Тигрица, стр. 99

— Из-за какого звонка? — насторожилась Джессика.

— А ты разве не знаешь? Ему позвонили и сказали что-то насчет взрыва парохода, который произошел в прошлом году. Ну, помнишь? Когда погибло несколько человек. Так вот, похоже, что это был никакой не несчастный случай.

Кто-то хотел устранить Клода как конкурента, и, надо сказать, едва не преуспел.

— Но кто это мог быть? Мадлен дернула плечом.

— Я понятия не имею. Думаю, Клод и сам не знал. Человек, который ему позвонил, не назвал себя, он только сказал, что у него есть для него важная информация. Конечно, Клод обязательно бы все выяснил, но он так расстроился… В общем, он не успел ничего предпринять.

Джессика поняла, что ее дед умер до того, как успел узнать, кто так стремится уничтожить его и его дело.

— Но, может быть, он догадывался? Может, строил какие-то предположения? Он ничего такого не говорил?

— Он упоминал только инцидент с таможней по поводу обвинения в контрабанде наркотиков. Клод считал, что эти два случая могут быть связаны между собой. Кажется, у него на уме были Ник и Вик Гадденс — я слышала, как он звонил в банк и пытался поговорить с ним. — Мадлен с горечью улыбнулась. — Но это только мои догадки. Клод почти ничего мне не рассказывал и не посвящал в свои дела.

— Мне начинает казаться, — медленно проговорила Джессика, — что дед явно недооценил твои способности.

На светлой коже Мадлен проступил ярко-розовый румянец. Она открыла рот и хотела что-то сказать, потом заколебалась и внезапно выпалила:

— Мне кажется, Клод знал гораздо больше, чем говорил. Когда я везла его в больницу, он все время пытался сказать мне что-то важное. Что-то насчет Бразилии… Может быть, это глупо, но мне почудилось, что он очень боится за твоего Рафаэля.

— Он боится Рафаэля, или он боится за Рафаэля? — еле сдерживаясь, уточнила Джессика. Мадлен неуверенно наморщила лоб.

— Не знаю, я не уверена. Язык плохо его слушался. Один раз Клод сказал что-то вроде того, что Кастеляр-де стоит у них на дороге и что им придется позаботиться о нем, но, повторяю, я не уверена. Это было похоже на бред.

— Да, я понимаю, — со вздохом согласилась Джессика. Вытянув ноги перед собой, она откинулась назад и, положив локоть на мягкую спинку дивана, запустила руку в волосы. — Спасибо, Мадлен, — добавила она искренне. — Я очень рада, что ты пришла и мы смогли поговорить.

Мадлен улыбнулась ей почти смущенной улыбкой.

— Я тоже рада, — промолвила она. — Я пришла бы к тебе раньше, но я не была уверена, что Клод это одобрит. Ему не нравилось, когда у близких ему людей появлялись друзья. Он не то чтобы ревновал, просто… Ну, ты понимаешь?

— Он хотел быть для своих близких единственным и самым главным человеком, — со слабой улыбкой ответила Джессика.

— А если он переставал быть им, близкие становились ему не нужны, — подхватила Мадлен. — Примерно так обстояло дело с тобой и с Рафаэлем. Клод считал, что ты сама сделала свой выбор, и хотел посмотреть, что у тебя получится дальше, сумеешь ли ты принять следствия своего решения. Ты хотела мужа, ты его получила — вот как он считал.

Джессика удивленно поглядела на Мадлен.

— Он сам так тебе сказал?

Мадлен улыбнулась.

— Клод выразился гораздо крепче и гораздо короче — ты же знаешь, каким он был. Когда к нему попали фотографии, он не спал целую ночь, все прикидывал и рассчитывал, чем это может грозить тебе, ему, «Голубой Чайке». И он был уверен, что принял лучшее решение из всех возможных.

— То есть это не Рафаэль привез фотографии, когда приезжал в «Мимозу»?

— Конечно, нет! — Мадлен удивленно посмотрела на Джессику. — Клод получил их за несколько дней до того.

— А ты случайно не знаешь, кто их ему прислал?

— Нет. — Она покачала головой. — Они просто… появились. Может быть, их прислали по почте, может, еще как-нибудь. Я не знаю.

— Значит, это дед предложил Рафаэлю жениться на мне? — Джессика ждала ответа, чувствуя, как в ней нарастает страх, готовый захлестнуть ее с головой.

— Зачем же еще он мог пригласить его в усадьбу?

— Но ты не уверена, что именно это было главной причиной? — продолжала допытываться Джессика.

— Не вижу, какая тут могла быть другая причина? Конечно, из-за фотографий, ведь к тому времени Рафаэль уже выкупил закладную, так что, строго говоря, ты была ему уже не нужна. Он и так держал «Голубую Чайку» за горло.

Да, она была ему не нужна, но он все равно согласился на брак с нею. Почему? Ведь не из сострадания, не из чувства ответственности, не из-за того, что он ее скомпрометировал, ибо на исходе двадцатого века эти понятия давно вышли из моды, и почти никто не воспринимал их всерьез. Тогда, может быть, потому, что две другие женщины, которые были в его жизни, нанесли ему слишком серьезную душевную рану, и Рафаэль не хотел, чтобы это повторилось? Он жалел ее, утешал, всячески помогал ей; наконец, он включил ее в число людей, за которых нес моральную ответственность… Возможно, впрочем, Рафаэль просто-напросто решил, что обязан уступить Клоду Фрейзеру хотя бы в этом вопросе, ибо понял, что и так отнимает у него слишком много.

— Да, — согласилась Джессика упавшим голосом. — Наверное, так оно и было.

— Да нет! — всполошилась Мадлен. — Не думай, что раз Клод все это устроил, значит, он тебя не любил. Он очень любил тебя, Джесс.

Джессика лишь неопределенно хмыкнула, что можно было с некоторой натяжкой принять как знак того, что она не очень возражает против услышанного.

— Я же знаю, что ты не хотела бросить его, но ты выросла, и у тебя появились свои дела, — с горячностью продолжала Мадлен. — Вот почему Клод решил сам отослать тебя. Ему было легче убрать тебя с глаз долой, чем постоянно видеть тебя и каждый раз убеждаться, что ты больше не его маленькая Джессика. И еще… Мне кажется, что женщины, у которых есть своя голова на плечах, немного пугали его. Во всяком случае, Клод считал, что только такая женщина способна покинуть его, если она вдруг решит, что без нее ему будет лучше.

— Я знаю, — печально отозвалась Джессика. Ей и в самом деле вдруг сделалось очень грустно. Как будто мало того, что люди несовершенны, с горечью размышляла она. Как будто мало им собственных слабостей, так нет — кому-то понадобилось, чтобы жизненные обстоятельства и события продолжали ранить их души и калечить характеры. Вот почему люди то и дело говорят вещи, о которых потом жалеют; совершают поступки, а потом плачут над делом рук своих, ибо ничего изменить уже нельзя.

И она сама отнюдь не была исключением из общего правила.

22

Орхидеи на рабочем столе Джессики были такого удивительного бледно-лилового цвета, что порой казались почти серыми. Тяжелая серебряная ваза была выполнена в такой необычной манере, что ее можно было принять за подлинную археологическую древность, относящуюся к культуре майя доколумбовой эпохи. Впрочем, Джессика не исключала, что так, возможно, и было.

Но, несмотря на очевидную красоту цветов и редкостный дизайн вазы, подарку чего-то недоставало. Он казался Джессике каким-то неживым, холодным, строгим, а его бесцветное совершенство просто физически угнетало и подавляло ее.

Никакой карточки или записки к букету приложено не было, но в них не было никакой необходимости, поскольку цветы в офис «Голубой Чайки» доставил Карлос собственной персоной. Теперь он сидел на краешке ее рабочего стола и напропалую любезничал с Софи, которая с хихиканьем отвечала на его комплименты.

При виде вошедшей Джессики улыбка Карлоса погасла. Соскочив со стола, он шагнул ей навстречу и расцеловал в обе щеки.

— Доброе утро, сеньора Джессика, — приветствовал он ее самым почтительным тоном.

Его манеры странным образом тронули Джессику. В них было и уважение, и признание ее авторитета, и родственное тепло, и искренняя привязанность, тем более ценная, что она ничего для этого не сделала. Вместе с тем его неожиданное появление испугало и встревожило ее, особенно когда Карлос многозначительно кивнул Софи в знак того, что она должна удалиться.