Нежное предательство, стр. 79

Она вздохнула.

– Я знаю. Перед тем как уехать, он сказал мне, что идет в армию ради того, чтобы отец мог им гордиться, – она отвернулась. – Я чувствую себя преданной всеми, Ли. Просто не представляю, как жить, что хорошо и что плохо… Как мне теперь относиться к отцу и к… неграм. С тех пор, как я узнала о Тусси и о связи отца и Лины, мое отношение к неграм изменилось.

Она снова отвернулась, посмотрела в окно. Палаток на площади становилось все больше.

– Я не испытывала к ним ненависти, ты же знаешь. Просто считала, что они ниже нас, белых людей. У них была своя жизнь, мне казалось, что все так и должно быть. Но после того, что мне пришлось узнать об отце и Лине, я не могу обращаться с Тусси как раньше, – она тяжело вздохнула и снова повернулась к нему. – Я все равно считаю, что Север поступает неправильно, Ли. После войны неграм придется так же плохо, как и тогда, когда они были рабами. Они и сейчас не знают, куда идти, как жить. Независимо от того, чьей победой закончится война, неграм бу­дет плохо в любом случае. Те люди, которые относились к ним терпимо, по крайней мере, предоставляли приют и пищу, в конце концов, возненавидят их и начнут относиться к неграм гораздо хуже, чем когда те были подневольными. А многие ли из твоих друзей-янки встретят негров на Севере с распростертыми объятиями?

Она прошла мимо него, презрительно фырк­нув.

– Эта война ничего не решит. Огромное число мужчин и юношей погибнут или будут искалече­ны. Юг, как мы знаем, разрушен, а ради чего? Нам придется восстанавливать всю страну, а негры все равно ничего не получат. Они так и останутся бедными, неграмотными, угнетенны­ми, потеряют единственную защиту, которая у них была.

– Возможно, ты права, Одри, и дела действи­тельно хуже некуда. Но мы оба завязли в войне по горло, вот что самое страшное. Нам нужно как-то выбираться из этого омута. Каждый из нас остается преданным своему делу. Пути назад нет.

Пути назаднет. Конечно, Ли прав. Прошлое вернуть невозможно. Он прекрасный человек, как внешне, так и внутренне. Ей очень хотелось, чтобы жизнь сложилась для них по-иному.

– Сколько ты здесь пробудешь?

– Я совершенно не имею представления. Ска­зав тебе, сколько сюда прибудет людей, я сказал больше, чем имел право говорить. Но я доверяю тебе и знаю, что ты пришла сюда не шпионить.

Одри горько рассмеялась.

– У меня достаточно забот и без этого, – она подошла к нему. – Но боюсь, что твой командир так и решит, не правда ли? Мне опасно здесь появляться. Я имею в виду, что мой визит опасен для тебя, верно?

Он пригладил ладонью темные густые волосы.

– Просто тебе нельзя приходить сюда часто, хотя мне хочется видеть тебя каждый день. Даже из-за твоего сегодняшнего визита, возможно, мне придется давать объяснение генералу Батлеру. Наверное, мы больше не должны встречаться.

Внезапно жгучая боль пронзила сердце Одри.

– Я знаю.

– Может быть, когда-нибудь… когда все за­кончится.

Одри еле сдерживала слезы.

«Я все еще люблю тебя, Ли!»

– Может быть, это будет зависеть от того, что случится с моей семьей… с Бреннен-Мэнор… с Джоем, – она снова отвернулась. – Я не уверена, что буду относиться к тебе по-преж­нему, если что-то страшное случится с Джоем. Я уже не смогу относиться к тебе хорошо, пони­маешь?

Он поднялся, подошел к ней и положил ладони на ее плечи. Хотелось сказать этой женщине, как он ее любит. Но он не мог говорить о любви сейчас, здесь, а, может быть, не сумеет объясниться ни­когда.

– Как я уже сказал, мы не можем отступать. Я буду молиться за тебя, Одри, и за твоего отца, за Джоя, за Бреннен-Мэнор. Сделаю все от меня зависящее, чтобы с тобой ничего не случилось. Но я только человек и не всевластен. Вся местность вокруг города через месяц будет переполнена сол­датами. Их задача – очистить от конфедератов не только города, но и плантации.

Она кивнула.

– Может быть, ты только… обнимешь меня снова… на прощанье.

«Мне хотелось бы обнять тебя и никогда не отпускать».

Он повернул ее к себе лицом, и Одри буквально упала в его объятия, с горечью и сожалением вспоминая ту первую ночь, когда он страстно обнимал ее на пляже, какими надежными каза­лись тогда его объятия. Сердце Ли стучало рядом с ее сердцем, сильные руки обещали ей любовь и защиту. Они молчали, пытаясь сохранить ощуще­ние близости, стараясь запомнить друг друга, стать сильными и никогда не забывать о своей любви. Оба испытывали страстное желание, но понимали, что сейчас не могут быть вместе. Губы оказались так близко и готовы были слиться в чувственном поцелуе.

За окном послышалась стрельба, кто-то кричал.

Одри резко отпрянула в сторону.

– Да благословит тебя Господь, Ли.

– И тебя тоже, – растерянно пробормотал он, глаза говорили ей, что он все еще любит ее. Он взял ее за руку, подвел к окну, поднял с подокон­ника шляпку, аккуратно надел, приколол к воло­сам шпилькой. Его близость была для нее сейчас пыткой. Ли снова взял ее за руку, крепко сжал ладонь, глаза затуманились. Он сейчас представ­лял ее в своих объятиях, они могли бы быть близки.

– Я рад, что ты пришла, мне хотелось бы видеться с тобой как можно чаще. Мы могли бы о многом поговорить, – он наклонился и поцело­вал ее в щеку, а затем закрыл вуалью ее лицо.

– До свидания, Одри.

Голос не повиновался ей. Она повернулась и медленно пошла к двери. Ли смотрел вслед на ее стройную фигуру, вспоминая, как когда-то лас­кал эту женщину, помнил ее запах, вкус кожи и нежных губ. Он хотел ее всем существом, но сейчас у них не было времени и возможности для того, чтобы заниматься любовью. Он – янки, а она – южная мятежница. Война еще не закончи­лась.

Одри ни разу не оглянулась, вышла из комнаты и осторожно закрыла дверь.

Глава 24

Первый взрыв был таким сильным и не­ожиданным, что Сонда выронила поднос с чашками на пол. Девушка прислуживала Одри, Джанин и Элеонор, сидящим на веранде. Фарфоровые чашки разбились, кипяток растекся по полу.

– О Боже, что случилось? – тетя Джанин вскочила из-за стола, она даже не стала бранить Сонду за неловкость, что было совершенно непо­хоже на ее обычное поведение. Последовал второй взрыв, не менее оглушительный. Крыша одного из домов в нижней части города разлетелась на мелкие куски.

– Они обстреливают город из корабельных пушек! – воскликнула Одри с ужасом.

– Но почему? – удивилась Элеонор. Последовало еще несколько взрывов, затем еще. С холма, где стоял дом, было хорошо видно почти весь город, но было довольно трудно разо­браться, какие дома пострадали. Единственное здание, которое можно было легко узнать, и в котором располагался банк дяди Джона, стояло целым и невредимым.

– Эти ублюдки-янки! – выругалась Элео­нор. – Я так была обходительна с ними! Все в Батон-Руже относились к ним вежливо и предуп­редительно, – она недовольно взглянула на Од­ри. – Ты же говорила, что твой любовник-янки не позволит ничего подобного, – с презрением сказала она.

– Он не мой любовник! – возразила Одри, возмущенная обвинением кузины в такой ужас­ный момент. – Я видела его всего один раз и он пообещал, что будет следить за нашим домом, попытается сделать все возможное, чтобы с нами ничего не случилось плохого.

Корабельные пушки продолжали методично обстреливать город. Крыши домов взлетали в воздух и рассыпались на мелкие куски. Да­же сюда доносились истошные крики горо­жан, люди в панике разбегались в разные стороны.

– Возможно Ли Джеффриз не имеет к этому никакого отношения, – попыталась защититься Одри. – Обстрел производится с кораблей. Он может не знать, что происходит.

Несколько слуг-негров выбежали на веранду, возбужденно и испуганно крича. Генриетта вскрикнула и бросилась назад в дом, когда снаряд ударил в здание, находившееся не более, чем в восьмой части мили от их дома.

– О Боже, зачем они делают это? – со стоном спросила тетя Джанин.

Одри смотрела вниз на палаточный городок янки. Казалось, там беспорядочно суетятся сол­даты, снуют туда-сюда, строятся в отряды и на­правляются на пристань. Один из всадников на­правил лошадь вверх по холму. Он держался очень прямо, быстро приблизился к дому. Это был Ли, одетый в форму и вооруженный.