Хорал забвения, стр. 25

— Плевать ему на них, — заявил Майкл, сам от себя не ожидавший такой злости. — Убил бы этого сукина сына.

Саварин со значением посмотрел на Майкла.

— Но я надеюсь, твоя память не пострадала?

— Я все хорошо помню, — заверил Майкл. — Журавлихи даже сделали так, что я понимал по-каскарски.

На лице Саварина появилось почти комичное выражение зависти.

— Ну, так расскажи! Обо всем расскажи!

Полтора часа Майкл описывал Каэли и последующие события. Саварин торопливо записывал заостренным угольком на листах серой бумаги.

— Чудесно! — восклицал он время от времени. — Я даже не слышал этих имен! Великолепно!

Когда Майкл закончил, Саварин сказал:

— Я подозреваю, Адонна не прочь разделаться со всеми нами — и гибридами, и людьми. Но он медлителен. Наверно, для божества время течет не так, как для нас. За мгновение его раздумий у нас может завершиться вся история Царства.

— А что происходит с гибридами, когда их похищают?

— Я слышал, умбралы и риверины разбирают их по своим храмам для магических ритуалов. Но точно не могу сказать. Вероятно, некоторых отправляют в Иралл.

— Что такое Иралл?

— Самый большой храм Адонны, там управляет Фаэр. Туда допускаются все сидхи. Скольких, говоришь, забрали?

— Троих.

— Значит поровну не разделить. Может быть, налетчики повздорили, когда делили полон.

Майклу не понравилось слово «делили» в устах Саварина. Оно звучало слишком бездушно.

— А что касается песен Каэли… я их себе представлял в самых общих чертах, никогда не слышал таких подробностей. Ты мне помог собрать воедино разрозненные сведения. Жаль, Лирг не успел рассказать побольше об Элми. У меня такое чувство, что с нею связана очень важная история.

Он положил записки на кафедру и сел рядом с Майклом на школьную скамью.

— В городе недоумевают: почему ты здесь, и почему — с Журавлихами, а не с людьми? Горожане возмущены, ведь они боятся прогневить Элионса. Наше положение и раньше было ненадежным, а с твоим появлением стало таким зыбким…

— Я могу что-нибудь сделать?

— Возможно. — Саварин улыбнулся, потом нахмурился, рассматривая ссадины Майкла. — Но не сейчас. Тебе нужно отдохнуть.

— Я чувствую себя превосходно. Расскажите про Журавлих. — «Давай, учитель, — подумал Майкл. — Учи». — Почему они такие старые… и вообще, сколько им лет?

— Точно не скажу, но, кажется, они жили во времена самой Царицы Элми. Я даже слыхал, будто они — ее дочери, но это не достоверно, а сами они, конечно, не согласятся рассказать. Иногда сидхи посылают своих будущих жрецов или самых способных молодых воинов к Журавлихам на обучение.

— Ну, я-то не воин, и, конечно, не сидх, — заметил Майкл. — С Журавлихами я чувствую себя дурак дураком. Если сидхи так ненавидят людей и гибридов, почему Элионс считается нашим защитником? Он в самом деле кому-нибудь покровительствует?

— Да. — Саварин почесал крылья носа двумя пальцами. — В некотором смысле покровительствует. Без него все было бы гораздо хуже, как ни странно это звучит. Но он нас ненавидит. Обеспечивает нам какое-никакое существование и между делом пакостит. Отравляет жизнь.

— Он хотел меня убить.

— Мне кажется, ты задел все, что ему дорого. — Саварин кашлянул. — Ведь к тебе очень необычно отнеслись… почти как к сидху.

Майкл уткнулся взором в хорошо утрамбованный земляной пол.

— У меня тысячи вопросов, а ответить на них никто не может или не желает.

— Если Журавлихи до сих пор ничего не рассказали, значит, неведение необходимо для твоей подготовки. — Саварин немного помолчал. — А неведение любит компанию. Я хотел тебя кое с кем познакомить… конечно, если ты свободен.

— Я свободен, — с вызовом произнес Майкл.

Глава десятая

— Но тебя последней, — я имею в виду, последней из людей, — в Царстве появилась одна молодая женщина, — говорил Саварин, ведя Майкла по узкой улице, раскисшей от ночного дождя. — Она здесь два года, если считать по дням, — а это надежней, чем по сезонам. Я рассказал ей о тебе, и она хочет познакомиться. Она из твоей страны, из Соединенных Штатов.

— А из какого города?

— Нью-Йорк.

— Саварин, а вы здесь давно?

— Лет тридцать — тридцать пять.

Майкл удивился.

— На вид вы совсем не старый.

— Мы тут стареем только до определенного момента. Наверно, наши души знают, что им некуда деваться, и поэтому лучше заботятся о телах. Даже старик Волфер больше не дряхлеет.

Майкл помолчал, пытаясь осмыслить услышанное, потом спросил:

— Как ее зовут?

— Элина.

Саварин повернул налево и жестом позвал Майкла за собой. В конце еще более узкой Т-образной улочки виднелась дверь в стене из необожженного кирпича. Оба боковых ответвления улицы заканчивались глухими тупиками. Саварин и Майкл вошли в дверь и стали подниматься по лестнице, которую освещала лишь одна свеча в подсвечнике на верхней площадке.

Саварин поправил Майклу ворот куртки, прикрыл его воротником рубашки и огорченно покачал головой — придать гостю приличный вид не удалось. Повернувшись к тростниковой двери, обтянутой тканью, Саварин легонько постучал.

— Да? Кто там?

— Я привел гостя. — Саварин подмигнул Майклу.

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появилась девушка немного старше Майкла и почти с него ростом. Она смущенно улыбнулась Саварину, разгладила блузку на животе и взглянула на Майкла. Она носила короткую юбку из ткани мышиного цвета (очевидно, самой распространенной среди людей и гибридов в Царстве) и белую блузку из настоящего хлопка. У девушки было широкое лицо, большие черные глаза, полные губы и темно-коричневые, с рыжеватым оттенком волосы. Ее фигура была чуть полновата, но довольно изящна.

— Элина Дэвис, это Майкл Перрин, — произнес Саварин.

— Привет. — Майкл протянул руку. Элина пожала ее теплыми, сухими, мозолистыми пальцами и отступила.

— Пожалуйста, входите. Саварин рассказывал о вас.

Квартиру делила на две комнаты оштукатуренная саманная стена. Дверной проем был занавешен бечевками с нанизанными на них кусочками веток. Два плетеных кресла стояли в углах комнаты друг против друга, на них лежали серые подушечки. Третий угол принадлежал умывальнику на стойке из жердочек — вроде той, которую Майкл видел в гостинице.

— Я завариваю травяной чай, — пояснила Элина, указав гостям на кресла.

Она положила на пол свернутый матрац, ушла в другую комнату и вернулась с белым керамическим чайником и тремя кружками и поставила их на плетеный столик. Затем села на матрац рядом с креслом Майкла, разлила чай по кружкам и подала их гостям. Внезапно она встала и принялась озабоченно оглядываться — похоже, что-то искала.

— А! — Наконец она устремилась к подоконнику и взяла медовые соты, завернутые в вощеную ткань. — Меду к чаю?

— Да, пожалуйста, — кивнул Майкл.

Элина протянула роскошный янтарный ломоть, и Майкл опустил мед в кружку. Осознав свою ошибку, он попытался выловить тающие куски воска, потом махнул рукой. Элина добродушно рассмеялась и села.

— Мне очень неспокойно, — сказал она. — Хенрик говорит, вы попали сюда не так, как все остальные.

Майклу не хотелось повторять свою историю, и он решил перехватить инициативу.

— А как вы сюда попали?

— Элина была очень способной пианисткой, — ответил за нее Саварин.

Она смущенно пожала плечами и, прильнув губами к кружке, поглядела на Майкла.

— Прокофьев, — произнесла она.

— Простите?

— Я играла Прокофьева. Месяц готовилась к выступлению, репетировала третий концерт для фортепьяно. Уставала ужасно. С утра — Бах, а потом весь день — Прокофьев.

Майкл выжидающе смотрел на нее. Она состроила серьезную мину, потом рассмеялась.

— Когда у меня совсем онемели руки, я решила погулять. В голове была одна музыка. Я ее не просто слышала — чувствовала. Всем телом, особенно руками и грудью.

Она коснулась пальцами блузки над соблазнительно покачивающейся левой грудью.