Корабль отстоя, стр. 56

Когда она это почувствовала, у Аллочки начались проблемы. Ей даже собирались запретить преподавать в нашем классе – она стала задумчива, расстроена невпопад. Вот что значит война за любовь девочек и не только их.

А потом всё образовалось, и её у нас оставили, а скоро Аллочка вышла замуж, родила, сделалась усталой, с заботами.

Так говорили девчонки, а они в этом разбираются.

Через много лет я повстречался с Аллой Семеновной, она – мила, но рассеяна. Она даже красива, но мы уже выросли.

Сидор

Сидор доводил Аллу Семеновну до белого каления тем, что он писал сочинения каллиграфическим подчерком, только буквы были очень маленькие. Он мог уместить несколько страниц в формате спичечного коробка.

Она ему говорила: «Сидоренко – «два»!» – а он только смеялся. Сидор стал уже взрослым. Он читал толстенный шахматный календарь, держа его на коленях. Календарь раскрывался на нужной странице, совался в парту, и через щель в этой парте Сидор видел его страницы.

«Сидоренко! Повтори, что я только что сказала!» – Сидор вставал и с улыбочкой, очень медленно, повторял все слово в слово.

Кроме потрясающих способностей к аналитическому мышлению, он ещё обладал умением одновременно слышать учителя и читать шахматный календарь.

На математике он выходил к доске, записывал пример и тут же после «равняется» писал ответ. Он всё вычислял в уме.

Ему прочили блестящую карьеру, а он в середине десятого класса вдруг бросил школу и ушел работать.

Потом он работал и учился.

Потом опять работал.

Он поехал в Свердловск. Там после окончания школы, на юридическом, училась Укля.

Кажется, Сидор повзрослел сразу после того как умерла его мать. У нее болело сердце. Сидор говорил ей «вы». Потом он занялся альпинизмом, влюбился в скалолазку с двумя детьми, на десять лет его старше, женился, сделал ей третьего.

А его отец говорил нашим девочкам: «Скажите ему. Пусть не женится. Он вас послушает».

Сидор не любил отца.

А может, и любил, просто не мог простить ему то, что после смерти матери он привел женщину.

И ещё отец выпивал, а Сидор ненавидел пьянство, – когда он видел пьяного, у него темнели глаза.

Он здорово бегал на физкультуре. Лучше всех. Потом он занялся боксом. Купил себе гирю.

Однажды нас с ним побила толпа. Мы шли втроем – я, Сидор и Ваниян – и нас окружили прямо на улице человек двадцать. Было холодно. Шел мокрый снег. Они прицепились к Сидору, конечно. У него на груди был комсомольский значок. Никто из нас не отличался особой любовью к комсомолу, просто у него был значок.

Кто-то из толпы протянул к нему руку, Сидор перехватил. Через мгновение он уже бил кого-то, прыгнувшего на него, влет, в лицо.

Я помню только, что поскользнулся. Нас обступили и пинали.

Было не больно, было обидно – надо же, поскользнулся.

Потом мы с Сидором бегали в степь, тренировались. Он был очень выносливый. Как-то мы шли с ним летней ночью, и нас снова обступила толпа. Не та толпа, что зимой, другая.

Здоровенный верзила кого-то из своих толкнул на нас. Так в те времена часто начиналась драка.

Мы остановились. Стояли, ощетинившись. Я смотрел вожаку прямо в глаза. Их пятнадцать, нас трое. Главное было выдержать взгляд. Я выдержал. Потом нам кричали что-то вслед, но это больше для своих.

Сидор не трусил, я тоже. С нами был его друг, боксёр. Тот потом сильно волновался. «А если б они набросились?» – «Ну и что?» – «Их же было больше!» – «Ну и что?»

Сидору все равно. Мне тоже.

Он потом нашел тех, кто отпинал нас зимой. Один нашел всех. Сначала он нашел одного, избил его и через него нашел другого.

Так он нашел и избил всех.

Стекловата

После девятого класса, летом, мы с ним решили поработать. Идея пришла в голову Сидору, конечно. Мне такое не могло прийти. Меня в классе считали маменькиным сынком – я никогда не ходил с ними даже в походы. Мне лень было ходить в походы, я готовил себя к грядущему.

Они карабкались в горы, сидели у костра, спали в палатках, мерзли и смотрели ночью на звезды.

Я считал, что звезды я и с балкона увижу, а спать в палатке холодно. Костров я в своей жизни сжег столько, что небольшой перерыв в этом деле, так мне казалось, никак не скажется на этой части моего жизненного опыта.

В девятом классе нам было по шестнадцать лет. Мы работали все лето на базе грузчиками. Мы разгружали стекловату.

До этого мы подстриглись наголо и отправились пугать девочек. Идея принадлежала Укле. Пугать мы должны были Нату и Таню Авдееву – они в этот момент сидели у Наты и читали книгу.

Мы подошли к её дому, вытащили красные платки и повязали ими голову, а на глаза мы надели черные очки. В таком виде мы по решёткам на лоджиях вскарабкались на второй этаж – у Наты не было решёток – и проникли в дом – балконная дверь была открыта.

Дальше мы ползли по полу, так как девочки читали книгу вслух в другой комнате.

А в этой комнате сидел столетний Натын дед. Тот сидел в углу, и мы его сначала не заметили, а когда заметили, то поздоровались: «Здрас-ссте!» – на что он нам ответил: «Здрас-ссте!» – и мы дальше поползли.

Потом мы резко вбежали и ухнули: «Ух!!!» – девушки вскочили, и сейчас же в дверь вломилась изнемогающая от смеха Укля вместе с Бобиковой – нашим школьным Бобиком.

А на дворе уже тетки обсуждали происходящее, и идущей с работы Натиной маме – «тете Нине» – сейчас же доложили: «Теперича к вам через балкон лазиют!» – на что она ответила: «А вам завидно?»

После этого Сидору понравилось пугать, и он захотел испугать ещё и Долгову. Он захотел влезть на крышу – Долгова жила рядом с ним на последнем этаже – найти вентиляционную трубу её квартиры и замогильным голосом её позвать.

Помешала соседка, которая согнала Сидора с лестницы, ведущей на чердак.

Сидор решил ей отомстить. Он ночью притащил с того кладбища, что совсем рядом, венок, перевернул траурную ленту и написал: «Дудке от дьявола!» – соседку звали Дудкой и она обожала кавалеров.

– Позвонили в дверь, – рассказывала потом Дудка матери Долговой, – смотрю в глазок, а там букет. Я думала, от кавалера. Открываю – ужас. Что делать?

Мама Долговой знала все о Сидоре и его мести, и она сказала:

– Дудка! Это кто-то колдует. Ты пописай на венок и сожги.

Дудка пописала, но потом передумала и решила вызвать милицию с собакой: «Пусть придет милиция с собакой!»

– Дудка! – сказала ей мама Долговой, – ты же писала на него. Какая милиция с собакой? Собака по запаху придет к тебе. Лучше сожги.

И она сожгла.

А ещё Сидор привязывал девочкам двери верёвкой друг к другу.

И вешал им на них коробочки со зловещими надписями.

Стекловата приходила в вагонах. Надо было открыть вагон с помощью лома, там тогда отваливался люк и в него летели пачки этой дряни.

Мы их хватали и складывали в стопки. Там были горы стекловаты. А вагоны приходили каждый день.

Стекловата летела по воздуху, и воздух от нее переливался и блестел. Она втыкалась в руки, в лицо, в шею, в глаза.