Тайна утопленной рамы, стр. 14
Грибов оказалось довольно много, Ванька наткнулся на россыпь лисичек, а я нашёл, среди прочего, два дубовика (их ещё называют «польский гриб» или «дубовый белый») и большой подосиновик. Увлёкшись, мы сами не заметили, как миновали изгиб, за которым некогда копали археологи и где мы сами находили всякие древние вещицы.
— Смотрите! — заорал Ванька. — Тут кто-то был!
В нескольких местах мы увидели перекопанную землю — совсем свежую. И на перекопанной земле виднелись следы — по меньшей мере, двух людей.
Ванька опустился на колени, чуть не обнюхивая землю в охотничьем азарте.
— Они были в сапогах! — сообщил он. — Их было двое, один побольше, другой поменьше. И… смотрите, здесь след, как будто они волокли что-то тяжёлое!
И точно, по палой листве тянулся довольно широкий след — приблизительно как от мешка с картофелем.
— Ребята! — Ванька поднялся с колен, его глаза округлились. — Я знаю, что это такое! Здесь кого-то убили! Хотели закопать прямо здесь, но наткнулись на камни и корни и поволокли в глубь леса, где земля помягче!
И, не успели мы с Фантиком опомниться, как Ванька помчался к берегу, вопя во всё горло.
Глава СЕДЬМАЯ. ВСЕ НЕПОНЯТНО
— На помощь! — орал Ванька. — Убийство! Покойник!
Петя, задремавший около костра, подскочил как ошпаренный.
— Что ты такое несёшь?
— Там, в овраге… — Ванька задыхался. — Там кого-то убили, уволокли и закопали… Когда волокли, кровь осталась на листьях…
Мы с Фантиком, догнавшие Ваньку возле самого костра, молчали, слишком потрясённые, чтобы что-нибудь сказать.
— Да брось ты! — сказал Петя. — Кончай выдумывать!
— Я не выдумываю! — крикнул Ванька. — Мы все и правда видели!
— Что вы видели? — Петя повернулся к нам.
— Ну… — ответил я. — Мы видели следы сапог, свежераскопанную землю и… ну да, такой след, как будто волокли что-то тяжёлое. Насчёт крови на листьях я не заметил, честно сказать.
— Была она там! — заявил Ванька. — И листья не были б такими бурыми, если б на них не было крови!..
— М-да-а… — Петя почесал в затылке. — Ситуация… То ли проверять идти, то ли драпать…
Он бы, наверно, ещё долго пребывал в растерянности, но тут мы услышали тарахтенье лодочного мотора: Гришка возвращался. Вид у него был, надо сказать, несколько обескураженный.
— Слышь, Гришань! — окликнул его Петя, когда Гришка привязывал лодку. — Мальцы уверяют, будто труп в овраге нашли.
— Не мы все уверяем, а только Ванька, — поспешно сказал я.
— Труп, значит? — Гришка хмыкнул. — Что ж, пойдём, поглядим.
— Я не пойду! — заорал Ванька.
— Я пойду, — сказал я. — Я уверен, что никакого трупа там нет.
— И я тоже, — сказала Фантик.
— Хорошо, — Гришка поднялся на холмик, к костру. — Тогда кто посмелее — все за мной!
И мы пошли назад, в овраг: впереди Гришка, я и Фантик, чуть поодаль Петя, а совсем сзади — Ванька. Он всё-таки поплёлся с остальными, но держался метрах в двадцати, чтобы, чуть что, сразу дать дёру.
— Удалось тебе что-нибудь узнать? — спросил я.
Гришка отмахнулся.
— Кое-что… Но — потом! Давай сперва разберёмся с заскоком твоего брательника, чтоб это над нами не висело.
Гришка продвигался очень внимательно, осматривая по пути все вокруг. Когда мы дошли до места со свежевскопанной землёй, он присел на корточки, размял в руках горсть земли, поглядел на следы и даже присвистнул.
— Не фига себе! — негромко сказал он.
— Что? — я насторожился, и Фантик тоже. — Что такое?
Гришка поднялся, отряхнул землю с колен и поглядел на полосу, оставшуюся от «мешка с картофелем».
— Тоже мне, следопыты! — он с укором посмотрел на меня. — Ну, хорошо, Ванька спятил с перепугу — как говорится, у страха глаза велики, да ничего не видят — Фантик в чтении следов не мастак, но ты-то!.. Ты ведь чуть не с трёх лет любые лесные следы мог разобрать. Чего ж ты ослеп?
— А что такое? — растерянно спросил я.
— А ты погляди внимательно, — сказал Гришка.
Я стал вглядываться, недоумевая, что же Гришка сумел разглядеть такого особенного, потом хлопнул себя по лбу.
— Ну, конечно!
— Что «конечно»? — спросила заинтригованная Фантик.
— Смотри, — показал я ей. — Листья больше промяты вон в ту сторону. Значит, нечто тяжёлое тащили не отсюда, а сюда. И здесь оно закопано — вот здесь, где земля перерыта. А следы сапог так густо идут и накладываются друг на друга, потому что землю утаптывали!
— Так что здесь закопано? — Фантик спросила это чуть не шёпотом.
— А вы понюхайте! — и Гришка протянул нам размятый на кончиках пальцев комок земли.
Мы понюхали. Запах, надо сказать, был препротивнейший — и какой-то очень знакомый. Я нахмурился.
— Так ведь это… — начал я.
— Вот именно, — кивнул Гришка. — Рыбьи потроха. Кто-то потрошил рыбу, а потроха закопал здесь.
— Но это ж сколько рыбы надо было выпотрошить, чтобы целый мешок потрохов набрался! — воскликнул я.
— Правильно подметил, — сказал Гришка. — И меня не только это смущает… — он кивнул на чёрное пятно свежеперекопанной земли. — Рискнём разворошить? Не помрём от газовой атаки?
— Рискнём! — мужественно сказал я, а Фантик, напряжённая и закусившая губу, молча кивнула в знак согласия.
— Эй, вы! — крикнул Гришка Пете и Ваньке, оробело маячившим неподалёку, так и не решаясь приблизиться к «страшному месту». — Сгоняйте в лодку, за лопаткой, хоть какой-то толк от вас будет!
Пока Петя соображал и поворачивался, Ванька уже мчался к лодке и через несколько минут приволок небольшую лопатку, типа сапёрной. Гришка использовал её для самых разных надобностей: и костёр окопать или закидать, и перерубить стебли водных растений, когда возле берега они опутывали гребной винт мотора, и мало ли ещё ничего.
Ванька торжественно вручил Гришке эту лопату, и Гришка, не менее торжественно поплевав на руки, взялся за черенок.
— Отойдите, все! — сказал он. — Если травиться вонью, то только мне одному!
Мы поспешно отошли в сторонку, метров на десять, а Гришка принялся копать.
Копать ему пришлось совсем недолго. Искомое было зарыто неглубоко, штыка на два лопаты. И сразу потянуло отвратным запахом — хоть и не таким, какой шибает, когда рыба совсем испортится, но всё-таки достаточно невыносимым.
Но Гришка, казалось, и не замечал этого запаха.
— Вот это да! — вырвалось у него.
Мы, зажимая носы, подошли поглядеть. И поняли, что так поразило Гришку.
Это были не рыбьи потроха. Это были рыбы, причём выпотрошенные. И — только щуки! В яме было закопано щук пятьдесят, если не больше!
— Это кто же столько хорошей рыбы извёл? — выдохнул потрясённый Петя. — И главное — зачем?
Гришка что-то невнятно пробормотал под нос — как мне показалось, что-то такое, чего нам, детям, слышать не стоило — и стал энергично закапывать яму.
— Незачем нам больше это нюхать… Что здесь схоронили, мы выяснили. Теперь давайте посмотрим, откуда это приволокли.
Дальше мы пошли дружно, все вместе. Ванька разом повеселел: хоть его обоняние и пострадало, зато все его страхи развеялись. Мы прошли по следу мешка, в котором приволокли щук и вытряхнули в яму, и вот что установили: сети на щук ставили чуть выше на Удолице, уже в границах заповедника, буквально метров пятидесяти не доходя до дальнего гостевого комплекса заповедника с банькой над рекой. В этом месте овраг подходил совсем близко к новому руслу, их разделял лишь перешеек, вроде холмика, на котором и устроились браконьеры. Мы нашли следы их пребывания: примятую траву, окурки, консервные банки. Костёр они не разводили — видно, боясь засыпаться, пользовались фонариком. Здесь же — надо понимать, уже под утро — они распотрошили рыбу и покидали в мешок. Стащить её с холмика вниз, в овраг, и закопать в невидимом для посторонних глаз месте на дне оврага оказалось для них удобней всего. Мы ума не могли приложить, чем им не понравилась такая хорошая рыба. Ведь наловить такое количество, да ещё выпотрошить наверняка стоило для них немалых трудов.