Танцы с волками, стр. 40

Мясо было великолепным.

Не раздумывая более, он откусил еще раз. Неожиданно улыбка преобразила его лицо и он с триумфом поднял над головой то, что осталось от печени.

Охотники ответили на его жест дружным диким приветствием.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Как и многие из людей, лейтенант Данбер проводил большую часть своей жизни в стороне от событий, чаще бывая наблюдателем. Когда же он принимал в чем-то участие, его действия были вполне независимы. К примеру, он знал, как вести себя на войне, потому что имел определенный опыт.

Но эти планы уже давно расстроились, и теперь мысли о войне были спрятаны глубоко в сердце Данбера.

В течение его жизни что-то изменилось, когда он с энтузиазмом поднял вверх этот кусок печени — символ своего поверженного противника. И услышал крики поощрения от своих приятелей. Тогда лейтенант почувствовал удовлетворение от того, что принадлежит чему-то, чье целое было больше, чем любая из частей. Это было чувство, которое шло из глубины его души и давало начало всему. В дни, проведенные на равнине во время охоты, и в ночи, проведенные во временном лагере — чувство это уверенно росло и крепло. Армия неустанно требовала достойного служения каждого во имя бога или страны, или того и другого вместе. Лейтенант сделал все от него зависящее, чтобы усвоить эти принципы, но чувство долга перед занимало больше места в его сознании, нежели в сердце. Данбер никогда не опускался до пустой риторики патриотизма.

Дакоты были другими.

Они были примитивными людьми. Они жили в большом, уединенном живом мире, который люди их племени считали ничем большим, как сотни никчемных миль кочевого пути.

Но обстоятельства их жизни не имели для лейтенанта большого значения. Это была группа людей, живущая и процветающая благодаря служению. Они служили сами по себе. Служили, когда контролировали хрупкие судьбы своих жизней. Их существование неизменно было честно, без жалоб отдано на волю простого, красивого духа их веры, самой их жизни. Лейтенант Данбер неожиданно для себя обнаружил, что нашел то, что ему нравилось.

Он еще ничего не решил окончательно. Он не думал о том, чтобы стать индейцем. Но он знал, что сколько он пробудет среди них, столько времени он сможет служить одному с ними Богу — Великому Духу.

Это откровение сделало его счастливейшим из людей.

Разделка бизонов была колоссальным событием.

Всего было, по крайней мере, семьдесят убитых животных, разбросанных как капли шоколада по большому земляному полу. У каждой туши возилось по одной семье. Они разложили все свои приспособления и работали с поразительной скоростью и четкостью, превращая животных в полезные продукты.

Лейтенант не мог поверить, что возможно такое количество крови. Она растекалась по земле, как сок, пролитый на скатерть. Ею были покрыты руки и лица, а также одежда работающих. Кровь капал с пони и носильщиков, которые перетаскивали освежеванные туши к лагерю.

Они брали все: шкуры, мясо, внутренности, копыта, хвосты, головы… Через несколько часов работа была закончена. После нее прерия напоминала гигантский, недавно оставленный гостями банкетный стол.

Данбер провел эти часы, развалясь в стороне вместе с другими воинами. У всех было хорошее настроение. Всего двое из деревни были огорчены, но оба не сильно. Старый пони одного из них подвернул переднюю ногу, но это была небольшая потеря по сравнению с успехом, которого добились охотники.

Мужчины были в восторге, и это было написано на их лицах, когда они весь вечер разговаривали, покуривая свои трубки за едой, и обменивались всякими историями. Данбер не понимал слов, но истории были достаточно просты для того, чтобы можно было ухватить самую суть. Индейцы рассказывали о том, как каждый из них побывал на волосок от смерти, о сломанные луках и о тех, кого они потеряли.

Когда лейтенанта попросили рассказать свою историю, он сопроводил повествование о приключениях такой мимикой, таким театральным исполнением, что довел слушателей до сумасшедшего смеха. Это стало главным событием вечера, и ему пришлось повторить свой рассказ не менее полудюжины раз. С каждым разом результат был все таким же. К тому моменту, когда Данбер доходил до середины, его слушатели вынуждены были сдерживаться, пытаясь остановить боль от неудержимого смеха.

Лейтенант не имел ничего против. Он тоже смеялся. И не придавал значения тому, какую роль сыграла удача в его поступках, потому что знал, что они были стоящими. И еще Данбер знал, что из-за них ему открылось нечто удивительное.

Он стал одним из молодых воинов.

Первое, что он заметил по возвращении в лагерь в этот вечер — свою форменную фуражку. Она оседлала голову мужчины среднего возраста, которого Данбер не знал.

Возникла напряженная ситуация, когда лейтенант подошел к этому человеку и, указав на армейский головной убор, который довольно плохо подходил индейцу, безапелляционно заявил:

— Это мое.

Воин странно посмотрел на Данбера и снял фуражку Потом, повертев ее немного в руках, водрузил обратно на свою голову. После этих манипуляций индеец вынул из-за пояса нож, протянул его лейтенанту и, не сказав ни слова, пошел своей дорогой.

Данбер наблюдал за ним до тех пор, пока фуражка, нахлобученная на макушку чудака, не исчезла из вида. Лейтенант уставился на нож, который держал в руке. Ножны были похожи на настоящее сокровище и Данбер, отправляясь на поиски Брыкающейся Птицы, думал о том что в этой сделке ему досталась лучшая часть.

Он свободно передвигался по лагерю, и везде, где он проходил, его тепло приветствовали.

Мужчины узнавая кивали, женщины улыбались ему, а дети с криками неслись вдогонку. Все племя находилось в исступлении от перспективы большого праздника, и присутствие лейтенанта добавляло радости. Без объявления и без всеобщего сбора люди стали думать о нем, как о существе, которое обладало счастливыми даром обаяния и удачи.

Трепыхающаяся Птица привел Данбера в вигвам, где обитал Десять Медведей. Там должна была состояться небольшая церемония благодарности. Старый индеец был все еще заметно силен, и горб убитого им бизона сейчас первым жарился над огнем. Когда мясо было готово, Десять Медведей лично отрезал кусов, сказал несколько слов Великому Духу, а затем чествовал лейтенанта вручением ему первого куска.

Данбер отвесил свой обычный вежливый полупоклон-полукивок, откусил от протянутого ему ломтя небольшой кусочек и вернул мясо старому вождю. Этот жест произвел сильное впечатление на Десять Медведей. Он разжег свою трубку и снова оказал Данберу честь, предложив ему первому сделать затяжку.

Курение перед хижиной Десяти Медведей началось с наступлением ночи. Перед каждым из вигвамов был разведен костер, и на каждом костре жарилось свежее мясо: торбы, грудинки и большие куски отборной вырезки.

Светящийся в темноте, как маленький городок, временный лагерь сиял огнями до поздней ночи, и дым от костров поднимался в темное небо с ароматом, который можно было почуять за несколько миль от деревни.

Люди наедались так, как будто завтрашнего дня для них не существовало. Когда кусок уже не лез в горло, они делали короткий перерыв, собираясь в небольшие группы, чтобы праздно поболтать и поиграть в какие-нибудь игры. Но как только они чувствовали, что недавно съеденное улеглось, дакоты возвращались к кострам и снова жадно набивали желудки.

До того, как ночь стала близиться к рассвету, лейтенант Данбер почувствовал себя так, словно один съел целого бизона. Он и Ветер В Волосах обходили лагерь, и у каждого костра эту пару встречали по-королевски.

Они собирались отправиться к следующей группе пирующих, когда лейтенант задержался в тени позади одной из хижин и знаками объяснил своему спутнику, что у него уже болит живот и он хочет спать.

Но Ветер В Волосах не очень внимательно слушал Данбера в этот момент. Его внимание было сконцентрировано на кителе лейтенанта. Данбер посмотрел на свою грудь, где рядами блестели пуговицы, затем перевел взгляд на лицо своего спутника. Глаза воина почти остекленели, когда он вытянул вперед руку и пальцем дотронулся до пустой петельки.