Узник страсти, стр. 56

Экипаж подъехал к дому. Наклонившись к ручке дверцы, Эмиль сказал Ане:

– Я провожу тебя.

– Оставайтесь на месте, – сказал Равель твердым голосом. – Мой кучер отвезет вас туда, куда вы захотите. Я сам провожу Аню в дом, поскольку должен поговорить с мадам Розой.

Аня бросила на него быстрый любопытный взгляд, ощущая в его словах какое-то предзнаменование.

– Но, послушайте, – запротестовал Эмиль, – я обязан проводить в дом Аню… мадемуазель Гамильтон. Она находится на моем попечении.

– На вашем попечении?

В вопросе Равеля было столько едкой иронии, что Аня увидела, как брат Жана отпрянул назад. Она протянула руку и слегка прикоснулась к запястью молодого человека.

– Это очень любезно с твоей стороны, но в этом нет необходимости. Со мной все будет в полном порядке.

– Если ты так уверена, – сказал он напряженным голосом, в котором была слышна оскорбленная гордость.

– Я совершенно уверена.

Равель не стал больше ждать, а открыл дверь, вышел наружу и подал руку Ане. Когда она вышла, экипаж по его приказанию тронулся. Он подумал о том, чтобы предложить Ане руку, но вероятность того, что она примет ее, показалась ему очень маленькой. Она вошла под арку, ведущую к дому, и он продолжал идти рядом с ней.

– У тебя действительно есть дело к мадам Розе? – резко спросила Аня, когда они поднимались по лестнице в комнаты верхнего этажа.

– Да, действительно.

Она не могла представить, что бы это могло быть, и у нее даже не было желания думать об этом. Она устала, она так устала! И все же ей необходимо было выполнить еще некоторые обязанности. В салоне горел свет, и она вместо того, чтобы удалиться в свою комнату и оставить Равеля на попечении слуг, чувствовала себя обязанной узнать, сможет ли мачеха принять его.

Мадам Роза сидела на кушетке и читала роман. На носу у нее были очки, которые она иногда надевала, а в руке держала нож для разрезания страниц. Она подняла взгляд на них, когда они вошли в комнату, а затем сняла ноги с табуреточки и села, выпрямившись.

– Я начала беспокоиться… – заговорила она, но затем остановилась, увидев Анин взъерошенный вид. Ее лицо окаменело. Осторожно отложив в сторону нож и книгу, она сняла очки и поднялась.

– Где Эмиль?

Равель сделал шаг вперед.

– Боюсь, что я убедил его предоставить мне возможность проводить Аню в дом вместо него. Надеюсь, вы простите мою самонадеянность и бесцеремонное вторжение, мадам Гамильтон.

– Да, конечно, мсье Дюральд, – ответила мадам Роза.

В словах пожилой дамы было мало теплоты и еще меньше сердечности, но она достаточно владела собой, чтобы быть вежливой. Она пристально и оценивающе посмотрела на него. Равель глубоко вдохнул и сжал свою гордость в кулак.

– Я понимаю, что то, что я должен сейчас сказать, может стать для вас неожиданностью, а, с другой стороны, может и не стать ею. Так или иначе, я уверен, что вы хорошо обдумаете это и вспомните о недавних обязательствах. Я пришел, чтобы попросить у вас, мадам, официально и со всем подобающим почтением, руки вашей падчерицы Ани Гамильтон.

ГЛАВА 13

– Нет!

Ответ был дан не мадам Розой, а Аней. Она не хотела ничего говорить, ей казалось, что она не способна на это из-за той боли, которая забила ключом у нее в груди. Это единственное слово, исполненное гнева и отвращения, повисло в воздухе, пока они смотрела на Равеля, сжав зубы и высоко подняв голову.

Почему? – Его голос звучал опасно мягко, хотя опущенные ресницы скрывали выражение его глаз.

Она открыла рот, готовясь испепелить его, сказать, что она не собирается так легко уступить его жажде мести, но что-то в его виде, в том, как он стоял посреди небольшой элегантной комнаты, остановило ее. Ей было нелегко заставить себя произнести общепринятый ответ, но она сумела это сделать.

– Мы не подойдем друг другу.

– Аня, – сказала мадам Роза с оттенком беспокойства в голосе, переводя взгляд с Равеля на нее, – не торопись. Давайте сядем и все обсудим.

– Здесь нечего обсуждать. Мсье Дюральд сделал мне предложение, как того требует долг, и я ему отказала. Вот и все.

Равель издал звук, который, должно быть, выражал отвращение.

– Долг не имеет к этому никакого отношения, и ты это прекрасно знаешь.

– О да, я знаю, – сказала Аня, глядя на него долгим пристальным взглядом.

Бывают моменты, когда быть джентльменом – большое неудобство, подумал Равель, с трудом сдерживаясь. Он страстно желал либо задушить Аню ее же собственными блестящими волосами, либо перекинуть ее через плечо и унести отсюда туда, где он смог бы держать и ласкать ее до тех пор, пока ее холодные глаза не наполнятся жарким и томным желанием, а сердце и душа не откроются навстречу ему так, как, возможно, они были открыты однажды, в кресле в «Бо Рефьюж». Сегодня его мысли были прискорбно сосредоточены на одном, или так ему казалось. Боже, что с ним происходит? Почему она так преследует его? Она красива, горда, отважна, но таковы еще тысячи женщин. Он безумен: ведь он готов искать унижения, краха тщательно продуманных планов и даже смерти – и все ради нее.

Он повернулся к мадам Розе.

– Ваша падчерица находится в опасности из-за меня. Я хочу, чтобы у меня было право защищать ее, а также хочу должным образом компенсировать тот факт, что я скомпрометировал ее доброе имя.

Мадам Роза повернулась к Ане.

– Мне это кажется вполне разумным.

– Потому что вы не знаете его! – воскликнула Аня.

– А ты знаешь, всего после нескольких дней?

– Настолько, чтобы не хотеть узнать о нем больше.

Аня отвернулась от них, чтобы положить в кресло шляпку и снять перчатки. Вежливость, она должна быть вежливой, сказала она себе, сжав губы. Было бесполезно кричать и бранить его, и, кроме того, она могла расплакаться, а это бы вообще никуда не годилось. Она подумала, каким бы был ее ответ, если бы он пришел со словами любви и желания а не со словами холодного расчета? Подумав об этом, она вздрогнула. Когда дело касалось его, она чувствовала в себе слабость; она вполне могла бы попасться в подобную ловушку.

– Аня, – начал он твердо и одновременно с болью в голосе, которая, казалось, разрывала на куски ее хрупкое самообладание.

– Нет! – Она быстро обернулась лицом к нему, хлопнув перчатками по стоящему рядом маленькому столику. – Нет, я не собираюсь выходить за тебя замуж, никогда! Ты понимаешь меня?

Она презирает его. В таком случае ничто не мешало ему показать себя еще более достойным презрения.

– Никогда – это очень долго. А что, если я скажу тебе: выходи за меня замуж или жених твоей сестры умрет?

Она смотрела на него, и кровь отливала от ее лица. С трудом шевеля губами, она сказала:

– Ты этого не сделаешь.

– Разве?

– Это бесчеловечно. Ты не мог бы убить человека из-за подобной причины, я знаю, что не мог бы.

– Твоя вера весьма трогательна, хоть и ошибочна.

Вера! Именно этого не хватало в ее взаимоотношениях с этим человеком. В нем было нечто такое, чего она не понимала, что, как она подозревала, он прятал от нее. И все же она была уверена, как ни в чем другом, что он не сможет намеренно убить Муррея из-за нее. Он мог бы вызвать его на дуэль в порыве гнева или сразиться с ним на шпагах или пистолетах, если бы это было необходимо, но распространять вендетту настолько далеко было не в его характере. Было просто удивительно, насколько она была уверена в этом, при том что она не была уверена ни в чем другом.

Она приподняла подбородок.

– Это не имеет значения. Эта сделка уже заключена нами, по крайней мере я так думала. Насколько я помню, ты дал слово, что не будешь пытаться вызвать Муррея на дуэль. Если я не могу положиться на твое слово, которое ты дал мне тогда, то как ты можешь ожидать, что я сделаю это сейчас?

Где-то в глубине его сознания неохотно шевельнулось восхищение твердостью ее позиции, ее логикой и тем, как она говорила. Но это восхищение быстро прошло. Он выложил свою последнюю карту, и ему не оставалось ничего, кроме как выйти из игры. Он должен был знать, что все случится именно так, и все же ему трудно было принять тот факт, что физическая близость, которую они разделили, сладость ее подчинения не означали ничего. Его взгляд остановился на твердых изгибах ее губ, и память о прикосновениях к ней, ее вкусе и аромате была как кровавая язва, разъедающая его изнутри.