Плотина, стр. 14

Рошек положил газетные вырезки на прикроватный столик и снял телефонную трубку. Поведение жены непонятно, но ее отъезд кое в чем на руку. Во-первых, разрядилась напряженная атмосфера. А во-вторых, он мог позвонить Элеоноре из своего комфортабельного номера, а не из какой-то будочки в вестибюле. Впрочем, многое из того, о чем он мог говорить с женой, Элеонору, казалось, совершенно не интересовало. К примеру, его работа. Были ли его сооружения более эстетичными, чем творения его современников? Он на это надеялся. Всю жизнь стремился к изысканным линиям, одним из первых внедрил архитектурное оформление мостовых и эстакадных опор. Помог новаторскому решению удерживаемых тросами перекрытий больших арен, и это придало элегантность тому, что прежде считалось исключительно функциональной и экономической проблемой. Он много раз стремился спроектировать даже такие прозаические сооружения, как химические и текстильные предприятия, изучив предварительно их сочетание с окружающей застройкой, чтобы они не угнетали живущих рядом. Он беспокоился о визуальном ущербе и о влиянии на окружающую среду еще до разработки технических условий. И делал все это намного раньше, чем это наказание, эта чума, это проклятие пало на его ноги, обеспечив писакам, стряпающим редакционные статейки, простор для идиотских метафор.

Он поставил телефон рядом с собой на постель и позвонил в Калифорнию. Как, должно быть, она будет счастлива услышать эти новости! Он попытается рассказать о них в этакой прозаической манере: слишком большое волнение в голосе было бы не в его характере. Первоначальная эйфория, по сути дела, уже прошла, он начинал относиться к тому, что его должны предпочесть для поста в правительстве, как к естественному продвижению, воплощению справедливости. Он услышал, как на другом конце провода зазвонил телефон, и попытался представить себе идущую по комнате Элеонору, мягкие движения ее длинных ног, осанку, грациозность, уравновешенность, изысканную соразмерность каждого жеста. Он попытался собрать воедино овальное лицо, туго стянутые сзади черные волосы, алебастровую кожу, нежность серо-зеленых глаз, ее запах, ее ауру...

– Алло! Элеонора, это Тед. Как ты там, моя дорогая? Да я чувствую себя прекрасно и страшно скучаю по тебе. У меня есть кое-какие совершенно невероятные новости. Чтобы быть уверенным, что ты будешь этому рада так же, как и я, купил тебе кое-что миленькое, отдам при встрече, надеюсь, в следующий уик-энд. Хочу, чтобы у тебя было подобающее настроение, когда отпразднуем...

Услышав голос мужа, Стелла Рошек нагнулась к зеркалу в ванной и закончила свой макияж. Удовлетворенная тем, что на лице не осталось ни малейшего следа слез, только что заставивших покраснеть глаза и прочертивших полоски по щекам, она сделала глубокий вдох и открыла дверь. Все равно ведь собиралась поговорить с ним напрямую, так что вполне можно сделать это и сейчас.

Глава 8

Фил легонько обрисовывал контуры тела Джанет, проводя руками по ее коже от головы до пальцев ног, а потом обратно. Целовал ступни, колени, пушистый треугольник, соски, уши, глаза, рот. Прижимался лицом к нежным животу и грудям, ощущая, как ее тело изгибается от удовольствия.

– Вот так, – сказала она, – ты, кажется, потерял со мной всю свою застенчивость. Еще немножко поработать, и станешь вполне сносным любовником. – Она улыбнулась ему, глядя снизу вверх, а потом рассмеялась. – Даже при свечах вижу, как ты краснеешь.

– Девушки там, в институте Святого Джуда, говорили не так, как ты.

– И что же они говорили?

– Ну, что-то вроде: «Не могу, мол, позволить тебе совать туда руки, потому что это слишком ко многому обязывает».

– В самом деле? Бог мой! Я просто не в силах представить себе этот Канзас. Как ни пытаюсь думать о нем, ничего не выходит.

– Это такое место, где лужайки положено подстригать, а мусор выносить. Где матери ждут возвращения своих двадцатипятилетних сыновей из кино. Где женщины так прекрасны, что не замечаешь даже уличных беспорядков.

Он поцеловал ее.

– А я не прекрасна, – прошептала она. – Я миловидна. Я миловидная особа, которой ты очень-очень нравишься. Фил повернулся на спину и прикрыл глаза рукой.

– Почему я не могу заниматься с тобой любовью днем и ночью? Почему в жизни должны быть нотации Болена с обещанием, что Рошек такого дурака сожрет?

– А откуда взялся Рошек? Ты говорил, что Болен не собирался ему докладывать. Когда сегодня вечером ввалился сюда, ты был так распален желанием, что даже слюна отовсюду капала. И не рассказал подробно.

– Я что же, был скотоподобен? Извини.

– Ну, мне это нравится. Прежнее напоминало лишение священника невинности.

– Я позвонил на плотину человеку по имени Джефферс. А он перезвонил Рошеку и спросил, кто я, черт подери, такой. А Рошек обо мне и понятия не имел.

Джанет подвигала кончиком языка по его губам вверх и вниз. Фил опустил голову пониже, чтобы прижать кончик своего языка к ее.

– А Рошек позвонил Болену, да? – спросила она.

– И приказал, чтобы я был в его кабинете, как только он прибудет из аэропорта. Прямо из твоих объятий в его... Каким шоком это обернется для моего организма!

– Тем не менее было очень приятно совратить священника, – сказала она. – Я испытала удовольствие восхитительного распутства.

– Я далеко не девственник, ты же знаешь. С сорок восьмого года перетрахал всех мисс Канзас и большинство вице-мисс в придачу, а заодно их сестер и матерей. Ты в постели с маэстро. Болен позвонил мне домой после работы и прочитал наставление, как надо вести себя со стариком. На самом-то деле мне хотелось бы оставаться с тобой в постели недельки две подряд. Давай запланируем это. Можем пользоваться такими горшками-утками, что даже не придется выходить в ванную.

– А кроме утки еще не помешали бы евнухи с завязанными глазами, чтобы приносить еду. Я, пожалуй, посмотрю, не найдется ли чего-нибудь такого в справочной книге. – Она немного подумала. – Рошек, возможно, хочет поблагодарить тебя за твою заботу об общественной безопасности.

– Все, чего он хочет сделать, – это вскочить на мою физиономию и попрыгать по ней. По-видимому, безумно взбешен. Даже Болен, судя по голосу, перепуган. Сказал, чтобы я, если дорожу работой, не защищался. Думаю, придется проявить во всем блеске свое природное малодушие.

Джанет провела рукой вниз по груди и животу Фила, остановив ее между его ног.

– Думаю, понимаю, почему ты мне так сильно нравишься. Потому что относишься ко мне как к равной по интеллекту, какова я и есть. Потому что ты деликатный, нежный и чувственный. Потому что изголодался, как племенной жеребец. – Она расхохоталась. – Ты всегда выглядишь таким шокированным, когда я говорю что-нибудь вульгарное. Должно быть, думаешь, я чудовище! Нет. Если мне нравится говорить грязно, это еще не означает, что сама я грязная.

– Огорчен услышать это.

– И то, что я люблю секс, вовсе не означает, что моя жизнь наполнена мужчинами. Я очень разборчива и не позволяю любому совать нос в мое грязное белье. Очень разборчива. У тебя нет ни малейшего представления о том, с каким множеством омерзительных типов я сталкивалась. Пока не появился ты, я уже начала беспокоиться, не атрофировалось бы мое женское естество. Нечего смеяться! За последний год или около того, чтобы сосчитать моих любовников, хватит пальцев одной руки. А по сути дела, палец одной руки и был всем, что им...

– Я не желаю об этом слышать! У меня достаточно гудит в голове и без твоих остальных любовников.

– Но ведь так и есть. Их вообще нету. Никаких.

– Отлично. Ладно. Теперь хочу, чтобы ты сделала кое-что в самом деле извращенное. Давай-ка выясним, насколько ты в действительности свободна. Я хочу, чтобы ты крепко обняла меня, гладила по головке и говорила: все окончится хорошо.

Он пристроил свою голову на ее плече и закрыл глаза.

– Бедный ребеночек, – сказала она, крепко обняв его и поглаживая по головке. – Все окончится хорошо. Этот гадкий старый мистер Рошек не причинит тебе зла. Если скажет что-нибудь такое, что заставит тебя плакать, пошли его в задницу. Ты всегда можешь приехать сюда и благоденствовать дальше.