Буканьер его величества, стр. 4

Мисс Присцилла и майор, которым не терпелось узнать, кто же их попутчик, спустились в просторную кают-компанию, где уже шли приготовления к ужину.

Однако узнать им удалось немного: представляя им незнакомца, капитан назвал его Шарлем де Берни, из чего следовало, что он был француз. Хотя с первого взгляда сказать это было трудно, потому что по-английски он изъяснялся довольно легко и непринужденно. Его национальность скорее выдавали присущие ему чисто французская экспрессивность и подчеркнутая обходительность — слишком откровенная, по мнению майора, воззрившегося на него широко раскрытыми голубыми глазами. Для себя майор уже решил, что будет относиться к незнакомцу нарочито равнодушно, и только порадовался, когда не нашел никаких оснований, могших изменить его решение: дело в том, что в силу своего положения майор Сэндз презирал всех, кто, подобно ему, был лишен привилегии родиться англичанином.

Господин де Берни был высок, строен и на вид крепок. На нем были голубые гладкие чулки, подчеркивающие стройность его гибких ног. Его лицо покрывал сильный загар. И, как не преминул заметить майор Сэндз, оно поразительно напоминало лик его величества покойного короля Карла II в пору его молодости — ибо французу было не больше тридцати пяти. Тот же удлиненный череп, такие же острые скулы, тот же нос и тот же выступающий вперед подбородок, такие же тонкие черные усики над полной верхней губой, тот же рот, застывший в едва уловимой сардонической улыбке note 17 , характерной для усопшего монарха. Над его темными глазами, вспыхивающими, точно яркий факел, нависали черные как смоль брови.

Судя по всему, к своим спутникам он питал несравнимо меньший интерес, нежели они к нему. По крайней мере, такое впечатление складывалось сначала. Хотя его лицо по-прежнему хранило маску учтивости, защищавшей его, словно щит, было видно, что беседа, которую он вел с капитаном, вселила в него некоторую тревогу.

— Раз уж вам в тягость зайти на Мари-Галант note 18 , капитан, дайте мне хотя бы шлюпку, и я сам доберусь до берега.

— Но я не собираюсь заходить в воды Гваделупы, — возразил капитан. — А случись там какая-нибудь заваруха?.. Хотя я и знаю свой долг, у меня нет ни малейшего желания рисковать. Это мое последнее плавание, и я сделаю все, чтобы оно прошло спокойно. В Девоне note 19 меня ждут жена и четверо детишек. И уж я постараюсь держаться подальше от этого пиратского гнезда — Гваделупы. Я и без того рискую, согласившись высадить вас на Санта-Крусе note 20 .

Мисс Присцилла, сидевшая рядом, оживилась.

— Вы говорите — пираты, капитан? — сказала она, наклонившись к нему.

— Да-да, мисс, они самые…

Заметив на лице своей подопечной тень тревоги, в разговор вступил майор:

— Полноте, капитан! При дамах не пристало говорить о пиратах. Кроме того, их уже давно нет, они существуют разве что в воображении трусов.

— О, сударь, не скажите! — возразил капитан, весь зардевшись, и насмешливым тоном продолжил: — Хорошо, сударь, раз вы полагаете, что в Карибском море нынче тишь да гладь, как в пруду английского парка, пусть будет по-вашему.

И он принялся за ужин, а майор Сэндз обратился к господину де Берни:

— Стало быть, сударь, вы с нами только до Санта-Круса?

— Нет, сударь. Я собираюсь плыть во Францию и ищу попутный корабль.

Майор стушевался:

— Но, сударь, лучшего судна, чем наше, вам не найти. Почему бы вам не отправиться с нами до Плимута? Ведь оттуда до Франции, через Ла-Манш, рукой подать.

— В самом деле, сударь, — ответил де Берни, — я об этом как-то не подумал.

В то же мгновение майор пожалел, что оказался столь словоохотлив. К своему великому сожалению, он услышал, что мисс Присцилла, подхватив мысль, так сильно его обеспокоившую, сказала французу:

— А теперь вы, надеюсь, подумаете, сударь?

Де Берни взглянул на нее, и в его темных глазах блеснул огонь. А на губах заиграла ласковая улыбка.

— Право, мисс, — промолвил он, — ваше присутствие способно ввергнуть в смущение любого мужчину.

Майору такой ответ показался на редкость дерзким. Однако после короткой паузы француз сумел выйти из этого щекотливого положения;

— Но, увы! На Санта-Крусе меня ожидает приятель. Мы вместе должны плыть во Францию.

Тут в разговор опять вмешался майор.

— Но, — удивленно заметил он, — вы только что просили капитана высадить вас на Гваделупе. Выходит, раз не Гваделупа, подавай вам Санта-Крус, так, что ли?

Своим вопросом он надеялся озадачить француза, но не тут-то было. Повернувшись к нему, тот одарил его улыбкой, на сей раз больше напоминавшей презрительную усмешку:

— Зачем же обличать невинную ложь, к которой приходится прибегать ради того, чтобы выказать любезность даме? Это по меньшей мере бестактно, сударь.

Майор покраснел, но сдаваться и не подумал:

— А зачем прибегать ко лжи, сударь?

— Позвольте, сударь, задать вам встречный вопрос: а зачем прибегать к любезностям? Каждый поступает сообразно со своей натурой. Один прибегает ко лжи — ради того, чтобы казаться любезным, а другой допускает бестактность — из самых искренних побуждений. И каждый из нас по-своему достоин восхищения.

— Клянусь честью, сударь, тут уж я с вами ни за что не соглашусь!

— Тогда давайте спросим мисс, пусть она нас рассудит! — улыбнувшись, произнес француз.

Но мисс Присцилла покачала белокурой головой.

— Если так, то мне придется выступить против одного из вас, а для меня это будет очень нелегко! — ответила она.

— В таком случае я приношу вам извинения за мою просьбу, и давайте оставим этот разговор, — предложил де Берни. И, обернувшись к капитану, перевел беседу на другую тему.

После этого разговора майор почувствовал себя униженным.

— Я думаю, французу не доставило удовольствия оказаться в таком неловком положении, — сказал он мисс Присцилле, когда они вернулись на корму.

Мисс Присцилле очень не понравилась плохо скрываемая неприязнь майора к столь учтивому чужеземцу. Кичливость майора вызывала у нее раздражение.