Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным, стр. 44

Неоспорим другой факт. После исчезновения Ноэми буйство сил мрака сразу пошло на убыль и вскоре почти прекратилось. Уже немало лет все мы живем спокойно. Я и сейчас не знаю, есть ли связь между этими событиями.

С тех пор я пережил немало приключений и здесь и наверху. Возраст дает о себе знать все чаще. Если бы не друг мой Тюнь-Пунь, я, вероятно, не дожил бы до сегодняшнего дня. Наша случайная встреча когда-то в Китае и моя незначительная помощь мудрецу обернулись долгой и плодотворной дружбой. Остаток жизни моей протекал безрадостно, но ваше появление, дорогой Пиччи-Нюш, заронило в мое сердце надежду… Скажите, каким образом надеетесь вы в будущем, в вашем времени, оживить моего племянника?

— Когда Мурлыка Дракошкиус явился Лизе во сне, — медленно произнес Печенюшкин, — он упомянул о волшебной коробочке с гримом, принадлежащей Тюнь-Пуню, о зеленой краске. Я прошу врачевателя рассказать нам — в чем заключается чудесное действие грима?

— Есть древняя легенда, — неуверенно начал китаец. — Если живописец изображает дракона, нельзя полностью прорисовывать глаза. Стоит коснуться его зрачков зеленой краской — дракон оживет и улетит. Быть может, в этом и заключается секрет воскрешения племянника Базилевса? Но вы, Пиччи, должны найти ЗДЕСЬ Мурлыку Баюновича и передать ему мой рассказ о коробке с красками. Тогда круг замкнется. Мои знания — через вас, дракона, Лизу — снова попадут к вам в будущем. Мурлыка Дракошкиус оживет, вспомнит тайну предмета, побеждающего зло, и вы, все вместе, расправитесь с силами тьмы.

— Вы забываете о главном, — печально возразил мальчик, — о том, чего нельзя восстановить. Пробито сердце дракона. К великому сожалению, мы оказались в тупике…

Базилевс пружинисто сел на постели.

— У меня хватит сил прорубить выход! — воскликнул он, позабыв о болезни. — Только не перебивайте, прошу вас! Уверяю — другого выхода не найти. Подойдите ко мне поближе, друзья! Слушайте же…

Глава седьмая

СПЕКТАКЛЬ С СЮРПРИЗАМИ

— Кто тебе, Печенюшечкин, дороже — какой-нибудь китайский мудрец или, например, я?! — Лиза серьезно обиделась. — Почему поехал Тюнь-Пунь? Я, может быть, больше всех хотела Дракошкиуса увидеть!

— Ты хоть во сне с ним встречалась, — грустно заметила Алена. — А я вообще никак. Уже и голос его стала забывать. Пиччи! Ну теперь-то ТОЧНО все будет нормально? Почему ты нам мало рассказываешь?

— Ничего себе, мало! Часа три болтаю. Даже охрип… Тюнь-Пунь поехал предупредить Мурлыку Баюновича, потому что они прекрасно знакомы. Дракон ему доверяет. К тому же задача у мудреца непростая. То, что он скажет Дракошкиусу, тот должен забыть и вспомнить лишь после смерти, явившись Лизе во сне. Это, конечно, слишком уж мудрено. Но проще у нас не вышло, делать нечего.

— Ну и что! — не сдавалась Лиза. — Отправились бы все вместе. Как интересно! Мы его знаем, а он нас нет. Ты как считаешь, мы бы ему понравились? Слушай, он же меня и не видел с коротким носом!

— Поспешать надо, Лизавета! — Узнав, что пора домой, Федя стал заметно нервничать. — Делов — край непочатый. Меня, поди, лиходеи уже и с поста сковырнули. Вернусь — душу из них выну. Ух, Печенюшкин, и наведем мы с тобой шороху!

Пиччи рассеянно кивнул.

— Можем и шороху навести, — заметил он, глядя на домового с легким оттенком сомнения, — и тень на плетень… Это мы запросто… Вот только мне, изгнаннику, из своей мастерской не выйти. Как доставить туда тело Мурлыки Баюновича из Драконьей пещеры? Тыщенция Кувырк смертельно напугана. Его воскресение — это ее погибель. Она всеми силами будет нам мешать, а мы даже не знаем, где скрывается колдунья.

— За Дракошкиусом мы с Аленой слазим, — уверенно объявила Лиза. — Нам к пещерной жизни не привыкать. То в Фантазилье за водичкой гоняли, то в Бразилии за бриллиантами. Только надо фонарики. В Драконьей пещере сильно уж темно. Пиччи! А мы его унесем, каменного? Тяжелый ведь! Что, если Дракошкиуса прямо там живой водой из ведра полить? Вот честно скажи — ты об этом думал?!

— Ну, если честно, так даже поливал. Увы, не тот случай. Если пробито сердце дракона, не помогает и живая вода. Воскресить дракона еще никому не удавалось. Мы с вами первопроходцы.

— А ты до конца теперь будешь темнить? — Лиза укоризненно поморщилась. — Что за манера? Ведь явно, у тебя программа действий выстроена. Что, приятно нас за слепых котят держать?

— Лизонька, милая, не обижайся! — взмолился Печенюшкин. — Во-первых, программа у меня еще с пустотами. Нерешенных вопросов уйма. Во-вторых, чем меньше вы знаете, тем меньше можете случайно выболтать. Нет, нет, вы девочки умные и осторожные. Но больно уж враги у нас серьезные, могут и обманом разговорить… Алена, а ну улыбнись! Я смотрю, ты заплакать собралась — это, во всяком случае, преждевременно. Давайте лучше уточним планы на вечер. Тюнь-Пунь обещал вернуться после обеда, в семь у нас последний спектакль на площади — закрытие сезона. Прощаться с Базилевсом будем до представления или после?

— Я хочу после, — жалобно протянула Аленка. — А то мы все впопыхах живем. Лампусик, мы вечером уезжаем, а ты так и не узнал, кто мне цветы с браслетами присылает?

Эльф замялся, даже покраснел от смущения.

— Аленушка, я выясню, если хочешь, — пробормотал он, запинаясь. — Только стоит ли? Вдруг ты будешь разочарована? Может, твой поклонник маленький, или толстый, или лысый, или какой-нибудь гномик с красным носом. А то еще, скажем, тролль или водяной…

Алена задумалась над сомнительной радостью обладания истиной.

— Ладно! — объявила она. — Не буду торопиться. Только, чур, давайте сюда еще вернемся, если все хорошо кончится. С новой пьесой. У Лизки давно руки чешутся. Как ты ее назовешь? «Затерянная в картошке»?

— Остроумной себя считаешь? — обиделась Лиза. — Конечно, оскорбить творческую личность ничего не стоит. Я бы критиковать разрешала только тому, кто сам талантливый мастер. Да еще и удачливый, чтоб никому не завидовал. А следующую пьесу я назову просто. Например, так: «Коварство низменных злодеев и трепетной красавицы любовь».

— Дельно! — одобрил Федя. — На такое народ повалит. И то — надо о приданом не забывать. На один домик мы уже, почитай, сколотили. Хотя и без убранства: машина-стиралка нужна, диванчик какой-никакой, в кухню буфет да табуретки, люстры-лампочки, начнешь покупать — не кончишь… Однако, Лизон, тебе этих пьес штук пяток придется накатать.

— Конечно, — задумалась Лиза, — заманчиво отдаться творчеству целиком. Школу можно бросить… хотя английский жалко, и физкультуру я люблю… Но это что же, тогда, выходит, Машка Кудрявцева по литературе первой в классе станет? Нет, буду учиться. Да и завуч Гоша без меня зачахнет — с кем ему иначе бороться, бедненькому…

— Лето не за горами, — подсказал Печенюшкин. — Я, ребята, уже лет сто мечтаю о каникулах. Если управимся здесь с делами, может, махнем на июль в Австралию, в город Люгера. Все вместе, а? Возьмем Фантолетту, Морковкина разморозим… Ларри давно зовет. Пишет, что построил для нас чудесный дом, прямо на берегу, в начале улицы Просвещенного Дракона…

— А как его письма к тебе попадают? — удивилась Аленка. — С Земли в Фантазилью, как в сказке? Он же не маленький!

— Ну, — улыбнулся Пиччи, — Ларри Люгер человек незаурядный. Талантов и решительности не занимать. Для него невозможного мало.

Лиза с Аленкой, обнявшись, мечтательно уставились вдаль. Им виделся сказочный домик на берегу океана, чудесный город, полный выздоравливающих детей, и, конечно же, пушистый добрый великан, выглядывающий сразу из трех окон первого этажа…

— Будешь вставать рано, Лизок, — продолжал Печенюшкин, — и, пока все спят, два-три часа работать под шум прибоя, на террасе. Романтично? Писать черной тушью на шелковистой, плотной, голубой бумаге… А потом общее пробуждение, веселье, купанье, завтрак и развлечения до заката… Эх, неужели доживем?!

— Не огарчивайтесь, фантмейстер! — забеспокоился Лампусик. — Непременно доживем! Все беды преходящи, пока мы молоды и дружны. Еще не раз предстоит жмуриться от солнца, звенеть булатом, восхищаться красавицами и бросаться, очертя голову, в новые приключения.