Небоскреб, стр. 46

Он прижался лбом к холодному металлу верхней скобы. Столь же пугающей, как и падающие обломки, была растущая вибрация. Когда он впервые почувствовал ее, то подумал, что это поезд подземки въезжает на станцию, расположенную прямо под ним, а может быть, два поезда сразу или даже четыре, и все одновременно тормозят. Теперь он знал, что именно здание заставляло улицу содрогаться. Оно оседало и вибрировало так, что могло развалиться. И, возможно, это не удастся предотвратить. Положение могло ухудшиться. Еще несколько минут, и, если ничто не изменится, ему придется покинуть свое временное убежище и уносить ноги отсюда.

Брайан, перевязав Кэрол голову, быстро обошел кабинет и квартиру Залияна. Он не обнаружил ни одного окна, которое можно было бы открыть, никакого запасного выхода, никакого доступа на крышу. Место походило на крепость.

Костяшками пальцев Митчелл простучал дверь, которую Залиян запер за собой. Это была прочная плита, без единого пустого пространства, где он смог бы сделать дыру с помощью молотка... если, конечно, успеет найти какой-нибудь молоток. Судя по тому, как наклонился пол, в их распоряжении оставались считанные минуты, если они хотят спастись. Восточная и западная стены отклонились от вертикали примерно градусов на пять. Митчелл знал, что, когда уклон достигнет десяти – пятнадцати градусов, никакая сила в мире не сможет остановить падающее здание. Где-то в этих пределах сила гравитации начнет тянуть его к земле. В памяти живо всплыл рисунок из учебника по курсу механики, который он когда-то изучал. Рисунок представлял несколько вариантов наклона прямоугольного тела. Задавался вопрос: на какой точке прямоугольник перевернется? Когда стрелка, идущая вертикально вниз через центр массы, упадет за пределы края опоры. Все ясно и четко. Не о чем беспокоиться. Если только вы не заперты в комнате на верхнем этаже.

Он посмотрел на Кэрол, которая рылась в письменном столе Залияна в надежде отыскать второй комплект ключей или что-нибудь вроде того. Так ничего и не найдя, она села за стол, обхватив обеими руками свою перевязанную голову. Лицо ее выражало страдание. У нее, наверное, сотрясение мозга, подумал Митчелл, а возможно, и трещина. Их взгляды встретились.

– Нам удастся выбраться отсюда? – спросила она спокойным, ровным голосом.

– Нам нужно что-то вроде тарана. Что-нибудь такое, чем мы могли бы пробить эту стену. А дверь слишком прочная. – Митчелл подошел к письменному столу и опустился на колени. – Он на колесиках? Нет, черт его побери!

После этого взгляд его упал на стол для заседаний, сделанный по современному датскому проекту, со скругленными краями. На каждой его стороне – четыре ножки, которые элегантно сужались книзу и были заключены в футлярчики из сплава олова и свинца. Он весил как минимум фунтов триста, но не было никаких колесиков, которые позволили бы быстро прокатить его по полу. Все кресла-вертушки по одну сторону стола откатились от него и прижались к стене. Ближайшее из них перевернулось, обнажив механизм присоединения спинки к сиденью. Митчелл видел, что вся верхняя часть кресла ввинчивалась в середину колесного основания таким образом, что ее можно было поднимать и опускать. Он пересек комнату и стал разбирать кресло. Удерживая на месте вделанную в основание пластинку одной рукой, а другой поворачивая сиденье против часовой стрелки, его можно было поднимать до тех пор, пока желобок в конце нарезной центральной оси не попадал во вмонтированную туда пружинную защелку. Митчелл оттянул эту защелку указательным пальцем и дал сиденью еще разок повернуться. Верхняя половина кресла отделилась от нижней и упала на пол, оставив ему довольно прочную четырехколесную тележку.

– Кэрол, – закричал он, хватая другое кресло и выкручивая из него сиденье, – ты можешь ходить? Если я приподниму стол, ты сможешь...

Ему не пришлось объяснять дальше: Кэрол уже стояла рядом с ним. Минуту спустя он поднимал одну сторону стола, а Кэрол держала основания кресел наготове. Он осторожно опустил ножки стола в центральные отверстия. Когда стол был водружен на четыре колесные установки, они проверили его, прокатив взад-вперед на несколько футов. Кресла-основания держались прочно, и хорошо смазанные колесики легко несли свой груз. Теперь следовало оттащить в сторону персидские ковры.

– Расстояние между колоннами – десять футов, то есть одна из них рядом с дверью, а другая – вон в том углу. Самая слабая точка должна быть примерно вот здесь. – И Митчелл пальцем нарисовал воображаемое "Х" на облицовке. – Вот наша мишень. Ты в порядке?

– Немного кружится голова. Но давай попытаемся.

Они встали в конце самодельного тарана. Митчелл расположился с более низкой стороны, чтобы не давать столу скатываться вниз, когда они помчат его по комнате. Двадцать футов – не так-то много для разбега, но это все, чем они располагали.

Когда Митчелл кивнул, они толкнули стол к стене, стараясь изо всех сил наращивать скорость на столь маленькой дистанции. От сильного удара о стену стол тряхнуло. Но ущерб, нанесенный стене, оказался минимальным – горизонтальная вмятина на облицовке, ну и еще одна картина упала на пол. Откатив стол назад, они снова толкнули его к стене. На этот раз панель поддалась, и передний скругленный конец стола врезался в нее на глубину сантиметров в пятнадцать.

И еще раз они отступили к дальнему концу комнаты, и ринулись вперед, налегая на стол изо всех сил. После третьего удара стол пробил стену насквозь, образовав небольшое отверстие. Треск и стук падающей на пол штукатурки был сладчайшим звуком из всех когда-либо слышанных Кэрол Оуэнс и Брайаном Митчеллом. Когда они отходили назад для новой попытки, то смеялись и плакали одновременно.

Брайан подгонял Кэрол, несмотря на страшную догадку, что их усилия почти наверняка бесполезны. Не оставалось сомнений, что здание наклоняется слишком быстро, и если они даже и сумеют пробиться к лестнице, то не успеют пробежать вниз все шестьдесят шесть пролетов, прежде чем сооружение перейдет в свободное падение, учитывая еще и то, что Кэрол была слишком слаба даже для того, чтобы просто держаться на ногах.

– Ну, давай, – сказал Митчелл, изо всех сил стараясь прибавить оптимизма своему голосу, – еще парочка ударов – и мы выберемся отсюда.

Глава 25

Лузетти стоял в некотором замешательстве. На шейхе была арабская национальная одежда. Точно так же были одеты и двое из шести его сопровождающих. Остальные четверо – в модных деловых костюмах. Все они были смуглые, бородатые, с живыми карими глазами, и все, кроме шейха, отнеслись к Лузетти с нескрываемой неприязнью. Шейх оказался высоким мужчиной с ястребиным носом. Идя с ним и его окружением по 53-й улице, Лузетти чувствовал себя участником эффектного публичного шоу, устроенного каким-нибудь цирком с Ближнего Востока.

– Хэлло! Как поживаете? Как приятно вас видеть! – говорил шейх всем прохожим, с которыми встречался глазами.

Может быть, где-нибудь на Ист-Сайде, подумал Лузетти, возле здания ООН, на эту группу никто не посмотрел бы второй раз, но на Вест-Сайде люди не очень-то привыкли видеть взрослых мужчин, завернутых в простыни.

– О, попутный ветер всегда придает силы человеку, не так ли, мистер Лузетти? – сказал шейх своим тонким, пронзительным голосом, улыбаясь и помахивая рукой, ни к кому конкретно при этом не обращаясь. Он шел широким шагом, и его одежда раздувалась на ветру, как парус. – Или мне лучше называть вас Джином?

– Джин – это прекрасно. Могу я спросить, какое обращение вы предпочитаете? Шейх? Ваше превосходительство?

– Это уж чересчур официально, мой дорогой! Меня зовут аль-Халил Сауд. Называйте меня Ал! Ха-ха!

Лузетти рискнул быстро взглянуть на Торнтона, многозначительно подняв глаза к небу. Арабы, окружая своего шейха, кучей врезались в толпу двигавшихся навстречу прохожих. На углу 8-й авеню прохожих на тротуаре оказалось слишком много, и шейх отвел свой конвой в сторонку, прямо на проезжую часть. Какому-то грузовику пришлось резко затормозить, чтобы дать им пройти.