Плотина, стр. 19

Он вернулся к своему столу и уселся, соображая, не стоит ли снова позвонить на электростанцию и распорядиться, чтобы кто-нибудь сходил на плотину и поискал там Джефферса. Возможно, свалился с этого проклятого длинного марша бетонных ступеней и сломал голень или бедро так сильно, что даже не может дотащиться до одного из аварийных телефонов. Или, может быть, случился сердечный приступ, хотя внешне здоровье вроде бы крепкое. В любом случае Болен предстанет в не очень-то выгодном свете, поскольку он послал Джефферса ночью в эту темную дыру.

Ну, ну, ворчал сам на себя Болен, ты слишком уж драматизируешь ситуацию. Если бы Джефферс все еще находился внутри дамбы, кто-нибудь заметил бы там его машину. Будешь выглядеть очень глупо, если устроишь погоню за человеком, который может в любой момент беспечно и беззаботно войти в свой кабинет. И Рошек обвинит тебя в чрезмерной реакции на страхи молодого дурачка, в том, что ты отправил Джефферса искать ветра в поле, а потом снова перестраховался, устроив его розыски.

Он представил себе, как Рошек, глядя на него, говорит: «Господи Иисусе, Герман, ты что, совсем ума лишился?»

Нет, лучше подождать еще немного и попытаться не дать воображению разыграться. Ближе к концу дня, если Джефферс так и не появится на работе, он наведет несколько осторожных справок. Болен посмотрел на календарь. Днем предстояла встреча в Нижней части города в штаб-квартире Южно-калифорнийского отделения компании Эдисона по поводу проекта расширения Секвойской плотины. Если начнется долгое занудство, он найдет способ выйти и позвонить на дамбу.

Глава 11

Сидевший в одиночестве в своем кабинете Теодор Рошек закрыл глаза и потрогал виски. В первый раз за долгие годы у него разболелась голова. Неослабевающая боль пульсировала от середины лба. Он плохо спал накануне ночью в своем вашингтонском гостиничном номере. А во время полета в Лос-Анджелес самолет попал в бурную струю воздуха, почти час пришлось думать об одном: как бы самолет от тряски не рассыпался. И даже поездка в лимузине в контору сильно подействовала на нервы. Отчасти из-за заторов на Харборской автостраде, а отчасти потому, что шофер выглядел полупьяным и едва не погубил их обоих, небрежно перестраиваясь из ряда в ряд.

Во всяком случае, он все же кое-чего добился от Стеллы. Позвонил ей из аэропорта и вынудил согласиться погодить обращаться к какому-нибудь адвокату, пока они не обсудят свои проблемы детальнее, чем прошлой ночью. Правда, твердость ее голоса обескураживала. Она сказала, что дальнейшее обсуждение бесполезно и он, мол, должен уже сейчас готовиться к выезду из дома. Конечно, он добился бы большего, если бы говорил с ней лицом к лицу. Сыграл бы на ее сострадании, а если не помогло, повысил бы голос и напомнил о ее собственных недостатках, поэксплуатировал бы чувство вины, которое она должна была испытать, уходя от мужчины, обеспечившего ей роскошную жизнь. Если повезет, сумеет сломить ее, заставить свернуться в клубочек и рыдать, как в нескольких предыдущих ссорах. Он не должен выходить из себя. Если прикрикнет на нее или станет угрожать, то в зависимости от настроения, в котором она находится, может лишиться всех шансов кое-как склеить их брак.

Рошек вспомнил о небольшом пистолете, который носил для самозащиты в чемоданчике-дипломате. Она знала, что пистолет там: ведь он начал носить его с собой по ее настоянию. Если эмоции перельются через край, один из них, возможно, ухватится за него. Маловероятно, но все же... Он отщелкнул крышку чемоданчика и достал оружие из бархатного гнезда, повертел холодную сталь в руке. С безопасностью все в порядке, из пистолета за пятнадцать лет со дня покупки еще ни разу не выстрелили, но это оружие – его защита. Возможно, в самом начале карьеры, до того, как в аэропортах ввели проверку на безопасность, когда он отправлялся в самые отдаленные районы мира, и был резон таскать с собой такую штучку. Но не теперь. Он даже не вспоминал о пистолете долгое время и не интересовался, в порядке ли он.

На селекторе загорелся красный огонек. Он нажал маленький рычажок и услышал голос секретарши:

– Мистер Болен хотел бы знать, не поедете ли вы на конференцию Южно-калифорнийского отделения компании Эдисона. Он уже готов ехать.

Рошек положил пистолет в ящик письменного стола и, избавившись от него, почувствовал удовольствие, смешанное с облегчением.

– Скажите, что я постараюсь попасть туда примерно через час. После того как побеседую с юным Крамером, хочу поговорить по телефону с Джулисом Вертхаймером. Обеспечьте это, пожалуйста.

Он отключил связь и быстро набросал список вопросов, которые хотел задать Вертхаймеру, единственному из известных, ему адвокатов, которому полностью доверял. Он был больше адвокатом по общим вопросам, чем специалистом по разводам, но он должен его предварительно проконсультировать. Может ли Стелла заморозить их общую собственность и таким образом лишить фирму свободы действий? Достаточно ли у них свободных средств, чтобы удовлетворить ее права, не передавая его части пая в фирме? Можно ли как-нибудь утаить эти средства, быть может, подготовив второй комплект записей или сделав переводы в заморские дочерние фирмы? У Вертхаймера должны возникнуть какие-то идеи.

Мысль о том, что жена может предъявить претензии на половину его пая в фирме, на создание которой он потратил всю жизнь, привела его в ярость, и чем больше он думал об этом, тем сильнее ярился. Он будет крепко держаться за сохранение полного контроля, независимо от того, что говорят эти смехотворные калифорнийские законы о разводах. Она может получить дом в Беверли-Хиллз, дачу в ущелье Сьерра, автомобили, художественные произведения, акции, страховку, словом, все, но только не его бизнес. А если ее адвокаты найдут, что это несправедливый дележ, то могут отправляться в задницу. Он сжал кулаки. Сделает все, на что только способен, чтобы сохранить их брак в неприкосновенности достаточно долго, пока не совершится правительственное назначение. Когда это будет обстряпано, Стелла сможет делать все, что заблагорассудится, но только не совать свои лапы в фирму. Этого он никогда не допустит. Никогда! Голос секретарши снова возник в селекторе:

– Мистер Крамер явился для встречи с вами. Фил пересек ковер и осторожно уселся в кожаное кресло перед массивным, красного дерева столом Рошека. Бог мой, подумал Фил, увидев выражение лица старика, ведь он выглядит так, словно собирается вцепиться мне в горло! С чего он так взбесился? Может, оттого, что у меня в руках нет какой-нибудь шапочки, которую я комкал бы, пока он будет орать на меня? Если попытается отшлепать меня так, как сестра Мария Кармелита делала это в начальной школе за стрельбу бумажными шариками, то ему самому придется защищаться.

– Вы Крамер? Выглядите вполне разумным. Почему бы вам и не вести себя так же?

– Прошу прощения?..

– Скажите, верно ли я понял: у вас нет никакого практического опыта, если не считать нескольких летних подработок в дорожном департаменте в Канзасе или еще в каком-то проклятом месте. Вы никогда не участвовали в проектировании или строительстве ни одной плотины. Вы ничего не знаете об этом предмете, кроме того, что вычитали из книжек, а это хуже, чем ничего. И все же высовываетесь с какой-то смехотворной компьютерной моделью, внушающей вам уверенность, что можете сидеть в конторе в восьмистах километрах от плотины, не видя ничего, и разбираться в ней лучше, чем люди с опытом в целую жизнь, сидящие прямо на верхушке данной плотины? Это верно?

Фил вперился в Рошека, потеряв дар речи. Он что же, смеется над ним? Или пытается пошутить?

– Нет, – смог он наконец выговорить, – это совсем неверно.

– Вот как? А что же в этом неверного? Фил скрестил ноги и снова развел их.

– Не знаю, с чего начать. Ваша интерпретация наихудшая из возможных...

– Более того, у вас хватило наглости позвонить главному инженеру по эксплуатации прямо на плотину и заставить его поверить, что люди из его штаб-квартиры думают, будто с плотиной что-то не в порядке...