Засеянные звезды, стр. 33

Историческая пластина утверждает также, что помимо нашего существуют и другие миры, и, признаться, приняв предыдущие две гипотезы, в эту поверить гораздо легче. Ну, а звезды… Звезды — там, в пространстве, и когда мы попадем туда, то, надо думать, увидим их и поймем значение загадочного слова. Во всяком случае, можно рассчитывать на какой-то ключ к разгадке — вспомните, сколько ценной информации дали нам считанные секунды, проведенные Лавоном по ту сторону неба!

Нет резона гадать на кофейной гуще. Мы пришли к выводу, что существуют иные миры, мы разрабатываем средства для путешествия в пространстве. Другие вопросы можно на время иотложить. Настанет день — мы найдем ответ на все вопросы без исключения, в этом я не сомневаюсь. Хотя, быть может, настанет он еще не так скоро…

Стравол понимающе кивнул головой.

— Иного ответа я и не ожидал. Честно говоря, все ваше предприятие — совершенный бред. Но я все равно останусь с вами до конца.

Прошло два года, две долгие зимние спячки с того дня, как Лавон осмелился выбраться за пределы неба, — а готов был один только остов. Он лежал на платформе, на гребне отмели, что полого поднималась к границе вселенной. Исполинский корпус из тщательно пригнанных досок прорезали на равных расстояниях отверстия, сквозь которые виднелись необработанные балки каркаса.

Поначалу дело двигалось почти без задержек: представить себе машину, которая могла бы перемещаться в безводном пространстве, не теряя воды, оказалось не слишком сложно; Фан и его коллеги справились со своей задачей хорошо. Все понимали, что на создание машины таких размеров потребуется довольно много времени, пожалуй несколько полных лет, — но ни Шар с помощниками, ни Лавон не предвидели серьезных препятствий.

В конце концов, незавершенность корабля была отчасти кажущейся. Примерно треть общей схемы состояла из живых организмов, а их, естественно, можно было «установить» на место лишь непосредственно перед стартом.

И все же раз за разом работы на корабле стали замирать на долгий срок. Случалось, целые секции приходилось вырезать и переделывать заново, и мало-помалу выяснилось, что традиционные, удобопонятные решения к проблеме путешествия в пространстве, как правило, неприложимы.

Мешало и отсутствие исторической пластины, которую Пара упорно отказывались возвратить. Буквально в день утраты, по свежим следам, Шар вознамерился восстановить текст по памяти; но не в пример своим более религиозным предшественникам он никогда не относился к нему как к священному писанию и не вызубривал слово в слово. Правда, он собирал варианты перевода тех отрывков, где говорилось об исследованиях и экспериментах, — эти варианты он вырезал на дереве и копил в личной библиотеке. Однако отрывки сплошь и рядом противоречили один другому и к тому же ни строкой не относились к конструированию звездных кораблей; на сей счет, как ему помнилось, пластина вообще не сообщала ничего определенного.

Никто никогда не копировал таинственные письмена по очень простой причине: в подводном мире никто не мог и представить себе, что существуют средства, способные уничтожить сверхпрочный оригинал, и что надо принимать меры к его увековечению. Шар сообразил — увы, слишком поздно, — что обыкновенной осторожности ради следовало делать копии, пусть недолговечные, на подручных материалах. Но многие, многие годы мирной жизни в зелени и золоте вод почти отучили людей от обыкновенной осторожности. А в результате несовершенство памяти Шара, не сохранившей дословного текста пластины, и постоянные его сомнения в точности перевода уцелевших отрывков стали серьезнейшей из помех на пути к успешному завершению проекта.

— Не научились грести, а вышли в плавание, — заметил запоздало Лавон, и Шар был вынужден с ним согласиться.

Круглолицый молодой человек, ворвавшийся в апартаменты Шара, назвался Филом XX, следовательно, он был на два поколения моложе Шара и на четыре моложе Лавона. Но в уголках глаз у него прятались «гусиные лапки», и это делало его похожим на сварливого старика и на капризного младенца одновременно.

— Мы призываем прикрыть этот нелепый проект, — резко бросил он. — Мы, как рабы, отдали ему свою юность, но теперь мы сами себе хозяева, и довольно. Слышите? Довольно!

— Никто вас не принуждал, — ответил Лавон сердито.

— Как никто? А общество? А наши собственные родители? — поддержал Фила явившийся следом за ним долговязый приятель. — Но отныне мы придерживаемся реальной действительности. Каждому в наши дни известно, что нет никакого другого мира, кроме того, в котором мы живем. Вы, старики, можете цепляться за свои суеверия, если хотите. Мы подражать вам не станем,

Лавон, озадаченный, бросил взгляд на Шара. Ученый улыбнулся:

— Отпусти их, Лавон. Малодушные нам ни к чему. Круглолицый вспыхнул.

— Ваши оскорбления не заставят нас вновь выйти на работу. С нас довольно. Сами стройте свой корабль!

— Ладно, — сказал Лавон. — И можете убираться. Хватит разглагольствовать. Вы приняли решение, а выслушивать ваши грубости нам не интересно. Прощайте.

Круглолицый, очевидно, был не прочь еще покрасоваться собственной решимостью, однако это «прощайте» пресекло его намерения в корне. Твердокаменное лицо Лавона не сулило других возможностей, и пришлось Филу вместе c приятелем бесславно убираться восвояси.

— Ну, что теперь? — спросил Лавон, как только они удалились. — Должен признаться, Шар, что я попытался бы уговорить их. В конце концов, нам очень нужны рабочие.

— А мы им нужны еще больше, — весело отозвался Шар. — Знаю я этих молодых задир. Ведь сами же удивятся, увидев, что за чахлая зелень вырастет у них на полях в первый же год, когда они попытаются обойтись без моих советов. А потом скажи мне — сколько человек записалось добровольцами в состав экипажа?

— Несколько сотен. В том поколении, которое идет следом за этим Филом, желание отправиться с нами высказывает чуть не каждый. Обманывается наш оратор, — по крайней мере, в отношении части молодежи. Проект завладел воображением самых юных.

— Ты обещал им что-нибудь?

— Конечно. Я говорил каждому, что если мы остановимся на его кандидатуре, то ему сообщат. Но не принимай этого всерьез. Кто же станет менять признанных специалистов на юнцов, в багаже у которых голый энтузиазм и ничего больше?

— Я не то имел в виду, Лавон. Мне померещилось, иди я на самом деле видел здесь Нока? А, вот он где, дрыхнет себе под потолком. Нок!

Существо лениво повело щупальцем.

— У меня поручение, Нок, — продолжал Шар. — Передай своим братьям, а те пусть сообщат всем людям, что желающие отправиться в новые миры должны немедленно явиться на строительную площадку. Передай, что мы не обещаем взять всех до единого, но тех, кто не помогал в постройке корабля, мы вообще не будем принимать в расчет.

Нок опять пошевелил щупальцем и, казалось, тут же заснул.

4

Лавон на мгновение оторвался от шеренги переговорных мегафонов, заменившей ему пульт управления, и взглянул на Пара.

— Последний раз спрашиваю, — сказал он. — Отдадите вы нам историческую пластину или нет?

— Нет, Лавон. Мы никогда ни в чем тебе не отказывали. Но сейчас вынуждены.

— Ведь ты идешь с нами, Пара. Если ты не вернешь нам знания и мы погибнем, то погибнешь и ты…

— Много ли значит один Пара? Мы все одинаковы. Данная клетка погибнет — зато всем ее собратьям будет известно, преуспели ли вы в своем предприятии. Мы верим, что вы преуспеете и без пластины, у нас нет иного способа установить ее истинную ценность…

— Следовательно, ты признаешь, что она у вас. А что, если твоя связь с сородичами прекратится, едва мы выйдем в пространство? Что, если эта связь невозможна вне воды?

Пара промолчал. Лавон секунду—другую ел его глазами, потом подчеркнуто отвернулся к переговорным трубкам.

— Все по местам! — скомандовал он и ощутил озноб. — Мы отправляемся. Стравол, герметизирован ли корабль?