Место Снов, стр. 83

Глава 32

Океан

Океан был совсем не такой.

Зимин представлял его сине-желто-белым, он оказался другим, менее веселым, каким-то суровым, но таким же прекрасным. Океану не было конца. Далеко, похожие на облака, парили розовые в свете солнца полосатики. Их было много, стая.

– Я дошел, – сказал Зимин. – Я обещал и дошел. Это океан, Сердце Мира. Тут все оживает. Тут я теперь буду жить. Смотри, Ка…

Он сел на кочку и закурил. На самом краю.

Волны накатывались на край мира, океан пах йодом и солью, хвоей и янтарем, неяркое солнце шло по небу и было похоже на травленую медную монету. Зимин курил и запускал по воде камешки. Зимину было хорошо и спокойно.

– И они еще долго сидели на самом-самом краю и разговаривали о разных интересных вещах… О каком-то компрессоре, кажется… Не помню откуда…

Зимин пододвинулся поближе к воде, чтобы опустить ноги в океан и пошевелить в нем пальцами.

Вода оказалась теплой и приятной для пальцев, Зимин решил искупаться. Вот только докурит, так сразу и искупается. Он никогда не купался в море.

Зимин стряхнул пепел в воду.

– Безымянный. Ты пока безымянный. Я твой первооткрыватель, а значит, я могу назвать тебя так, как захочу. Я пока не придумал имя, но я его придумаю. Я стану умней и придумаю все-таки имя, а когда я придумаю имя, я назову им и океан. Честное слово.

Зимин затянулся, выпустил дым, набрал побольше воздуха и посмотрел в небо. А затем посмотрел в море, а затем посмотрел в землю, а затем…

Затем Зимин увидел то, что сразу все испортило и все нарушило – вдоль почти бесконечного, от края до края пляжа, вдоль пляжа, похожего на обломок расколотой Вселенной, между валунами, ракушками и холмиками водорослей тянулись ребристые следы покрышек повышенной проходимости «Коростель».

Он сжал руку в кулак и ударил по ближнему валуну, разбил косточки и облизал кровь. Хотелось крикнуть что-нибудь от души, чтобы вздрогнуло, чтобы перевернулось все. Колдовство разрушилось. Из-за горизонта прилетел вонючий ветер, прибой выбросил на берег желтую стайку окурков, запахло бензином и горелым мазутом, океан стал серым и медленным, далекая чайка развернулась, прочертив снежным крылом, полетела в сторону Счастливого Завтра.

– Твари, – сказал Зимин. – Так всегда…

Ему перехотелось купаться, он встал и принялся собирать плавник и сухие водоросли для костра. Набрал большую кучу и поджег, йодом запахло сильнее, в небо отправился неожиданный дымный столб. Зимин испугался и раскидал костер, но было поздно – в месте, где море, небо и песок сходились в одну точку, появился огонек. Зимин дернулся было, но потом решил не бежать, он вернулся к костру и стал ждать.

Огонек приближался. Когда он приблизился вполовину, Зимин увидел, что это джип. Японский, определил Зимин. Блик полыхал на хромированной решетке бампера. Джип двигался не спеша, с достоинством, кто скрывается за тонированными стеклами, Зимин не видел.

Зимину хотелось выть.

Машина остановилась прямо напротив, двигатель замолчал и теперь пощелкивал, остывая. Дверцы не открылись, и никто не вышел. Зимин тоже сидел, ждал. Меч он не стал брать и, вообще, вел себя спокойно, даже никак. Делал вид, хотя предчувствия у него были самые нехорошие. Лучше бы из моря вылезло обычное чудовище со щупальцами и клювом. Лучше бы, чем этот джип. Но чудовище не вылезло, все оказалось хуже. Гораздо. Из джипа вывалился Ляжка.

– Мы менялися лаской привета, но в глазах затаилася мгла, и я понял, что умерло лето, что холодная осень пришла [56]… – издевательски пропел Ляжка.

Этот Ляжка был не очень похож на того Ляжку, которого помнил Зимин. Этот Ляжка выглядел весомо и сам по себе – на шее тяжелела серебряная цепь, на лице застыло достоинство и снисходительность, костюм был обиходный, спортивный, но видно, что дорогой. А еще черные очки и часы с толстым браслетом.

Этот Ляжка снова растолстел, но теперь полнота выглядела в высшей степени благородно.

Ляжка ступил на землю и навел на Зимина окуляры.

Вслед за Ляжкой показались два таких же круглых и угрюмых субъекта, они зачем-то осмотрели пустыню и заняли места по сторонам от Ляжки. Зимину показалось, что они близнецы, продукт генетического сбоя.

– Кого я вижу? – Ляжка растопырил руки. – Да это ведь мой старый друг-насрал-в-круг Зимин, в простонаречье Зима! Цветет и пахнет!

Зимин встал, и угрюмые субъекты выступили вперед.

– Джаг, это чо за хмырина? – спросил один и сунул руку под кофту.

– Может, его отшлифовать до нормы? – второй выхватил бластер сразу.

Приклад бластера был спилен, и оружие, раньше походившее на укороченную штурмовую винтовку, превратилось в большой пистолет. И в таком виде бластер выглядел уже по-другому.

Бластер выглядел как оружие.

Оружие – это то, из чего убивают.

Зимин вздрогнул.

– Миха, хватит, – Ляжка мигнул своему спутнику. – Это свой.

– Свой?

– Это корефан мой, – Ляжка обнял Зимина за плечи. – А ты ему в харю пушку суешь.

Миха спрятал бластер и протянул Зимину руку. Зимин пожал. Другой субъект оказался Левой.

– О! – Ляжка похлопал Зимина по плечу. – Это великий романтик и обгаживатель основ Зимин. Это из-за него я попал сюда. Как у тебя дела?

– Нормально, – сказал Зимин. – Лучше всех и сбоку бантик.

– Нормально! У меня тоже нормально! И даже нормальней! Как видишь…

– Что там случилось? – спросил Зимин. – С Ларой?

– С кем? – не расслышал Ляжка. – А, с этой дурой-то? А я не знаю. Мне кажется, она тут где-то. Осталась. Я там у нее пожил еще немножко, воды попил впрок, а потом и свалил. Ты ее тогда уделал. Она как заперлась в этом доме своем дебильном, так больше оттуда почти и не вылазила. Я хотел сначала взять чего-нибудь, ну там, барахла какого, ну, кофемолку нашу, чтобы, как говорил рыцарь Персиваль, компенсировать свои моральные издержки… А потом вспомнил про дракона. И ушел. Ушел, в чем отец родил меня на свет. Но мне почему-то кажется, что мы с этой Лариской встретимся еще, предчувствие у меня такое… Впрочем, у меня нет особого желания с ней встречаться. А как ты-то?

– Я же говорю, нормально.

– Нормально… Эй, Миха, Лева – сделайте-ка все… Ну, как водится…

– Лады, Джаг.

– Джаг? – переспросил Зимин.

– Ну, – подмигнул Ляжка. – Старое имя мне не очень теперь подходит. Сам понимаешь…

– Ты думаешь?

Миха и Лева отправились к багажнику и стали в нем копаться. Ляжка присел рядом с Зиминым.

– Все с этими штуками таскаешься? – Ляжка скептически повертел меч Зимина. – А я вот на реальные пушки перешел. Обрез – что может быть лучше? Им можно деревья рубить. Легкий и никакой отдачи. Все наши ходят с такими. Вернее, не ходят, а ездят. На танке. Как люди. Правда, с горючим сначала была напряженка, но я быстро придумал, где его взять. Помнишь Коровина? Ну, эльфа? Соляру мы теперь у него добываем.

Ляжка засмеялся и подмигнул Зимину.

– Миха, помнишь Коровина? – позвал он.

– Того психа, что ли?

– Ага, – Ляжка достал свой бластер и стал целиться в море. – Я ему говорю, послушай, чума, мне нужна соляра, а не покрышка или там газировка. Если не сделаешь мне сто литров соляры, я тебе глаз на пятку натяну. А он мне: я не могу, я не могу, у меня токи не текут…

Все засмеялись. Из багажника появился Миха, он обнимал упаковку энергетической шипучки и коробку орешков. За ним выполз Лева, тоже с энергетиком и орешками.

– А потом все потекло как надо! – Ляжка выстрелил.

Вода вскипела, поднялась пирамидальная радуга.

– Потекло как по маслу! – сказал Ляжка. – А в качестве бонуса он нам еще и карту отвалил! Я ему говорю, давай свою карту, а он – я ее два года составлял!

Они снова засмеялись. Искренне так.

– А на карте у него все и обозначено – и налево и направо. Отдал, куда ему деваться. И джип. Прикинь, он знал одного чувака с джипом, так Миха этому Коровину сделал размычку, эльф того чувака с джипом и вломил! Миха у нас такой мастер…

вернуться

56

Ляжка неверно цитирует стихотворение «Улялюм» Эдгара По в переводе К. Бальмонта.