Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста, стр. 20

Ласло Самоши, находчивый молодой еврейский активист, живший тогда в Будапеште и передвигавшийся по городу с фальшивым удостоверением личности, вспоминает то памятное воскресное утро, когда прозвучало обращение Хорти. «Это был миг, которого мы, евреи, ждали так долго, многие месяцы, ежеминутно опасаясь угрожавшей нам депортации, — писал он в своих мемуарах много лет спустя. — Наше избавление, наша свобода казались нам в первую минуту невероятными. Мы им просто не верили. Неужели мы могли свободно выйти на улицу? Могли сорвать и выбросить желтые звезды? Мы могли даже пойти искать наших родственников и знакомых! Экстаз, охвативший нас, живших в доме с желтой звездой, был неописуем».

И все-таки Самоши отправился в то утро в город в свою собственную разведку: у него оставались сомнения, он подозревал, что избавление не наступило. «Я видел хорошо снаряженные немецкие подразделения на мотоциклах, выезжающие из города, и не заметил ни одного венгерского солдата, даже у предмостий, охранявшихся ранее совместными венгерскими и немецкими патрулями».

Когда евреи дома, в котором он жил, выслушав радиосообщение, сняли с фасада большую желтую звезду, Самоши вышел, чтобы еще раз оглядеться вокруг. «Не заметив никаких признаков того, что венгерская армия занимает город, т.е. не обнаружив ничего, что бы подтверждало радиосообщение, я не просто встревожился — мое сердце наполнилось страхом. Объявление зачитали еще несколько раз, но потом стали передавать предупреждения о воздушном налете, в промежутках между которыми играла все та же немецкая музыка и звучала все та же немецкая речь.

Неожиданно по радио заговорил новый голос, монотонно перечислявший имена главарей движения «Скрещенные стрелы» [31]. Становилось ясно: власть в городе и в стране переходила в руки своры вооруженной немцами черни. Немецкие части вновь устремились в город. Сделав всего несколько выстрелов, они овладели радиостанцией, после чего было объявлено о создании правительства нилашистов [32]. Всем нашим надеждам пришел конец».

ГЛАВА 7

На этот раз нацисты решили застраховаться от неожиданностей и первым делом нейтрализовали Хорти. Путч начался с захвата сына регента, которого увезли в Германию. Похищение организовал полковник войск СС Отто Скорцени [33]. Хорти-младшего выманили из дворца якобы на встречу с представителями югославских партизан Тито, но едва он под охраной трех сержантов венгерской армии из дворца выехал, как его автомобиль тут же попал в засаду, охрана была уничтожена, а его самого, раненого, затащили в другую машину. Когда регент услышал, что нацисты захватили его сына в заложники, он сразу же сдался им, оставил родину нилашистам и позволил увезти себя в Германию, став, по существу, пленником.

На этот раз немцы сделали премьер-министром и одновременно главой государства главаря нилашистской партии Ференца Салаши, объявив его «вождем нации». На следующий же день в столицу с триумфом вернулся Эйхман. «Вы видите, я опять здесь, — сказал он небольшой группе еврейских старейшин, немедленно вызванных в его штаб-квартиру. — У нас по-прежнему длинные руки». В течение вынужденных каникул Эйхман придумал простой и жестокий способ возобновления депортаций евреев, не требующий долгих переговоров с армейским командованием по поводу каждого вагона и локомотива. «Будапештские евреи будут депортированы… но на этот раз в пешем порядке, — объявил он своему штабу. — Транспорт нужен нам для других целей. А сейчас давайте бодро и по-деловому начнем работу!»

«В первую же ночь после путча, — сообщал Валленберг в МИД Швеции, — произошли многочисленные погромы и аресты, и было убито от ста до двухсот человек. Нилашисты сразу же насильно выселили жильцов нескольких еврейских домов… Пропало несколько сотен». Валленберг докладывал, что путч оказался для его отдела «катастрофическим». «Все сотрудники, как и автомашина… исчезли, и, кроме того, пропали ключи от некоторых закрытых комнат, шкафов и прочего. В течение всего первого дня вашему скромному слуге, пытавшемуся навести в делах хоть какой-то порядок, пришлось, оседлав дамский велосипед, ездить по кишащим бандитами улицам. На следующий день мы перевозили людей, размещая их по домам, где они могли бы чувствовать себя в безопасности…» За исключением десяти человек, Валленберг нашел и освободил всех своих сотрудников. После того как донесение Валленберга поступило в Стокгольм, посол Джонсон передал по телеграфу в Государственный департамент его содержание, добавив: «По-видимому, Валленберг выполняет свое задание, отдаваясь ему полностью, и, учитывая огромные трудности, которые ему приходится преодолевать, справляется с ним замечательно. Ольсен считает, что официальное признание УВБ достижений Валленберга, переданное ему по каналам МИДа, сослужило бы в данном случае неплохую службу. Шведское правительство продолжает заявлять протесты по поводу обращения венгерских властей с евреями».

Исполняющий обязанности государственного секретаря Эдвард Стеттиниус телеграфировал в ответ сообщение, в котором говорилось об «искреннем одобрении правительством США гуманитарной деятельности шведского правительства, а также о должной оценке, которую получили в американском правительстве храбрость и изобретательность м-ра Валленберга, проявляемые им в порученном деле».

18 октября нилашистский министр иностранных дел Габор Вайна выступил по радио с декларацией политики его правительства по отношению к евреям: «Наше решение, пусть его и считают жестоким, заслужено поведением евреев в прошлом и в настоящем». О евреях, пользующихся зашитой церкви и иностранных государств, в декларации говорилось следующее: «Я не признаю истинности обращения евреев в римско-католическую или лютеранскую веру, — заявлял Вайна. — Я не признаю никакие документы, предоставляющие им защиту любого рода, или иностранные паспорта, которые евреи венгерского подданства получают от иностранных лиц или организаций… Пусть ни одно лицо еврейской расы не думает, что при помощи иноземцев оно может обойти законные меры, предпринимаемые в отношении его венгерским правительством».

Валленберг не стал дожидаться совещания с представителями иностранных миссий. Положение требовало не нот протеста, а незамедлительных действий. И он решил действовать через новоназначенного министра иностранных дел Венгрии барона Габора Кеменя. Последний не представлял себе своего появления в публичных местах или даже на приемах в честь иностранных послов иначе, чем в сапогах для верховой езды и с пистолетом за поясом. Слова о гуманном отношении к людям любой национальности для такого человека не значили ничего. Тем не менее оставалось еще три фактора, которые в переговорах с ним Валленберг мог использовать: первый — это желание нового режима, по-видимому не менее сильное, чем у предшествующего, добиться международного признания; второй — личное соперничество Кеменя с Вайной и третий — жена Кеменя. Валленберг уже встречался с баронессой на одном из многих вечеров или дипломатических приемов, которые посещал с целью приобретения влиятельных и полезных знакомств. В лице красивой и живой Элизабет Кемень он нашел исключительно ценного союзника. Происходившая из аристократической австрийской семьи и получившая образование в Тироле, спорной области между Австрией и Италией, она приехала в Будапешт в 1942 году в качестве невесты известного франта барона Кеменя. Теперь она была беременна их первым ребенком.

На заранее договоренной встрече, состоявшейся у их обшей знакомой в Пеште, Валленберг кратко и вежливо изложил ей суть дела. Миссии нейтральных стран серьезно обеспокоены тем, что новое правительство не признает выданные ими паспорта, которые служат охранными грамотами их владельцам. Ее муж хочет международного признания своего правительства, но никогда не получит его, если режим Салаши будет отказываться от обязательств, взятых на себя его предшественниками. Баронесса должна это понять. Ей также стоит взвесить вероятную судьбу лидеров нилашистов: Красная Армия практически — у ворот венгерской столицы. Когда город падет, их всех повесят как военных преступников… конечно, за возможным исключением тех, кто мог бы заступничество заслужить. Баронесса наверняка хотела бы, чтобы барон сделал всё ради спасения своей жизни [34].