Академия и хаос, стр. 89

И тут Гэри решился. Он понял, что другого шанса ему не представится.

Когда-то на Геликоне он несколько лет посвятил занятиям рукопашным боем, но тело его уже давно не желало повиноваться по первому приказу. Он был уже совсем рядом с Лизо, когда та запрокинула голову и снова закричала — дико, пронзительно, беззвучно, одним только сознанием.

Она кричала на Гэри.

В это же мгновение в дверь вбежали Бранн и Лодовик и перепрыгнули через Дорс, которая все еще не могла подняться.

Клия запнулась за ногу Дорс, оступилась, упала и увидела, что Лодовик мчится со всех ног к ее заклятому врагу, увидела, как он вскидывает вверх руку, чтобы схватить за руку эту женщину. Сейчас он схватит ее и вывернет руку за спину…

Наверное, он мог убить ее — и тем самым испробовать человеческой свободы воли.

Но он замер, не успев прикоснуться к злодейке. Он замер, остолбенел, пригвожденный к полу ее взглядом.

Вара Лизо опустилась на колени, стала судорожно потирать запястья и кисти рук, подняла голову и… увидела Клию Азгар.

Глава 79

Дэниел промчался мимо безлюдного поста охраны в вестибюле. Сейчас его относительно слабое восприятие ментальных состояний людей работало на него и служило ему защитой. Ударная волна очередного ментального разряда, напоминавшего последний, предсмертный выброс лавы из громадного умирающего вулкана, отбросила Дэниела назад. В Зал Освобождения он вполз на четвереньках через восточную дверь. У него было такое чувство, словно Жанна, а вместе с ней и все ее дубли, обитавшие в расположенной поблизости аппаратуре, распадаются на части, словно сгнившее полотнище флага, который треплет жестокий ветер, а эти частицы так отчаянно жаждут остаться вместе… Но вот этот образ исчез, Дэниел просто не в силах был думать о нем, потому что то же самое стало происходить с его разумом, с его позитронными мыслительными цепочками.

Глава 80

Если бы пронзительный детский крик был сделан из острых ножей, эти ножи не могли бы поранить Клию так глубоко и больно, как ментальная ударная волна, окутавшая Вару Лизо.

Разочарование, тоска, гнев, обостренное чувство несправедливости, образы давно умерших людей — родителей, молодых приятелей, которые когда-то обидели эту маленькую женщину с перекошенной мордашкой и по-крабьи скрюченными руками, — все это летело в Клию плотной массой обломков в потоке боли. Стены, колонны и окна Зала Освобождения не ощущали ровным счетом ничего. Сила гнева Вары Лизо была обрушена только на людей, к самым корням их сознания, воплощенного в материальные структуры. Лодовик, на которого страшное излучение мозга Вары Лизо не было направлено непосредственно, ощущал только легкое трепетание и давление, чем-то напоминавшие ощущения, которые он испытал при облучении потоком нейтрино — тогда, при космической катастрофе.

Однако Лодовик ощущал то, что отчетливо видел в эти мгновения Дэниел: распад существа, которое говорило внутри его и через его посредство. Вольтер стоял под этим безжалостным шквальным обстрелом людского гнева совершенно обнаженный и беззащитный и распадался на частицы, словно детская картонная головоломка.

Клию на миг охватила такая жалость к этой женщине, что еще мгновение — и она погибла бы, и гибель ее была бы подобна одновременно утоплению и дегидратации. Она ощущала отголоски собственной жизни, собственных переживаний, смешавшихся с переживаниями Вары Лизо.

Но в их жизненном опыте не все было одинаково, вот эти-то различия и спасали Клию. Она видела силу собственной воли, противостоящей отчаянию и нерешительности Вары Лизо. Клия видела силу своего отца, которая не была так уж очевидна на первый взгляд, и еще она видела силу своей матери, которую помнила совсем смутно: она видела, как трудно было матери с ней даже тогда, когда она была совсем маленькой, но такой своевольной, и каких стараний ей стоило не противостоять дочери, а наоборот — позволить расти такой, какой она была, скольких бы страданий это ни стоило и самой матери, и отцу…

Клия уже была готова дать своей противнице отпор, когда вдруг ее застало врасплох нечто общее между ними, и общность эта стала смертельно опасной.

Вара Лизо кричала о свободе.

Ее голос возвысился до пронзительнейшего визга, взлетел к самому потолку зала и эхом отразился от сводов:

— Дайте нам быть такими, какими мы должны быть! Пусть не будет больше никаких роботов, никаких убивающих металлических рук, никаких заговоров! Никаких оков!

Клие казалось, что в мыслях ее что-то дымится и шипит. Это было ее ощущение себя. Она была готова добровольно пожертвовать всем, чем угодно, слыша этот крик боли, — она и сама чувствовала ту же боль, хотя никогда — столь ясно и столь ярко выражение. Внутри этой боли таилось безумие, оно пылало в ней — это безумие могущественной и саморазрушительной защитной реакции…

Те же чувства владели и Дэниелом, который пытался совладать с собой и подняться на ноги. Он был в нескольких десятках метров от Вары Лизо.

…Отторжение двадцати тысячелетий благотворительности и руководства, терпеливого тайного служения… Крик ребенка, которому Дэниел никогда не позволял прозвучать в полную громкость, чтобы не ощутить собственной боли, чтобы не думать о том, что такое жизнь и что такое смерть…

Клия закрыла глаза, легла на пол и поползла, стараясь отыскать Бранна. Она его не видела и не чувствовала. Открыть глаза она не осмеливалась — боялась мгновенно ослепнуть. Она была уверена, что это непременно произойдет, дерзни она хоть на миг разжать веки. Вара Л изо не могла долго удерживать мощность ментального разряда на пределе. И действительно — поток ее страшной энергии стал сужаться, искать канал, по которому он мог бы течь направленно. Разряд концентрировался, и хотя охват его вдруг резко упал наполовину, по Клие Вара ударила с удвоенной силой.

Гэри чудом удерживался на ослабевших ногах. Он видел происходящее, но как в тумане, и плохо понимал, что происходит. Маленькая женщина, пошатываясь, делала шаг за шагом. Лицо ее было так искажено, словно Гэри смотрел на него сквозь бракованную линзу. Двое людей ползали по полу. Один из них был здоровяком-далити, вторая — стройной и довольно красивой темноволосой девушкой.

А высокого мужчину у восточного входа Гэри не видел.

Его разум переполняли волны собственного отчаяния. Он ошибался. Он все время ошибался. Все было напрасно, и даже хуже чем напрасно.

Гэри Селдону вдруг отчаянно захотелось умереть, чтобы избавиться от боли и осознания своего поражения.

Но еще… еще была та женщина, которая первой попыталась вступить в схватку с Варой Лизо и которую, как теперь уже нисколько не сомневался Гэри, звали Дорс Венабили.

Вара Лизо убивала Клию Азгар и Бранна. Как ни гудело в голове у Лодовика, это как минимум он понимал. Гул пошел на спад, но стоило ему шагнуть к скрюченной жутким спазмом женщине, как все началось снова. Лодовик почти не обращал внимания на Дэниела, на Гэри Селдона и Дорс. Похоже, эти трое сейчас не занимали Вару Лизо и были вне непосредственной опасности. Обезумевшая женщина явно намеревалась разделаться с Клией и Бранном, а уже потом приняться за остальных. С Вольтером посоветоваться теперь было невозможно.

Лодовик шагнул к Варе Лизо — страшной, перекошенной пароксизмом гнева, похожей на корявое старое дерево.

Клия подняла голову, открыла глаза, готовая к тому, что немедленно ослепнет… и увидела краткую ослепительную вспышку. То были глаза Вары Лизо — только глаза от нее остались теперь, отчаянные, полные жгучей ненависти глаза.

«Бранн тоже умрет».

До сих пор Клия никогда не пользовалась своим даром для того, чтобы причинить кому-либо вред. Даже то, что она заставила несчастного Лодовика танцевать в кабине лифта, настолько потрясло ее, настолько покоробило заложенное в ее душе чувство справедливости и уважения к личности, что она еще тогда осознала, что ни за что не сможет сотворить ничего подобного с Гэри Селдоном. Тогда она представила себе отца, которого однажды действительно заставила обмочиться… Нет, ни за что!