Корабль отстоя, стр. 15
И тогда плюнув на это дело и, повернувшись ягодицами к такому-то и такому идиотскому творению рук человеческих, минер стал пробираться к выходу.
Вот когда дикий лязг и грохот возвестил миру о том, что якорь таки ушел в воду и бодро вытравливает цепь из ящика.
И потом… Что?!
Потом?.. А что потом?.. Потом… упала A3.
А что такое A3?
Хм… Это аварийная защита ядерного реактора, чтоб вы все были здоровы!
А чего она упала?
А вот этого, друзья мои, никто не знает никогда. Заболела, наверное.
После падения A3 в отсеках темно стало, как у теплого негра в черном анусе, и только лишь лязг и приближающийся шум прибоя в тумане и одиноко светящий аварийный фонарь, освещающий медленно ползущую из ящика якорь-цепь, в очередной раз привели с чувство минера, и он схватил боцманский лом, чтоб хоть чего-то остановить, схватил, да и воткнул его в одно из звеньев якорной цепи под контрфорсом (а… и… всё равно ведь не знаете что это), и ломик этот, воткнутый вертикально, пополз-пополз к направляющим стопора якорь-цепи.
Дополз! Да! И замер. Все замерло. Абсолютно все.
Да-с, господа!
Лом, обычный лом, остановил от неумолимого приближения к скалистым берегам островка нашу многотысячетонную лодочку.
Якорь поскрёб-поскрёб ещё коготками и… застыл…
Тишина…
А в центральном решительно все обосрались и потеряли дар речи, думая в ужасе.
И когда, как-то вдруг, неожиданно, произошло переключение усохшего электропитания с реактора на электропитание с аккумуляторной батареи, то все вздрогнули, в который раз всосав слюну, а штурман Василий обнаружил себя тупо глядящим на включившийся эхолот.
На его табло отчетливо высветилось: «1,0». Под килем был ровно один метр.
А потом штурман Василий и бедный минер начали орать, как боевые маралы, в сторону буксира, который изо всех сил старался, чтоб его сгоряча не раздавили.
И буксир подлетел к лодочке нашей красавице, а штурман Василий и бедняга-минер прыгнули на него, как звери в ночь.
И буксир высадил их на плавпирсе, где они тут же наговорили ровно пятнадцать тысяч слов отцам-командирам – те пытались их остановить и направить назад – и все эти слова кончались на «уй».
А потом они пошли – две ссутуленные спины, решительно, плечом к плечу, гулкими, огромными шагами с пирса в густой туман…
Всё…
ДОКТОР
– Саня, ты у нас сколько должностей исполняешь?
Это старпом от меня ждет ответа, а я смущен.
Когда видишь начальство, то лучше всего от него отвернуться и бежать.
– Андрей Антоныч! Собственно говоря, я уже исполняю обязанности помощника командира, заодно с обязанностями химика и дежурного по кораблю через день.
– Так это ж все лишь три должности и из них одна через день!
– Андрей Антоныч!
– Не знаю! Отлыниваете, батенька! Отлыниваете. Устраиваете себе прохлажденьеце. Да-а… Но это ничего. Это мы поправим. А принимайте-ка сегодня же должность медика. А? Как? Медик – это же почти что химик! Ловко я придумал?
– Андрей Антоныч!
– Не слышу восторга?
– Есть восторг!
– Озвучь.
– Андрей Антоныч, я испытываю восторг.
– Вот и прекрасно!
Господи! Хорошо, что он мне трюмную группу не вручил. Вручил бы он мне трюмных – и возился бы я до конца своих дней с этим дерьмом.
У нас теперь ежедневно забирают какого-нибудь офицера, и осиротевшие должности делятся между живыми.
Сам старпом давно исполняет обязанности командира БЧ-5, начальника РТС и БЧ-4.
Корабль у пирса и со стороны матчасти почти совсем разграблен штабом, а теперь ещё и людей отнимают. Словом отстой.
«А хорошо, что меня к трюмным не сунули!» – подумал я ещё раз и пошел в амбулаторию к медику.
Только вошел, как за мной немедленно сунулась голова вахтенного.
– Тащщщ-ка…
– Ну?
– Вы, говорят, теперь у нас врач?
– Ну?
– У меня голова болит.
– А у меня душа.
– Нет! Серьезно, тащщщ-ка…
– И я серьезно! Так, ладно! Исчезни до звонка. Дай осмотреться. Через десять минут зайдешь.
Через десять минут я уже все сделал. Во-первых, я обнаружил, что наш ушедший от нас навсегда в страну вечного лета и великой охоты медик все лекарства рассыпал по банкам, на которых написал: «Анальгин», «Аспирин», «Но-шпа» – ну, так далее. Во-вторых, я пошел ещё дальше. Я вытряхнул всех омумиеневших тараканов из верхнего ящика стола и ссыпал туда содержимое всех банок – ох, и работенка, доложу я вам! Потом я все это разровнял с любовью – кругленькие вы мои – и крикнул через дверь: «Заходи по одному!»
– Ра-аа-шите?
– Что у тебя?
– Голова.
– На!
– А это от головы?
– А от чего же? Бери горстями.
Через неделю мой ящик опустел.
Еще через неделю меня вызвал к себе старпом:
– Саня! Какие, говоришь, ты у нас должности исполняешь?
НЕКОТОРЫЕ ДОПОЛНЕНИЯ К ПРАВИЛАМ ИГРЫ
Я вам сейчас все объясню. Раньше как было? Раньше было так: автономок мало и люди все неграмотные, а командиры у этих людей были очень грамотные.
И они учили. Ну, то есть людей.
От чего люди, в конце концов, грамотнели.
То есть, учились в те времена много.
А потом наступили другие времена: автономок куча, выходов в море – завались, людей нет, потому что все побежали, и командиров нормальных нет, потому что они все время где-то учатся и на корабле не задерживаются. У нас командир два года держался, потом в академию уходил, а мы для него, и корабль тоже, чем-то вроде ступеньки или полигона были.
То есть мы знали свое дело лучше, чем командир знал свое.
И служить стало весело. Командир с весельем говорит какую-то команду, сути которой он до конца не совсем осознает, например, «Координаты цели утверждаю!» – а мы отрабатываем каждый свое, потому что натасканы и слажены.
И командиры поглупели. Потом из них получились глупые командиры дивизий, из которых выбирались ещё более глупые командующие флотилий, а из них самый глупый мог попасть в командующие флотом, а из нескольких глупых командующих можно было легко избрать дурака-главкома.
Вот такая ерунда.
Постскриптум. Однажды мы за неделю после автономки на другой корабль пересели и снова в автономку ушли, потому что командиру нашему очень хотелось командованию угодить и про нас, измочаленных, и про технику, что в руках от прикосновения рассыпалась, он никому не докладывал.
А мы по приходу даже на женщин смотреть не могли.
А он по приходу нас покинул.
Это я про командира.
В академию он поступил.
ВАШИНГТОН
Сегодня в кают-компании появился штурман Витя. Витя почти навсегда служит дежурным по гарнизону и на родном корабле появляется только отчасти. Как появляется, так – в отсутствии начальства, конечно, – рассказывает истории.
– Так! Поскольку вы все ещё очень маленькие и ничего про жизнь не знаете, я вам сейчас расскажу про моего первого командира – Драго Вадима Иваныча.
Командир Драго с детства не ел морковь, и потому вырос не выше веника. А ум у него был быстрый, как плевок. И ещё он хотел нанести ракетно-ядерный удар прямо от пирса по гнезду мирового империализма – он хотел поразить Вашингтон.
Так вот, если где разговоры какие или намеки, или, не приведи Господь, политинформация о положении вещей, то он быстренько пробежится по всем странам, веером их обгадит и оставит себе на сладкое Вашингтон: