Поезд смерти, стр. 50
Кемпински завел мотор и свернул на проселочную дорогу – две колеи на краю огромного поля люцерны. Две мили дорога идет по прямой, пока не упрется в ирригационный канал. На этой дистанции он может догнать поезд и осмотреть его.
Установив боковое зеркало так, чтобы видеть прожектор поезда, Кемпински увеличил скорость до тридцати миль в час и включил фару на крыше кузова. Поворачивая ручку над своей головой, он направил луч света вверх и влево, туда, где скоро должен оказаться локомотив. В зеркале он видел, что состав нагоняет его машину. Поэтому он увеличил скорость сначала до сорока, потом до пятидесяти и наконец до пятидесяти пяти миль в час – самое большее, что мог дать автомобиль на проселочной дороге. Головной прожектор надвигавшегося поезда раскачивался из стороны в сторону, как мачете, разрубающее ночную тьму.
С нарастающим грохотом, в котором слились гул дизельных двигателей, лязганье стальных колес о стальные рельсы и шум ветра, пронесся первый локомотив, заслонив от Кемпински луну и погрузив его в тень. Не слышно гудка. Нет никаких признаков того, что машинист заметил прожектор машины, никто не ответил на приветствие, когда Кемпински дал сигнал. Дорожный рабочий видел на своем веку тысячи локомотивов, на многих ездил сам, но никогда ему не приходилось встречать такой странный поезд в таких необычных условиях. Четко вырисовываясь на фоне луны, эта черная громадина почему-то казалась далекой и зловещей. Он действительно был очень большим, самым большим из всех виденных Кемпински локомотивов, какая-то новая модель, рев двигателей говорил об их необыкновенной мощи. У него были более обтекаемые, чем у обычного локомотива, формы, а ветровые щитки напоминали прорези для глаз на первобытной маске. Кемпински снова и снова давал гудки, но безрезультатно. Поезд обратил на него не больше внимания, чем разъяренный черный носорог на муху.
Кемпински удалось некоторое время идти бок о бок с поездом. Он бросил быстрый взгляд на свой спидометр – пятьдесят девять миль в час. Держа руль одной рукой и дважды едва не потеряв управление, он другой рукой поворачивал ручку верхней фары, пока не направил ее на кабину локомотива. В окне со стороны машиниста никого не было. Кемпински наклонился вперед, потом, меняя угол зрения, откинулся назад, но не увидел никаких признаков того, что поезд находится под контролем человека. Дикое животное, слепое, безмозглое, мчалось по направлению к безмятежно спящим городам.
Отчаянно стараясь удержать машину на дороге, Кемпински перевел луч фонаря на второй, затем на третий локомотив. Никаких признаков жизни. Как такое может быть? Что они все – попрыгали с поезда, что ли? Или машинист и его помощник поубивали друг друга? А может, у них одновременно случился сердечный приступ, а заодно и у проводника служебного вагона? Невероятно, но факт – перед его глазами мчится на всех парах товарный поезд, за пультом управления которого никого нет, никого, кто мог бы... Стойте, а что там такое – на задней площадке третьего локомотива? Он спустил фонарь и выхватил лучом света фигуры двух мужчин. Один из них стоял на четвереньках и смотрел вперед, другой, по-видимому, пытался помочь первому, но оба они не двигались и были похожи на статуи из музея. Кемпински еще раз дал сигнал – и опять никакого ответа. Эти двое или мертвы, или очень похожи на мертвых – застыли, будто позируя перед художником. Человек на коленях очень напоминает... Джо Дори? Да! Эту гриву седых волос ни с чем не спутаешь...
– Джо! – кричал Кемпински сквозь ветер. – Джо!
Он вовремя перевел взгляд на дорогу и увидел, что она кончается обрывом. После того как он резко затормозил, машина проехала еще футов двести, перескочила через ограждение канала и остановилась на крутом склоне, ее двигатель наполовину ушел под воду. Кемпински не стал тратить время: фонарь на крыше еще горел, и он перевел его вверх на вагоны, проносившиеся мимо. Двусторонняя радиосвязь тоже работала, и он слышал голос Фрэнка Таджимы, просившего его сообщить, где он находится. Некогда разговаривать с Таджимой – поезд скоро пройдет.
Дверь машины не открывалась. Кемпински отстегнул ремень, протиснулся через окно и взобрался по откосу к самым рельсам. Щурясь и отмахиваясь от летящего в глаза песка, он старался рассмотреть служебный вагон: может быть, ему удастся криком разбудить проводника и заставить его остановить поезд.
Глядя на восток, он видел приближавшийся хвост состава, но красного бокового фонаря, обозначающего служебный вагон, там не было. Промчался последний вагон, стих рокот двигателей и шум ветра, только слышался затихающий перестук колес. Служебного вагона не было! У этого хренового поезда не было служебного вагона! Он хорошо видел в лунном свете, как исчезает вдали последний товарный вагон.
Глава 22
– Прошу прощения, но на Эшфорд-авеню Джереми Дрэглер не значится.
Карен разговаривала по телефону-автомату, прикрыв рукой одно ухо, чтобы не слышать больничного шума.
– Может быть, он проживает где-нибудь в другом месте?
– Есть Химическая корпорация Дрэглера, расположенная на Сентинел-Каньон-роуд, – терпеливо разъяснял ей женский голос.
– Там не отвечают. Мне нужен Джереми Дрэглер.
– На Эшфорд-авеню нет никакого Джереми Дрэглера.
– Посмотрите на других улицах! – От нетерпения Карен даже повысила голос.
– Джереми Дрэглер в Рино не проживает, Д... – Дональд, Р... – Рональд, А... – Арнольд...
– Значит, его нет в справочнике. И все-таки вы должны дать его номер. Произошло ЧП! Дайте мне номер телефона Дрэглера!
– Очень жаль, но его фамилии здесь не указано.
– Что вы хотите сказать: что у него нет телефона, что он больше не проживает в Рино или что его телефон не имеет номера?
– Прошу прощения...
– Мне необходимо получить номер телефона Джереми Дрэглера! Кто может мне его дать, кроме вас? Ваш начальник?
– Можете поговорить с ночным бригадиром. Но я сомневаюсь, что она даст вам номер, которого нет в справочнике.
– Может быть, даст, когда я вдолблю в ее башку, что произошла катастрофа! Как ее зовут? Соедините меня с ней!
– Она отошла на минуту.
– Черт побери!
– Она вернется в течение часа...
– В течение часа?
– Она вам позвонит. Оставьте ваш номер.
Карен заорала, что ее номера нет в справочнике и швырнула трубку. Прижав пальцы к вискам, она пробиралась к входной двери, стараясь сообразить, что же ей делать дальше. Она шла, осторожно перешагивая через лежащих на полу больных и уступая дорогу спешащим врачам, медсестрам и санитарам. Пострадавшие продолжали прибывать, некоторые приходили сами, других приносили на носилках. Карен заметила, что несколько больных, еще недавно находившихся без сознания, сейчас уже сидели.
Из всех людей, которые знали, как бороться с утечкой “манекена”, Карен был известен только Дрэглер. Когда он приходил к ней с Трейнером после смерти Гила, и раньше, на вечеринке для сотрудников, он показался ей немного не от мира сего, но вполне здравомыслящим человеком. В конце концов, если он сам не знает, как остановить утечку газа, то наверняка может назвать тех, кто может в данном случае помочь советом. Он показался Карен старым добродушным занудой, который вряд ли способен изобрести ядовитый газ или убить мешающего ему человека, – не то что Трейнер. Скорее всего тот держал старика в неведении. Трейнера она боялась, но Дрэглера, без сомнения, можно уговорить, думала Карен.
В вестибюле больницы толпились теле– и радиожурналисты и представители прессы, а также родственники и друзья пострадавших. У регистратуры с блокнотом в руках стоял доктор Краули, он обсуждал с сестрой приемного отделения, куда класть больных. Четыре агента безопасности охраняли проход к стеклянной входной двери, залитой каплями дождя. Карен видела огни на крышах полицейских машин, карет “Скорой помощи” и такси. Большие часы на стене показывали половину четвертого утра.
Краули спросил ее, как она себя чувствует.