Знамение, стр. 16

Торн изучал репортера, рассматривал каждую мелочь, от разных носков на ногах до ниток, свисающих с воротника куртки. Дженнингсу нравилось вызывающе одеваться. Он знал, что его внешность ставит людей в тупик. В каком-то извращенном смысле это давало ему нужные зацепки в работе.

– Я видел вас на собрании, – сказал Торн.

– Я всегда стараюсь быть в нужном месте и вовремя.

– Вы очень усердны.

– Спасибо.

Торн встал из-за стола, подошел к бару и откупорил бутылку бренди. Дженнингс наблюдал, как он разливает напиток, потом взял предложенный стакан.

– Вы отлично разговаривали с тем парнем вчера вечером, – сказал Дженнингс.

– Вы так считаете?

– Да.

– А я не уверен.

Они тянули время, и оба это чувствовали, ожидая, что собеседник первый приступит к делу.

– Я с ним согласен, – добавил Торн. – Очень скоро газеты назовут меня коммунистом.

– Ну, вы же знаете цену прессе.

– Да.

– Им тоже надо на что-то жить.

– Верно.

Они пили бренди маленькими глотками. Торн подошел к окну и, выглянув в него, спросил:

– Вы ищете родственника?

– Да, сэр.

– Это священник по имени Тассоне?

– Он священник, но я не уверен в точности имени. Он брат моей матери. Они были с детства разлучены.

Торн взглянул на Дженнингса, и репортер почувствовал в его взгляде разочарование.

– Итак, вы его, собственно, не знаете? – спросил посол.

– Нет, сэр. Я просто пытаюсь его найти.

Торн нахмурился и опустился на стул.

– Можно спросить?.. – начал Дженнингс. – Если бы я знал, какое у него к вам было дело, я смог бы…

– Это была просьба насчет одного госпиталя. Он просил… пожертвование.

– Какого госпиталя?

– В Риме. Я точно не помню.

– Он не оставил вам свой адрес?

– Нет. Видите ли, я сам немного этика расстроен, так как обещал послать чек и теперь не знаю, куда именно.

Дженнингс кивнул:

– Выходит, мы с вами идем по одному следу.

– Видимо, да, – ответил Торн.

– Он просто пришел и ушел?

– Да.

– И больше вы его не видели?

Лицо Торна напряглось. Дженнингс заметил это и решил, что посол скрывает что-то.

– Больше нет.

– Я подумал… может быть, он бывал на ваших выступлениях?

Взгляды их встретились, и Торн понял, что с ним ведут какую-то игру.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Дженнингс. Габер Дженнингс.

– Мистер Дженнингс…

– Габер.

– Габер. – Торн изучал его лицо, потом отвел глаза и снова глянул в окно. – Мне тоже очень важно найти этого человека. Этого священника, который был здесь. Мне кажется, я был с ним резок, и мне хотелось бы извиниться.

– В каком смысле резок?

– Я довольно грубо его выпроводил, даже не выслушав, что он хотел сказать мне.

– Я уверен, что он привык к атому. Когда приходится просить о пожертвованиях…

– Я хотел бы разыскать его. Для меня это очень важно.

Посмотрев на Торна, можно было легко убедиться, что это действительно так. Дженнингс понял, что он на верном пути, но не знал, куда этот путь его приведет. Все, что он сейчас мог, – это играть в открытую.

– Если я его найду, дам вам знать, – сказал он.

– Будьте так добры.

– Разумеется.

Торн кивнул. Дженнингс поднялся, подошел к Торну и пожал ему руку.

– Вы чем-то взволнованы, мистер посол? Надеюсь, мир не собирается взорваться?

– О нет, – улыбнувшись, ответил Торн.

– Я ваш поклонник. Поэтому и преследую вас.

– Спасибо.

Дженнингс направился к двери, но Торн остановил его.

– Мистер Дженнингс?

– Да, сэр.

– Я хотел бы знать… вы ведь никогда не видели этого священника?

– Нет.

– Вы сказали, что он мог быть на моих выступлениях. Я подумал, что, возможно…

– Что?

– Да нет… Это неважно.

– Можно, я как-нибудь сделаю ваши фотографии дома? – попросил вдруг Дженнингс. – Так сказать, в кругу семьи?

– Сейчас не самое лучшее время для этого.

– Может быть, я позвоню вам через несколько дней?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо, я позвоню.

Репортер вышел, и Торн внимательно посмотрел ему вслед. Этот человек определенно что-то знает, но что он может знать о священнике? Было ли простым совпадением, что человек, с которым он познакомился чисто случайно, разыскивает именно того самого священника, который днем и ночью преследует его? Торн долго думал, но так ничего и не решил. Как и многие другие недавние события в его жизни, все это казалось простым совпадением, за которым скрывалось, однако, нечто большее.

Для Эдгаро Эмилио Тассоне жизнь на земле была не лучше, чем жизнь в чистилище. Из-за этого он, как и многие другие, присоединился к обществу сатанистов в Риме. Сам Тассоне был португальцем, сыном рыбака, который погиб у берегов Ньюфаундленда, вылавливая треску. От детских воспоминаний остался лишь запах рыбы. Тассоне осиротел в восемь лет и был взят в монастырь, где монахи избивали его день и ночь, чтобы он признался во всех своих смертных грехах. К десяти годам он был уже спасен и смог прильнуть к Христу, но зато у него начались боли в позвоночнике – как раз там, куда ему вбивали веру.

Из-за страха перед Богом он посвятил свою жизнь церкви, восемь лет учился в семинарии, день и ночь изучая Библию, читал о любви и гневе Бога и в возрасте двадцати пяти лет отправился в свет спасать грешных людей от пламени ада. Он стал миссионером, сначала поехал в Испанию, потом в Марокко, проповедуя везде слово божье. Из Марокко он отправился на юго-восток Африки, и там обнаружил племена, которые нужно было обратить в веру. Он начал избивать несчастных, как это в свое время делали с ним, и вскоре понял, что их мучения вызывали у него почти физическое наслаждение.

Смерть преследовала его, ходила за ним по пятам, и каждый раз он считал, что станет ее жертвой. В Найроби он познакомился с обходительным священником, отцом Спиллетто, и признался ему в грехах. Спиллетто обещал защитить его и взял с собой в Рим. Именно здесь, на собрании в Риме, он был ознакомлен с догмами поклонников Ада. Сатанисты обеспечивали убежище тем, кто скрывался от гнева божьего. Они жили, наслаждаясь телесными удовольствиями, и Тассоне делил свое тело с теми, кто ему нравился. Это была группа изгоев, которые, объединившись, могли противостоять остальным. Дьявола почитали путем оскорбления Бога.

Именно в это время, в расцвет успешных действий сатанистов, библейские символы указывали на приближение момента, когда история Земли будет внезапно и бесповоротно изменена. В третий раз за время существования планеты Нечистый сможет послать своего потомка и доверить его воспитание до зрелости своим ученикам на земле. Два раза до этого такие попытки были предприняты, и оба раза неудачно: сторожевые псы Христа обнаруживали Зверя и убивали его еще в младенчестве. На этот раз провала быть не должно. План продуман до мелочей.

Неудивительно, что Спиллетто выбрал Тассоне одним из трех исполнителей плана. Этот маленький ученый священник был по-собачьему предан и выполнял приказы без малейшего раздумья и колебания. Поэтому на его долю выпала самая жестокая часть плана: убийство невинного младенца, который, на свое несчастье, тоже был частью плана. Спиллетто должен был найти приемную семью и позаботиться о том, чтобы заветного ребенка приняли в нее. Сестра Мария-Тереза (которую знали раньше под именем Баалок) должна была наблюдать за беременностью и помогать при родах. Тассоне нужно было проследить, чтобы не осталось никаких улик, и захоронить тела на кладбище.

Тассоне с радостью вступил в заговор, потому что понимал, что он уже больше не новичок в секте. Его будут помнить и почитать: он, который когда-то был сиротой-изгнанником, теперь принадлежит к числу Избранных, он вошел в союз с самим Дьяволом! Однако за несколько дней до события что-то начало происходить с Тассоне. Силы покинули его. Давали о себе знать шрамы на спине. Каждую ночь, лежа в кровати, он тщетно пытался заснуть, боли усиливались. Пять ночей он ворочался в постели, отгоняя прочь беспокойные картины, встающие перед глазами. Тассоне начал принимать настойки из трав, вызывающие сон, но ничего не смог поделать с кошмарами, преследовавшими его и во сне.