Сайт фараона, стр. 38

Что за чушь, рассердился он, и, взяв сигареты, отправился в сад, курить. А заодно выяснить, чего хотела от него мадам Софья Львовна.

Чернохвостая мадам сидела на поросшей птичьим горцем лужайке и нюхала малиновую маргаритку. При виде постояльца кошка сделала вид, что цветок интересует ее куда больше, нежели какие-то двуногие прямоходящие. Максим безразлично пожал плечами, сел на крылечко и закурил, рассматривая сад. Деревья уже осветило солнце, но его лучи еще не добрались до травяных гущ, влажных от росы. Надо же, думал он, невероятная старуха много-много лет назад создала здесь точную копию другого сада… она была счастлива в розовом особнячке и не забыла этого… И еще он поразмышлял немного о том, что на одном из снимков оказался брак… хотя Елизавета Вторая и сочла это естественным явлением… Одно из окон на заднем фасаде особняка почему-то размылось на снимке… точнее, на пленке. Вместо него получилось белое овальное пятнышко, как будто в момент съемки там вспыхнул огонь и пленка засветилась. Лиза-дубль сказала, что именно через это окно проник в дом бродяга, убивший тогдашнего мужа невероятной старухи… и потому это окно не имеет права на существование. Чушь, конечно, однако интересно…

Мадам Софья Львовна пронзительно мяукнула, и Максим вздрогнул от неожиданности. Кошка уставилась на него, потом вдруг подпрыгнула на месте и рванула к дальнему забору — тому, что отделял владения невероятной старухи от сценической площадки безумной Настасьи. Вздохнув, Максим встал и пошел за кошкой, время от времени чертыхаясь сквозь зубы, когда натыкался на особо жгучие крапивные стебли. Подобравшись к забору вплотную, он отыскал ту самую щель, сквозь которую смотрел изумительное представление, и заглянул в чужой мир.

Мадам Софья Львовна аккуратным столбиком сидела прямо перед задним крыльцом соседского дома, спиной к Максиму, словно ожидая выхода примы. Но прима-балерина уже вышла из-за кулис и бродила по сцене, одетая отнюдь не для выступления. На ней был чрезвычайно короткий замусоленный халат, из-под которого свисали голубые трикотажные панталоны. Максим подумал, что кошка, наверное, уселась именно так потому, что давала знать безумной Настасье: я-то жду от тебя другого… Но у безумной Настасьи были иные планы на это утро. Она вдруг деловито направилась к забору, прямиком к той щели, возле которой затаился постоялец невероятной старухи. И, остановившись в метре от наблюдавших за ней глаз, заявила:

— Уж я-то все помню!

Максим промолчал, не уверенный, что безумная Настасья и в самом деле обращается к нему. А та продолжила громким злобным шепотом:

— Она ведь что делала? Я белье замочу — а она подкрадется, да воду с порошком и вычерпает, чтобы свое постирать! А мне в таз колодезной дольет! — И вдруг закричала во все горло: — Тебе говорят, болван! Клетку любишь! Выйти боишься! Сожги свою тень, оболтус! Литовская деревня! Не понял, что ли? Катись отсюда! — Ее голос взлетел на целую октаву: — Катись отсюда, олух! Кому говорят! Сожги тень! Литовская деревня, дубина!

Максим шарахнулся от щели и налетел на кого-то… вскрикнул, обернулся — позади стояла Елизавета Вторая, завернувшаяся в не слишком большое махровое полотенце. Он уставился на нее, совершенно не понимая, как она тут очутилась, а Лиза-дубль схватила его за руку и молча потянула за собой. Он побежал, круша лебеду и крапиву, но когда уже поставил ногу на спасительную ступеньку заднего крыльца своего дома, издали донесся яростный вопль:

— Уж я-то все помню! Я тебе сама фараон! Фараон, кому говорят!

И на него внезапно рухнула темнота, как следует врезав ему по затылку.

…мир треснул и рассыпался черепками… черепки растеклись лужицами то ли воды, то ли бледного света… свет испарился и воцарилось ничто… люди превратились в скелеты и разлетелись в пыль… но одновременно продолжали как ни в чем не бывало шагать по тротуарам под холодным дождем со снегом, безнадежно запутавшись в теплых пальто, шарфах, шапках… а дождь все лил, лил…

Он осторожно открыл глаза и фыркнул не хуже мадам Софьи Львовны. Вода и в самом деле была холодновата.

— Эй, хватит, — прохрипел он, останавливая руку Елизаветы Второй, готовую уже выплеснуть на него очередной ковш.

— А, очнулся, — спокойно произнесла Лиза-дубль, ставя ковш на землю. — Ну ты и специалист по обморокам! В жизни такого не видела!

— Я не нарочно, — пояснил он, окончательно приходя в себя и садясь на мокрую ступеньку. — Да уж, воды ты не пожалела… — Он осмотрел мокрую футболку, потрогал волосы — само собой, тоже не сухие. — Совершенно не понимаю, что со мной происходит, — пожаловался он. — Может быть, я и в прошлой жизни так же хлопался ни с того ни с сего? Но что-то мне не верится.

— Прошлая жизнь тут ни при чем, — сказала Елизавета Вторая. — Это все то же самое… ты услышал слово, на которое наложен запрет.

— А какое? — спросил он. — Что-то я и сообразить не могу…

— И не надо. Я слышала, безумная Настасья про литовскую деревню говорила… — и Лиза-дубль внимательно посмотрела в глаза Максиму, но, не заметив там ничего подозрительного, продолжила: — Может, съездим? Я тут знаю одну такую деревню. Она, правда, никогда и не была литовской, но местные жители ее именно так называют. Ее на самом-то деле латыши строили. В прошлом веке. Точнее, теперь уже в позапрошлом.

Литовская деревня, построенная латышами? В позапрошлом веке? О чем говорит эта женщина? Куда ехать, зачем?…темный глубокий овраг, прямо из стены которого бьет мощный родник… вода, пенясь и взлетая фонтанами, падает на камни и уносится по дну оврага, за поворот… он осторожно спускается вниз, одной рукой цепляясь за камни и жалкую траву, а в другой держа пластмассовую бутыль… кроссовки скользят по желтой сырой глине, спускаться трудно, а подниматься будет еще труднее… но ему очень хочется набрать серебристой родниковой воды…

— Как хочешь, — коротко сказал он, встал и отправился переодеваться.

Когда он вышел из ванной, как следует вытерев волосы и умывшись, Елизавета Вторая ждала его, сидя за столом в кухне и раскладывая пасьянс.

— Ну как? — спросила она, поднимая на Максима огромные светлые глаза.

— Что — «как»? — не понял он.

— Ты действительно не против того, чтобы съездить в литовскую деревню?

— А почему я должен быть против? — удивился он. — Мне совершенно безразлично, чем заниматься. Я все равно не знаю, зачем я здесь. А далеко эта деревня?

— Часа два на машине, если повезет.

— Что значит — «если повезет»?

— Ну, ты же знаешь, каков этот мир, — весело сказала Елизавета Вторая, смешивая карты. — То дождем дорогу размоет, приходится объезд искать… то люди очередную канаву копать начнут… в общем, собирайся, я пойду за машиной.

— У тебя есть машина?

— Да, я же здесь отдыхаю, — как-то странно ответила Лиза-дубль и направилась к двери.

— Эй, а что мне взять? — недоуменно спросил он.

— Ну, что-нибудь возьми, — не оборачиваясь, бросила Елизавета Вторая. — Зубную щетку. Трусы. Фотокамеру. Пленки. Вдруг мы там задержимся?

И она ушла.

Часть третья. ЗЕРКАЛО КАК ОНО ЕСТЬ

Глава первая

Немного подумав, он вытряхнул все содержимое спортивной сумки прямо на пол и открыл шкаф. Смена белья, запасные джинсы, пара футболок… вдруг и вправду они там задержатся на день-другой, в этой самой литовской деревне, построенной латышами? Фотоаппарат, побольше пленок (теперь он понял, почему ему не нравится цифровая камера — он просто еще не привык к ней, она слишком новая и незнакомая для него, так же, как и для фантастической Лизы…), не слишком толстую пачечку денег… да, зубная щетка… Он шагнул к двери и уперся взглядом в зеркало. Оно настырно тыкало его носом в граненый шар, лежавший на столе.

— На что ты постоянно намекаешь? — спросил он, обращаясь к зеркалу. — Полагаешь, шар может мне помочь? Но чем, как? Даже если это подарок фантастической Лизы — все равно это просто кусок стекла!

Зеркало затуманилось, словно устыдившись чужой глупости.