Душа, стр. 6
– Ты неправильно сказала… Не Луиджи бы заподозрили, а автомат.
Натали внимательно посмотрела на Кристо.
– Что-то ты слишком мудрено говоришь…
– Мудрено? А что такое «мудрено»? Я тебе говорю, я заподозрил бы автомат, что он нехороший, а не Луиджи, раз он выдает его за хороший.
– Ты хочешь сказать, решили бы, что Луиджи ошибся?
– Пожалуй… Заподозрили бы автомат, что он нехороший…
– А Луиджи, что он сам его сделал?
– Почему Луиджи? Мог и кто-нибудь другой сделать.
– Ох, замучил! Из тебя наверняка адвокат выйдет или иезуит.
В дверь магазина постучали, и слышно было, как за дверью топчутся, свистят…
– Кристо! – крикнул за дверью Малыш. – Кристо! Натали!
– Поди отопри ему, – сказала Натали. – Почему ты так орешь, Малыш? Прямо разбойник какой-то! Должно быть, нашалил? Уйми своих собак, а то они все здесь вверх дном перевернут.
– Собаки! – крикнул Малыш. – Собаки! Тубо!
Но утихомирить бурю удалось только Кристо. Он поправил половички, придвинул стулья к столу… Два черных пуделя улеглись, уткнув морды в вытянутые лапы, лишь кончики хвостов нервно подрагивали, видимо, собаки с трудом сдерживались, чтобы не вскочить. Малыш, встав коленями на стул, налил себе минеральной воды. Малыша вечно мучит жажда, это всем известно. На нем был передничек, который, казалось, вот-вот лопнет по швам, и слишком коротенькие штанишки, не закрывавшие пухлых ляжек, а там, ниже, были круглые коленки и пара икр с выступавшими, как два яблочка, мускулами. Щеки у него были румяные и горячие даже на вид, глаза блестящие, черные, как спелые вишни.
– Что ты такое натворил? – повторила Натали. – А ну, признавайся!
Малыш слез со стула, подобрал свое оружие – какие-то деревяшки, железки – встал в позицию и выбросил вперед обе руки:
– Как я его двину! Как он упадет! А потом пиф-паф! Он встал, а нога у него деревянная!
– Вот уж врун, в первый раз такого вруна вижу! – заметил Кристо.
– Пиф-паф! – кричал Малыш, пропустив мимо ушей замечание Кристо. – Он встал, а у него обе ноги деревянные!…
Потом Малыш крикнул:
– Прощай, Натали! – и бросился к дверям. Оба пуделя, лежавшие с притворно равнодушным видом, поскакали за ним следом, волоча за собой поводки…
– Он меня уморит! – проговорила Натали, вытирая мокрые от смеха глаза. – Поди все-таки посмотри, что он там такое натворил…
Но Кристо не волновали злоключения брата, и он преспокойно уселся на прежнее место к столу Натали. Малыш был сильнее его и хитрее. И вечно что-нибудь выдумывал! Бабуся плакала, папа хохотал, а мама огорчалась, так как он все время врет. Мама говорила даже, что надо показать Малыша врачу, но ей никак не удавалось выкроить свободную минуту.
– «Поднялся, а нога деревянная!» Надо же выдумать!
– Ну, – скептически протянул Кристо, – он сегодня у нас отличился, потому так и носится… Натали, можно еще один бисквит? Спасибо… Вчера вечером папа принес из ячейки листовки, а сегодня утром не мог их найти. Мы весь дом обшарили. Малыш вернулся из детского садика, а бабушка его спрашивает: «Не видел ли ты листовок, они лежали здесь на буфете?…» А Малыш как закричит: «Я, – говорит, – их унес и роздал в садике!…»
Сегодня во вторую половину дня Натали и так уж плохо работалось, а теперь она встревожилась… Что это еще за листовки? У твоего папы не будет из-за них неприятностей? Да нет, папа сказал, что половина работы уже сделана, но пусть Малыш не трогает его вещей, ведь папа без разрешения его вещей не берет… Бабуся плакала и сказала, что со всеми этими листовками, ячейками и со всем прочил! мы в тюрьму попадем; мама заперлась в спальне и там хохотала, а папа пошел к своим за другими листовками. Хорошо еще, что Оливье, этого пижона, не было дома… Тогда было бы дело.
Но теперь Кристо срочно потребовалось узнать, нарисует ли Натали «Шахматиста», играющего в шахматы с Екатериной II? Конечно. А что сделал бы Оливье, если бы узнал, что Малыш роздал листовки в садике? Сам не знаю! Разве можно что-нибудь знать с этим чернорубашечником! Кристо, так некрасиво говорить. Твой брат вовсе не чернорубашечник!… Можно подумать, что ты его ненавидишь!
Кристо положил локти на стол, не удостоив Натали ответа… Ему хотелось знать, когда Натали по-настоящему начнет рисовать «Игрока». Только не завтра, сначала надо закончить подготовительные работы.
– Если я когда-нибудь заболею, ты к нам придешь, Натали, в прочтешь мне все, что написала, от начала до конца?
Мишетта просунула голову в дверь: пускай Кристо идет и утихомирит детвору, а то они уже настоящую войну затеяли. Кристо поцеловал Натали. «Как не хочется уходить…» Он неслышно закрыл за собой дверь, потом снова появился на пороге. «В следующий раз ты мне расскажешь, да, Натали?»
VI. Кто теряет, тот выигрывает
Луиджи наконец позвонил Фи-Фи. Только условился о встрече: удобнее всего, если они позавтракают вместе.
Все шло благополучно, с Корсиканцем тоже все уладилось как нельзя лучше, до того хорошо, что если бы даже Фи-Фи заплатил три миллиона штрафа, ему бы вернули деньги. Хозяин подал им тушеное рагу из зайца в густом темно-коричневом соусе, и аппетитный пар приятно щекотал ноздри… Фи-Фи расцвел, даже щеки у него порозовели, а обычно лицо у него было как у трупа. Содержатели кафе внесут деньги, чтобы покрыть штраф. В прежние времена поломали бы все эти биллиарды, чтобы его проучить. Теперь народ пошел покультурнее, и, кроме того, Фи-Фи даже не из чужой шайки, а просто сопляк…
– Хорош сопляк, Луиджи, мне уже сорок два!
– С чем тебя и поздравляю.
Луиджи воспользовался случаем, чтобы преподать Фи-Фи урок. Фи-Фи скоро сможет жить на ренту, аппараты приносят регулярный доход, значит, сиди себе и поплевывай в потолок… Люди развлекаются, а ты, ты денежки гребешь. Дело куда более надежное, чем скаковые лошади, кому и знать об этом, как не Луиджи. Пусть Фи-Фи угомонится, сейчас, когда Корсиканец пошел с ними на мировую, и все будет в порядке, раз электрические биллиарды пока в ходу, а если публика их разлюбит, подыщем что-нибудь еще… Слава богу, голова пока варит. Луиджи с видом знатока отхлебнул глоток вина; он был великий гастроном, а Натали с Мишеттой его совсем избаловали.
– Все это очень мило, я тебе бесконечно признателен, – сказал Фи-Фи, – и я отлично понимаю, как мне повезло. Но, пойми же и ты меня, хоть ты меня пойми, не создан я для того, чтобы жить на ренту. Через неделю мне все осточертеет. Стоит мне пожить спокойно, я сам начинаю искать неприятностей.
Луиджи поднял стакан, поглядел на свет… Сейчас Фи-Фи начнет свои нескончаемые жалобы. Вот если бы Фи-Фи засадили в тюрьму, там бы ему действительно жизнь осточертела! Пусть-ка спросит у Натали, которая до отправки в немецкий лагерь хлебнула горя во французской одиночке. А ведь Натали – она в себе самой силы черпает, а вот Фи-Фи один в четырех стенах непременно рехнется.
– И что же у тебя на примете для будущих неприятностей? – спросил Луиджи.
– Женщина…
Луиджи поставил стакан. Это что-то новенькое! Фи-Фи, конечно, бабник, как и все прочие. Он ходок по женской части, но головы никогда не терял. Значит, что-то изменилось.
– Ну, раз так, дело плохо.
Да, дело плохо, так плохо, что Луиджи даже не может себе представить. Фи-Фи рассказал, как встретил ее в «Колибри» на улице Жан-Мермоз, этим было все сказано. И вовсе не какая-нибудь потаскушка, которая шатается по барам, а вполне современная женщина, которая умеет себя поставить. Не ее выбирают, а она сама выбирает себе мужчин. Значит, очень красивая? Красивая? Да нет, не особенно… Но как раз такая, какие сейчас требуются… Высокая, бледная… Губы без помады, веки намазаны синим, ресницы длиннейшие, накладные… Прекрасные каштановые волосы, встрепанные… Грудь как у слонихи… Известно ли Луиджи, что у слонихи прелестная розовая грудь?
– Ну, животный мир для меня… Все, что не относится к механизмам…
– Талия такая, – продолжал Фи-Фи, – что если бы стянуть пояс чуть потуже, ее перерезало бы пополам: налево торс с бюстом, а все прочее направо. – Вот она какая, значит, есть надежда, что она отучит его скучать? Ну, это еще неизвестно… Во-первых, ему нравится заниматься с ней любовью, конечно не африканские страсти, но все-таки очень приятно, а главное, все происходит весьма аккуратненько. Вечерами она являлась в «Колибри»… вокруг нее вечно мужчины, немного пили, немного танцевали, немного играли в покер с барменом… Когда Фи-Фи ее уводил, остальные роптали, а ему было лестно, не больше того. Он не желает, чтобы его пырнули ножом в бок…