Наркосвященник, стр. 24

Между комнатой, в которой они находились, и следующей была арка. Похоже, именно в этом месте одно здание переходило в другое.

– Интересно, как же выглядят документы на такие квартиры, если они должны объяснять, как все эти лабиринты соединяются друг с другом?

– Палестинская недвижимость – сложный комплекс. У нас очень нежные души. Разве что в Иерусалиме с этим хоть какой-то порядок. В Вифлееме вообще полный кошмар. После того как израильтяне взорвали здание Земельного комитета в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, мы должны были начать ездить в Турцию, искать там старинные бумаги времен Оттоманской империи. Турки не очень-то стремились помогать, и потом даже самые поздние документы относились ко времени Первой мировой войны. Любые сделки, которые совершались позже, приходилось выводить из множества разных документов. Сейчас, покупая землю, ты никогда не можешь быть до конца уверен, что имеешь дело с самым последним ее владельцем. Ты покупаешь участок, наивно думая, что становишься единственным его хозяином, и тут вдруг выясняется, что вот этот небольшой уголок с оливковым деревом был когда-то подарен чьему-то покойному дяде. Что делать? Оказывается, теперешний владелец – это племянник его жены, который изучал оптометрию в Пражском университете, а потом уехал в Перу.

– Так бывает?

– Шутишь. Это лучший из сценариев. Вот почему у здешних юристов все время столько работы. Только они и пируют.

– Ладно, будем надеяться, что твой юрист отработает свои деньги.

Дэвид огляделся и заметил в углу одной из комнат деревянные ступени, ведущие наверх.

– Там еще один этаж?

– Да, там еще одна комната, она построена прямо на крыше. Хочешь взглянуть?

Дэвид проковылял к лестнице. В потолке был отодвигающийся вбок люк, и, чтобы открыть его, Дэвиду пришлось неловко изогнуться. Когда он выпрямился, то обнаружил себя в темной клетушке, освещаемой только одним узким окошком.

– Ну как? – Тони стоял на первой ступеньке, прижавшись всей своей массой к перилам, и, видимо, не в силах решить, стоит ли ему подвергать себя столь тяжелому испытанию и лезть наверх.

– Погоди. – Дэвид обнаружил дверь. Он повернул ключ, и комната внезапно осветилась, наполнившись ярким светом. – Господи. Так лучше.

– Не выходи на крышу! – крикнул снизу Тони.

– Что? – Дэвид не слышал. Он уже вышел из тени крошечной комнаты. – Отличный вид.

Крыши города сливались в неровную линию, которая включала в себя Храм Гроба Господня, мечеть Омара, Масличную гору. Дэвид почувствовал, что его освежил этот вид. Он подумал, что неплохо было бы принести сюда шезлонг. Позагорать здесь, покурить травку. Помедитировать на ландшафте, синтезировать в своей домашней лаборатории эссенцию из всех святых мест города.

– Недурно! – крикнул Дэвид вниз. – Я покупаю этот дом. Не за три миллиона, конечно, но близко к этому.

Он оглянулся через плечо. Тони стоял в дверях, красный как помидор, и яростно жестикулировал, размахивая своими большими руками.

– Зайди обратно!

Тони перестал махать руками. Он задыхался и едва стоял на ногах. Чтобы не упасть, он ухватился рукой за дверной косяк.

– В чем дело? – спросил Дэвид.

– Любой, кто тебя увидит, будет уверен, что ты еврей, который приценивается к моему дому.

Тони хмурился. Дэвид проследил за его взглядом и вновь увидел неровную линию иерусалимских крыш. Позади шпилей и минаретов происходило что-то странное. Причудливое сочетание средневековья с признаками современной жизни – бельевые веревки, панели солнечных батарей, спутниковые антенны, мачты антенн сотовой связи – было лишь фоном. На крышах происходило какое-то движение. По ним бежали люди, перебираясь с крыши на крышу по железным мосткам. Впереди выделялась на фоне белой церковной колокольни фигура человека, чем-то напоминавшего птицу. Сходство с птицей ему сообщали черные бриджи и белые нейлоновые носки. Некоторое время он балансировал на краю крыши, а потом прыгнул вперед. Его шляпа промелькнула чуть ниже линии домов, как фрисби [23], и вот он уже появился на следующей крыше.

Двумя домами левее бежал пожилой мужчина, от которого старалась не отстать женщина, видимо, его жена. Нагретый воздух раздувал ее плащ и развевал волосы, делая ее похожей на персонаж мультиков. Если бы она попала в руки к Уолту Диснею, он мог бы заставить ее оступиться с крыши и полететь, как воздушный шар, над крышами города, а верхом на ней сидела бы пушистая мохеровая мышь. Впереди всех бежала группа молодых людей в круглых черных шляпах. Пробежав по крыше, они друг за другом скрылись в двери одного из чердаков.

– Что это за люди?

– Люди, которые совершают куплю-продажу, – объяснил Тони. – Им платят за то, чтобы они жили здесь.

– Они живут на крыше?

– Это воздушная часть колонизации.

Друзья начали спускаться вниз, и тут зазвенел дверной колокольчик. Оба застыли в испуге, Тони на несколько ступеней выше, Дэвид под ним. Дэвид подумал, что если бы кто их сейчас увидел, то долго смеялся бы – его нос почти упирался в толстую задницу Тони.

– Что это? – спросил Тони.

– Я ни черта не вижу, ты сидишь у меня на голове, толстый болван!

Тони продвинулся на три дюйма вверх. Дэвид посмотрел вправо и увидел бронзовый колокольчик, из которого торчал витой шнурок. Шнурок дергался вправо и влево, заставляя колокольчик звенеть.

– Кто там? – спросил Тони.

– А хрен его знает. Ты же местный.

Они сошли с лестницы. Дэвид пропустил Тони вперед к каменным ступеням, которые вели вниз, к входной двери. Колокольчик продолжал звенеть.

– Кто это может быть?

Тони нахмурился, видно было, что ему даже думать об этом не хочется. Израильские солдаты регулярно обходили крыши дозором. Вооруженные офицеры израильского жилищного департамента контролировали сделки с недвижимостью. С оружием наперевес эти представители израильской благотворительности рыскали вокруг, выискивая, какую еще площадь можно захватить. Местные дружинники всячески старались уберечь дома от захвата израильтянами. Агенты израильских спецслужб все время пытались вербовать кого можно из палестинцев. Палестинская тайная полиция выискивала коллаборационистов и препровождала на территорию, контролируемую палестинцами, где они подвергались экзекуциям и тюремному заключению. Ассасины [24], находящиеся на службе у палестинских властей, предпочитали экономить время в расчетах с предателями. Представители шариатских судов собирали свидетельства о нелегальных сделках с недвижимостью. Даже местные гангстеры и те все время пытались следить за любыми нелегальными операциями. Тони сделал шаг к двери.

– Кто там?

Колокольчик продолжал звенеть.

– Ты думаешь, они тебя слышат? – спросил Дэвид.

– Может, и нет.

Он подошел ближе к двери и повысил голос:

– Кто там?

– Откройте, – послышалось в ответ.

– София? – спросил Тони.

– Дядя Тони! Я звоню уже пятнадцать минут. Он прошлепал вниз по ступеням и открыл дверь, заслонив своим телом, как непробиваемым щитом, почти весь дверной проем.

– Что ты здесь делаешь, София?

– Я хотела тебя попросить, чтобы ты меня подбросил до Рамаллы.

Тони испугался. Неужели что-то случилось с его братом?

– Что с Элиасом? Почему он не едет?

– Эти ублюдки соседи, он так расстроился из-за них...

– Он же был вроде в порядке?

– Да, он уже пришел в себя, – ответила София. – Но мы решили, что будет лучше, если в этот раз с юристом побеседую я. Папа говорил, что ты тоже туда собираешься.

Тони не знал, что сказать. София смотрела через его плечо.

– А что здесь делает отец Дэвид?

8

Перед тем как отправиться на встречу со своим арабским информатором, Сэмми Бен-Найм еще раз просмотрел его досье, чтобы освежить свою память. Информатора звали Эдвард Юсуф Салман, известный также как Абу Юсуф. Сэмми всегда называл его доктор Салман, это было более уважительно и профессионально. Сейчас они сидели рядом в автомобиле, водитель и пассажир, на автомобильной стоянке позади старых магазинов на Яффской дороге, в Западном Иерусалиме. Машина принадлежала израильскому правительству, но определить это не смогла бы даже полиция. Если бы машину угнали, а потом нашли, то полицейский компьютер сообщил бы, что она принадлежит некоему Эли Баруху из Хайфы, которого на самом деле не существует. А если и обнаружится такой, то это просто совпадение. Сэмми использовал машину как свою персональную.