Обольщение по-королевски, стр. 74

— Ублюдки! Свиньи! Я должен был догадаться, что все дело в бабе! Из-за вашей подлой похоти нас в конце концов разбил этот хвастунишка Мак-Каллаф. А теперь вы еще зажгли настоящий маяк, чтобы чертов шотландец, сын сатаны, быстрее заприметил нас и явился сюда!

— Нам была очень нужна женщина! — заскулил один из насильников. Все они уже отвернулись от Клэр. Пятый насильник тоже сполз с нее и застегнул брюки, убрав в них свою бессильно опавшую плоть. Клэр с минуту лежала неподвижно, а потом натянула на колени задранный подол ночной рубашки, прикрыв свою наготу.

— Вы что, не могли подождать? Всего несколько минут и у нас были бы все женщины лагеря и сам лагерь в придачу со всей пищей, конями, награбленным золотом плюс сам Мак-Каллаф, чтобы нам на потеху исполнить танец в воздухе на конце толстой веревки, переброшенной через перекладину.

— Но эти две бабы прибежали прямо к нам в руки.

— Вы не имели права покидать поле боя во время схватки, и пока мы сражаемся, искать место для развлечения с бабами! Дураки! Предатели! Я должен был бы прикончить вас.

Человек, которого остальные называли Чарли, сжал кулаки и выступил вперед.

— Пошел ты к черту! Мы взяли то, зачем пришли, и оставь нас в покое!

— Ты сейчас сам пойдешь к черту, мой друг! — отозвался атаман негромким голосом. И вдруг в порыве ярости неуловимым движением он выхватил кинжал. В мгновение ока испанец метнул кинжал, и он стремительно пролетев — вращаясь в воздухе, — вонзился в человека по имени Чарли. Тот издал хриплый крик и повалился навзничь, схватившись уже бессильной рукой за рукоять пронзившего его сердце кинжала. Чарли упал прямо на ноги Клэр — та в страхе вздрогнула всем телом и оттолкнула его, садясь на земле и поджимая под себя ноги.

Напряженная, звенящая тишина воцарилась на лесной поляне. Остальные разбойники медленно отошли к умирающему костру с широко открытыми от ужаса глазами, ожидая, что дальше сделает неистовый испанец.

Внезапно атаман рассмеялся. Он подошел, чтобы забрать свой кинжал, и вытер его о брюки, прежде чем вложить в ножны. Затем, как будто только что заметив Анджелину, лежащую на боку у костра, он направился к ней.

Анджелина плотно сомкнула веки. Медленные, нарочито размеренные шаги приблизились и остановились рядом с ней. Чувство, что на нее смотрят, разглядывают ее беспомощно лежащее тело, — было почти непереносимым. Ей хотелось вскочить на ноги, чтобы встать, по крайней мере, лицом к липу с атаманом или закричать и ударить его. Но Анджелина знала, что такая слабость с ее стороны, уступка собственным раздраженным нервам, ничего не принесет ей, кроме новой беды. Сжав зубы, она заставила себя лежать тихо и притворяться впавшей в глубокий обморок — даже тогда, когда она услышала совсем рядом с собой шелест одежды испанца и почувствовала, что он присел на корточки около нее. Атаман взял ее вялое безжизненное запястье.

— Возможно, захватив в плен вот эту девицу, вы нанесли тем самым ублюдку шотландцу удар, о силе которого сами не подозреваете. Кстати, что это с ней?

Разбойники сразу же загалдели, спеша ответить атаману и перебивая друг друга.

— Жаль. Будет очень неприятно, если она пострадала серьезно.

В ледяном тоне его голоса слышалась угроза. Четыре оставшихся в живых человека из тех пятерых, которые захватили и увезли ее, поспешили заверить своего атамана, что удар был совсем пустяковым шлепком. Причем один из них почти наугад — или, может быть, о чем-то догадываясь — вдруг заметил:

— Вполне возможно, Дон Педро, что она просто изображает здесь полумертвую, чтобы мы не тронули ее.

— А! Спящая красавица, — задумчиво проговорил испанец, — хорошо, посмотрим, смогу ли я ее разбудить?

Она еще не успела испугаться его слов, как уже оказалась в его объятиях. Его тонкие, горячие губы, пахнущие табаком и покалывающие ее кожу жесткой щеточкой усов, впились в губы Анджелины. Одно короткое мгновение ей, казалось, что она может выдержать это испытание, но когда его язык начал пробовать на вкус ее губы, стараясь проникнуть внутрь, чувство непреодолимого отвращения захлестнуло ее.

Сделав глубокий вдох, она резко отвернулась, пряча от него свои губы, и уперлась руками в грудь атамана, отталкивая его, что было сил, но не в состоянии вырваться из его объятий, связавших все ее движения, как крепким канатом.

Хриплые крики и грубый смех огласили поляну.

— Ты привел ее в чувство, старина, а теперь возьми ее!

Тяжелый взгляд испанца буравил Анджелину, широко открывшую серо-зеленые глаза. Так же резко, как он схватил ее в свои объятия, он выпустил девушку; Анджелина упала назад на попону, успев опереться на один локоть.

— Она должна подождать, пока мы доберемся до более безопасного места — и я буду… посвободнее. Некоторые вещи не терпят спешки.

Глава 14

— По коням! Пока в путь!

Анджелина переживала, пожалуй, самые неприятные минуты в своей жизни. Она скакала на одной лошади с испанцем, сидя позади него, ее руки обхватывали атамана за талию, а запястья были связаны у него на животе. Ее голова раскалывалась, будто в нее глубоко вонзили острый нож. Анджелина пыталась сидеть прямо, чтобы лишний раз не дотрагиваться до омерзительного ей разбойника. Ее спина и руки занемели от напряжения. Но когда во время скачки ее начало все чаще бросать на одетую в темно-зеленый бархат спину атамана, Анджелина постепенно смирилась и оперлась на него, тут же скорее почувствовав, чем услышав его самодовольный смех. Она собралась было снова выпрямиться, как бы это не было ей трудно, но потом решила не тратить зря последних сил и поберечь себя.

Разбойники оставили своего убитого товарища валяться распластанным в грязи около тлеющих углей догоревшего костра — бросив его лесным хищникам, волкам и лисицам.

Жестокие безжалостные мысли терзали Анджелину, последняя надежда погасла у нее в душе.

Она продрогла, ее платье отсырело за то время, пока девушка лежала на конской попоне. На Анджелине не было верхней одежды — ни плаща, ни накидки. Холодный ночной ветер во время стремительной скачки продувал ее до костей, и она испытывала помимо своей воли унизительное для нее чувство благодарности за живое тепло, исходящее от тела испанца.

Если Анджелина чувствовала себя неуютно и мучилась от тяжелых предчувствий, то каково было в этот момент Клэр, одетой в жалкие остатки шелковой ночной рубашки! Клэр маячила перед глазами Анджелины белым расплывчатым пятном, она тоже сидела на коне позади одного из разбойников, и время от времени сквозь монотонный топот копыт Анджелине казалось, что она слышит крики, вырывающиеся из груди кузины.

Анджелина постаралась отвлечься, мысленно перенесясь в лагерь Мак-Каллафа. Она спрашивала себя, что сейчас делает Рольф? Вернулись ли его телохранители с охоты? И отправились ли они уже все вместе на еще более грандиозную вылазку за опасной дичью? Однако, Анджелина не могла слишком надеяться на них. Нельзя было с уверенностью сказать, знает ли Мак-Каллаф, где находится убежище испанца, и нельзя было гарантировать, что спасение подоспеет вовремя. Анджелина могла полагаться только на саму себя, но сумеет ли она справиться со столь сложными обстоятельствами своим единственным оружием — здравомыслием и отвагой?

По сравнению с лагерем испанца, лагерь Мак-Каллафа казался просто роскошным.

Анджелину и Клэр втолкнули в маленькую хижину, состоявшую всего из одного помещения, без потолка — так что вверху виднелось низкое перекрытие крыши, окон не было, но было две двери, расположенные одна напротив другой, пол был грязным, стены бревенчатые, необшитые и даже неотесанные. С этой обстановкой совершенно не вязались три изящных полированных кровати из дерева с резными спинками. Они были застелены ткаными покрывалами тонкой работы, стегаными одеялами, сделанными терпеливой искусной рукой, и простынями с монограммами; правда, белье было довольно несвежим.

Дорогие брюссельские ковры устилали грязный пол, а возле грубого обмазанного глиной камина была свалена столовая посуда из серебра, меди, а также причудливые осколки и целые, но треснувшие чашки, тарелки, блюдца, составлявшие когда-то чудесные фарфоровые сервизы.