Близко-далеко, стр. 52
Через несколько минут машина остановилась возле потемневшего старинного здания, похожего на крытый рынок.
Ричи пояснил:
– Здесь когда-то был невольничий базар… Ведь в семнадцатом, восемнадцатом и даже девятнадцатом веках в Южную Африку привозили немало рабов из Индии, Малайи и других азиатских стран. А кроме того, сюда тысячами гнали местных негров. Под этими потемневшими сводами продавали и покупали людей. Мрачное напоминание о мрачном прошлом!
Ричи резко махнул рукой, точно хотел отбросить призраки минувшего, и голосом, в котором слышалось смущение, прибавил:
– Впрочем, настоящее едва ли лучше… В этом вы сейчас убедитесь.
Двадцать минут спустя автомобиль оказался точно на другой планете. Куда девались блеск и роскошь нарядной Аддерлей-стрит? Куда исчезли широкие улицы, большие красивые дома, потоки машин, толпы хорошо одетых пешеходов? Кругом вились узкие, тесные, вонючие улочки. Ни мостовых, ни тротуаров, ни фонарей, ни даже домов!.. Хижин и тех не было. Просто из старых деревянных ящиков, из обломков жести и глины люди слепили какие-то конуры, землянки, в которые можно было вползать только на четвереньках. Эти конуры составляли целый огромный город – с запутанными ходами, переулками, тупиками. Кругом бегали полуголые, босые ребятишки. Лениво лаяли облезлые собаки. Иногда слышался крик осла, иногда раздавалось кудахтанье курицы… Иссохшие старухи разговаривали, сидя у своих конурок. И всюду – только негры! Ни одного белого! Даже «цветные» встречались редко.
Это были кварталы для африканцев, коренных жителей страны.
Автомобиль с белыми был здесь большой редкостью. Около него сразу же собралась толпа. В глазах негров любопытство смешивалось с недоверием и страхом. Пристальные, вопрошающие взгляды смущали советских гостей. Им стало как-то не по себе. Они вышли из машины. Таня нагнулась к курчавому мальчику лет семи и вдруг с ужасом воскликнула:
– Трахома!
Рядом стояла худенькая девочка. Ее глаза ярко блестели, впалая грудь то и дело сотрясалась сухим кашлем.
– А у этой туберкулез… – как бы про себя заметила Таня.
Степан окинул взглядом толпу и спросил, говорит ли кто-нибудь из местных жителей по-английски. Среднего роста негр с умным изможденным лицом поклонился и на ломаном английском языке тревожно спросил:
– Что нужно господину?
– Можно нам зайти в какую-нибудь хижину?
– Заходите… – нерешительно ответил африканец. Ему, видно, неясно было, хорошего или плохого следует ждать от этих гостей.
Все двинулись за негром. Жилище его находилось в двух шагах. Оно было чуть получше других: маленькая, подслеповатая землянка, в углу которой чернел крошечный очаг. Пожилая женщина возилась около огня. С испугом взглянув на белых, она быстро отвернулась.
– Где ты работаешь? – спросил Ричи хозяина дома.
– Моя работай хорошо, – ответил негр. – Моя работай прачка… Моя получай два шиллинга в день…
– Это значит, – пояснил Ричи, – что он получает в шесть раз меньше, чем получал бы белый на его месте… Впрочем, белые в прачечные не идут.
– Сколько вас здесь живет? – поинтересовалась Таня.
Африканец весело заулыбался и затем, считая по пальцам, сказал:
– Моя живет… Мой хозяйка живет… Четыре детки живет… Моя хорошо живет!..
– Не удивляйтесь! – вставил Ричи. – Здесь в таких лачугах нередко ютятся по десять – двенадцать человек.
Таня зябко передернула плечами и вышла на улицу, на свет.
Глава тринадцатая
ДРАМА СЕМЬИ ТАВОЛАТО
Капитан парохода «Диана» не понравился Петрову о первого взгляда. В Ленинградском порту и в заграничных плаваниях Степану не раз приходилось сталкиваться с английскими моряками, и у него составилось о них вполне определенное представление. Английский капитан – это, как правило, крепкий, худощавый человек с обветренным лицом, прямым, твердым взглядом серых или голубых глаз, с ровным, несколько хриплым голосом и внушительной неторопливостью движений. Английский капитан не любит много разговаривать. Но если приходится что-либо говорить, то говорит ясно, веско, точно отдает команду. Английский капитан – это обычно моряк в третьем или четвертом поколении. Он свято хранит морские традиции и… морские суеверия. Политики он не любит и от всяких попыток втянуть его в политику отмахивается, но по своим взглядам и настроениям близок к консерваторам. Он строго соблюдает кодекс морской чести: глядя на него, не сомневаешься, что в случае несчастья он последним покинет тонущий корабль.
Капитан «Дианы» Вальтер Смит совсем не походил на типичного английского капитана. Это был средних лет человек, с бегающими карими глазами и с чрезвычайно подвижным матово-бледным лицом. В его суетливой фигуре, в голосе и жестах не было того глубоко вкоренившегося чувства собственного достоинства, которое так характерно для настоящего английского «морского волка». Он как-то слишком охотно сгибался перед важными особами и слишком надменно покрикивал на команду.
Впоследствии Петров узнал, что Вальтер Смит и не являлся потомственным моряком. Его отец был маклером ливерпульской биржи, и Вальтер стал моряком случайно. Но, став им, он обнаружил большую изворотливость, быстро достиг высоких чинов и превратился в капитана-дельца, в моряка-спекулянта. Это и наложило печать на внешность и манеры Вальтера Смита.
«Диана» отплывала ровно в полдень. За полчаса до отхода на борт прибыл сэр Вильям Драйден. Он встретился с советскими путешественниками, как со знакомыми, но поспешил сразу же отойти от «большевиков», чтобы у посторонних не создалось впечатление о его близости к ним. Проводить отъезжающих прибыл и Бингхэм. Ему было очень приятно в последний раз увидеть Таню, но, опасаясь каких-либо «нежелательных толков», он больше держался около Драйдена.
На пристани был и Ричи. Он не отходил от своих советских друзей. Чувствовалось, что ему дорога была каждая минута общения с ними.
Когда погрузка судна заканчивалась, в толпе провожающих вдруг произошло движение. По трапу поднялся высокий, костлявый человек с уверенными движениями и надменным выражением лица. Все взоры были устремлены на него.
Капитан Смит с подобострастием бросился навстречу посетителю, и через мгновение оба исчезли в капитанской каюте. Спустя несколько минут высокопоставленный гость вышел из каюты и в сопровождении мелко семенящего сбоку капитана торжественно спустился на берег.
Бингхэм и Драйден многозначительно переглянулись, а Ричи проворчал, обращаясь к советским друзьям:
– Это Саймон… Один из алмазных воротил. Можете быть уверены, тут пахнет какой-то спекуляцией.
К причалу, громко трубя в рожок, подкатил военный мотоциклист и, козырнув, передал капитану запечатанный конверт. Смит быстро распечатал пакет, и лицо его сразу изменилось: точно туча набежала… К капитану подошел стоявший поблизости начальник порта. Он торопливо и озабоченно что-то сообщил. Вернувшись на судно, капитан отдал команду о немедленном отплытии.
«Диана» отвалила от стенки. Раздались прощальные приветствия, замелькали шляпы, платки. Бингхэм не выдержал и крикнул, глядя на Таню:
– Счастливого пути! И спасибо вам за все!
Таня весело махнула ему рукой. Петров и Потапов любезно приподняли шляпы.
«Диана» отошла, как полагалось по расписанию, ровно в двенадцать. Но дальше начались неожиданности. Дойдя до выхода из гавани, она вдруг стала на рейде и бросила якорь. Пассажиры заволновались: в чем дело, почему задержка?
Вскоре поползли слухи: мотоциклист привез капитану сообщение о том, что на пути следования «Дианы» обнаружены две немецкие подводные лодки и до наступления темноты судно не выйдет в море.
В каютах, салоне и на палубах все тревожно шушукались, качали головами и беспокойно переспрашивали друг друга: что-то будет?
Только в полночь, в кромешной тьме, судно, наконец, двинулось в путь и, бесшумно скользнув вокруг волнорезов, вышло в открытый океан.