Сексуальный переворот в Оушн-Сити, стр. 28
Он нескладно пытался отвечать на вопросы, а Маккейн все задавал и задавал новые: о дислокации партизан перед атакой на Сайгон, о промахах в организации десантных операций, о качестве взаимодействия различных родов войск, о минной войне и черт знает, о чем еще!
Когда в короткой паузе этого допроса Картнер робко поинтересовался, где Эмма набралась столь обширных военных знаний, генерал застенчиво ответил, что любит почитать перед сном, а в их семейной библиотеке специальной литературы всегда было больше, чем любой другой.
Довершила разгром Сперматозоида короткая, но очень бурная дискуссия по поводу «теории военной элиты». И, хотя Картнер отчаянно пытался защищать позицию главного противника элитных войск генерала Кроусена, Маккейн быстро и убедительно разрушил всю систему его доводов.
К полуночи Билли выглядел, словно крепко выпоротый мальчишка, который так до конца и не понял, за что его наказали родители. Слава Богу, у Картнера хватило ума не проситься на ночлег, и Маккейн без сожаления выпроводил его за дверь.
Глава 17
Максу ночь напролет снились кошмары, один другого гнуснее. В своем первом сне он почему-то умудрился быть наркодельцом и вовсю торговал своим ядовитым зельем сперва в Чикаго, а затем в Лос-Анджелесе, пока его не сцапала тамошняя полиция.
Макса взяли с поличным, а Эдик, который до этого помогал ему находить клиентуру, благополучно смотался со всей выручкой. Речь, кажется, шла о полумиллионе баксов.
Адвокат Камакина, старый хромой еврей из Минска, ознакомившись с ситуацией, развел руками и сказал, что ничем помочь не сможет и надо готовиться к худшему. К чему именно, он не уточнил, а Макс, как назло, напрочь забыл: дают ли в Калифорнии вышку и, если дают, то за что конкретно.
Во время следующей встречи адвокат сообщил, что вышку в Калифорнии все-таки дают, и обещал похлопотать перед судьей, чтобы Камакина вместо газовой камеры посадили на электрический стул.
Услышав такие речи, Макс послал хромого адвоката куда подальше и заявил тюремщикам, что будет сам защищаться в суде.
Каково же было Максово удивление, когда во время суда он с ужасом узнал в безжалостном и наглом прокуроре своего Эдика! Причем, Дьячкофф тупо и настырно требовал для него газовую камеру!!!
Естественно, суд был на стороне прокурора, и не удивительно, что Максу без особых колебаний присудили высшую меру! Камакин на всю оставшуюся жизнь запомнил, как радовался такому исходу прокурор-Дьячкофф…
Газовая камера оказалась размером с собачью конуру, и злые тюремщики насилу втиснули туда Камакина. Ну а потом в камеру пустили отравляющий газ, который был желтым и нестерпимо вонючим.
Первый раз Макс проснулся именно из-за вони, которая буквально душила его, вызывая тошноту и головокружение.
Камакин машинально пошарил рукой между кроватью и стенкой, рядом с которой та стояла, и вскоре нащупал омерзительно вонючую тряпку, которая при более внимательном изучении под лунным светом оказалась футболкой приятеля.
Макс тихо выругался и, скомкав футболку, швырнул ее под соседнюю кровать, втайне рассчитывая, что до утра Дьячкофф еще увидит свою половину ночного «кино».
Потом Макс опять заснул, и на этот раз ему приснилась родная Коломна, в которой он жил с матерью и отчимом вплоть до самого окончания нелюбимой средней школы номер пять.
Странное дело, но во сне Каманин снова попал в свою пятую школу в свой же, до боли знакомый и родной, восьмой «Б».
Все бы ничего, но рядом с восьмиклассниками он, тридцатилетний дядька, выглядел за партой довольно странно, хотя, кроме Макса, этого сейчас, кажется, никто и не замечал.
Судя по развешенным у доски учебным плакатам с мускулистыми мужиками, у которых абсолютно отсутствовала кожа, Каманина прямиком занесло на урок анатомии, где у него отродясь не было даже четверок. Естественно, Вера Ивановна спрашивала заданный на дом материал, и не удивительно, что к доске вызвали именно его, Камакина.
«Хрен с тобой, старушка!» – подумал Макс и уныло побрел к доске.
«Назови-ка нам главные особенности женской репродуктивной системы!» – потребовала пожилая Вера Ивановна и вопросительно уставилась на Камакина.
«Будь ты лет на тридцать моложе, я бы тебе, назвал главные особенности!» – враждебно подумал Макс, но вслух ничего не сказал.
К своему стыду, он совершенно забыл абсолютно все особенности репродуктивных систем, о которых буквально еще накануне читал в учебнике, и теперь оставалось надеяться лишь на подсказку товарищей.
Девчонки за передними партами старались, как могли. Они прятали рты за ладонями и книжками и громко шептали, пытаясь передать Максу нужную информацию о женщинах.
Но Каманин их не слушал. Вместо этого он обалдело уставился на вторую парту в левом крайнем ряду, за которой молча сидел Дьячкофф в коричневом платье и черном форменном фартуке. В руках у Эди был закрытый учебник анатомии за восьмой класс.
«Не может быть! – мелькнуло тогда у Макса. – Мы с ним вообще учились в разных городах: я – здесь, в Коломне, а Эдька – в Краснодаре. Кроме того, он же младше меня на целый год!!!».
Но факт оставался фактом, и гад-Дьячкофф с наглой ухмылочкой на физиономии продолжал молча сидеть за партой в левом крайнем ряду.
Естественно, Макс схлопотал за урок «пару» и не удивительно, что дома, где он почему-то моментально очутился сразу после звонка, отчим устроил ему на кухне жуткий разнос.
«Ты опять завалил анатомию?! – вопил он хриплым прокуренным голосом, угрожающе наступая на несчастного Макса. – Как же я теперь буду смотреть людям в глаза?!!».
Потом отчим выскочил из кухни и тут же вернулся, держа в руках красную мотопилу, с которой частенько ходил в лес перед новогодними праздниками. Пила уже была включена на полные обороты и отчим со злодейской улыбкой на лице приказал Каманину немедленно снимать штаны.
Макс ни за что не хотел расстегивать брюки, но предательские пальцы автоматически пробежались вдоль ширинки, и после этого брюки упали к ногам сами собой.
«Сейчас я научу тебя анатомии!» – пообещал отчим, приближаясь к Максу со своим диким оружием и явно рассчитывая отхватить у него самую ценную часть тела.
Напуганный до смерти Камакин хотел было выпрыгнуть в распахнутое окно их третьего этажа, но ноги словно приклеились к полу, и из-за этого он не смог ни на сантиметр сдвинуться с места.
Макс проснулся от собственного крика с мокрым от пота и слез лицом. У него отчего-то противно ныла вся нижняя часть живота, а поясница буквально разламывалась от боли. Эти малоприятные ощущения сопровождались трескотней и завываниями мотопилы, доносящимися из раскрытого окна.
Камакин не поленился встать и подойти к окну, чтобы взглянуть на идиота, перепортившего ему утренний сон.
Когда он выглянул наружу, Дьюк уже допиливал обломленный ствол пальмы, оставшийся после урагана.
Заметив в окне полуодетую дамочку, хозяин гостиницы на минуту отвлекся от своего занятия и приветливо помахал Максу рукой. Камакин в ответ зло сплюнул вниз и затем, ни слова не говоря, скрылся в глубине комнаты.
С утра у Эдика, в отличие от Макса, было неплохое настроение. Умывшись и почистив зубы, он присел к туалетному столику, чтобы подвести глаза и немного припудрить лицо. Едва Дьячкофф успел приступить к священнодействию, как из дверей туалета показался бледный Камакин. Он обеими руками держался за живот.
– Опять понос? – вежливо осведомился Эдик, на миг оторвавшись от своего занятия.
– Иди к черту! Похоже, я забеременел… – голос Камакина вдруг жалобно задрожал.
– Ну-ну, – закивал Дьячкофф, отворачиваясь к зеркалу. – Кстати, после завтрака ты шутишь лучше.
Но Макс, похоже, напрочь лишился чувства юмора.
– Клянусь, это – правда! Я чуть в обморок не грохнулся и грудь болит… – прорыдал он, и Дьячкофф понял, что макияж придется отложить до лучших времен.
– От кого же ты залетел?! – банальный вопрос в устах Эдика приобрел некоторую свежесть.