необыкновенно живописна природа Японии в апрельские дни, когда на островах ее щедро цветет дикорастущая вишня – сакура. Нет прекраснее весеннего зрелища, чем панорама в пору цветения сакуры. На голых ветвях коренастых деревьев словно снежинки повисли невесомые сережки цветов, простых и махровых, розовых, белых, кремовых. Поразительная контрастность, созданная живой природой: уродливо изогнутая ветка и светящиеся эфиром лепестки вишневых цветков, незримо излучающих жизнь.
В эти дни под кронами вишни толпы зачарованных людей любуются часами сакурой, будто окутанной прозрачным розоватым дымом.
Этот народный обычай любоваться цветущей вишней воспет в многочисленных творениях японской поэзии, отображен в произведениях живописи и каллиграфии.
И вот мы в уединенном японском храме, как бы укрывшемся в расщелине гор, возвышающихся в стороне от древней столицы Киото. А вокруг – многоярусные черно-зеленые квадраты рисовых парцелл, которые, будто плотно соединенные звенья цепи, подобны поясообразному кольцу на фантастически изрезанных склонах горы. И мы, точно продолжая любование цветением сакуры, надолго задерживаемся, но уже не у вишни в саду, а перед развернутым свитком с изображением тушью огромного ствола сакуры с ветками цветущих лепестков. И в нижнем левом углу читаем имя художника – Тэссай – два иероглифических знака, написанных своеобразным, будто прерывистым и заостренным почерком.
Томиока Тэссай (1836—1924), по всеобщему признанию искусствоведов, наиболее яркий художник Японии последнего столетия, художник глубоко самобытного дарования и необычайного творческого пути. Несмотря на его поразительную талантливость, обозначившуюся уже с самых ранних лет, Тэссай не пользовался официальным признанием. В творчестве Тэссая, связанного с лучшими национальными традициями искусства, слишком многое казалось столь необычным и сокрушающим каноны академизма, что аристократия в течение десятилетия игнорировала художника. И только в 1917 году, когда ему был 81 год и когда слава о нем повсюду гремела, он был причислен к сонму придворных художников и лишь на 83-м году своей жизни удостоился звания члена Академии художеств.