Компрессия, стр. 75

– И ты ушел сюда? – спросила Моника.

– Нет. – Рокки вновь опустился на чурбак, подбросил в руке пульт. – Я вернулся в корпорацию. Обманул орга на входе, забрал у него импульсник. Вколол себе пару ампул транквилизатора и заклеил рану. Набил контейнер теми лекарствами, что нашлись в лаборатории. Я слишком прагматичен, Кидди, чтобы отправляться в незнакомое место без средств к существованию! Тут можно неплохо заработать, спасая жизни!

– Или лишая жизни, – заметил Кидди.

– Ну это уже не заработок, – помрачнел Рокки. – И уж точно не мой заработок. Перед уходом я решил заглянуть в кабинет к Стиаю. Ночью двери открываются, по помещениям ползает уборочная техника. Я уже говорил, что Ста не появлялся в здании с момента смерти Билла. Я ничего не нашел там. Только металлический ящичек, покрытый окалиной. Его я и забрал. Будь он чист и гладок, я бы не обратил на него внимания, а так, с чего бы это Стиаю хранить у себя в столе всякую грязь? Ник помог мне с ним разобраться, он ведь бывший механик. Это оказался так называемый «черный ящик». Мне удалось расшифровать запись. Смотри.

Кидди медленно опустил ноги на земляной пол. Экран задрожал, линии, расчертившие его крест-накрест, набухли и взорвались изображением. Слева сверху побежали ряды цифр, справа замерцал от потоков горячего воздуха из гравиостабилизаторов корпус купе. Внизу замер горный склон. И вдруг черный квадрат в левом нижнем углу исчез, сменившись лицом Сиф. Ее губы шевелились. Она что-то кричала в сторону.

– Звук! – простонал Кидди.

Рок ткнул в экран пультом.

– Моника хорошая! – кричала Сиф. – Она настоящая! Тебе будет легче с ней, если меня вовсе не будет!

Затем купе дернулось и пошло к скалам. Понесся вниз и назад горный склон. Зажмурила глаза Сиф, пока три из четырех экранов не окрасились багровым светом, а в левом верхнем цифры не схлопнулись в белую точку.

– Еще раз! – заорал Кидди и просмотрел все это еще и еще, уже на полном экране, пока Рокки не заорал на него в ответ.

– Хватит уже! – Он встал, повернулся к Кидди, который тяжело дышал и стирал со лба и щек пот. – Сейчас смотри еще один раз, но в замедленном воспроизведении.

Рокки снова щелкнул пультом, и ролик потянулся в очередной раз.

– Да очнись ты! – рявкнул Рокки, когда Сиф на экране начала медленно-медленно закрывать глаза. – Смотри. Смотри и не говори, что не видел!

Это произошло за секунду до столкновения. Она закрыла глаза и стиснула губы. Кидди уже приготовился, что сейчас языки пламени ворвутся в кадр и уничтожат ее лицо, но вместо этого ее черты стали вдруг прозрачными, а в тот момент, когда изображение на экране только начало деформироваться, в кресле пилота купе уже никого не было.

– Она… выпрыгнула? – растерялся Кидди.

– Приди в себя, – устало пробормотал Рокки. – Она исчезла. Она бросила тебя, Кидди. Стиай добился своего.

Кидди медленно обернулся. Моника сидела, зажмурив глаза. Ее лицо на фоне стены хижины, сколоченной из еловых стволов, казалось белым пятном.

66

Они вышли из хижины через пару часов. Поели супа, приготовленного Моникой. Повесили на спины мешки, в которые Рокки сунул пакеты с едой, пузыри с питьевой водой, несколько блоков лекарств. Моника протянула Кидди его нож, но он только помотал головой. У него в кармане лежал стержень из черного ящика с записью Сиф. Больше ему не было нужно ничего. Болото перешли по деревянному настилу, утопленному в грязную жижу почти по колено. Рокки сказал, что такой мост называется гать. Кидди показалось, что он где-то слышал это слово, но не смог вспомнить. Через час пути, когда корка грязи на ногах Моники и штанах Рокки и Кидди высохла и осыпалась серой пылью, а между тесно растущих кленов блеснула узкая речка, Рокки объявил привал. Моника тут же потянула через голову платье, Рокки отвернулся, а Кидди остался сидеть, как сидел. Он воспринимал все так, словно смотрел на мир через пластик кабины купе, которое летит на скалы.

– Вот. – Рокки вытащил из кармана что-то туго завернутое в фольгу и переложил это в мешок. – Это мой чиппер. Не думаю, что Стиай оставил информацию о сканировании Михи в неприкосновенности. Уверен, что даже у опекуна и следов об этом сканировании не осталось. Но я сразу же включил трансляцию на собственную линию. Здесь – вся информация. Я отправлюсь к Сти, а ты займешься Михой. Ее нужно передать Брюстеру. Он, конечно, трусоват, но дело знает. Он даже на домашнем мониторе тебе все разложит по полочкам.

– И что тогда? – прошептал Кидди, глядя на распластавшуюся на мелководье Монику.

– Тогда? – Рокки лег на траву, заложил руки за голову, уставился в небо. – Если он убит из импульсника, тогда компрессия летит ко всем чертям.

– Это психосоматика. – Кидди закрыл глаза. – Я участвовал в испытании компрессии на Луне. Это часто случается: какая-нибудь рана приводит к тому, что, выходя из компрессии, человек жалуется на боль в том же самом месте. Симптомы легко убираются. Обычный психиатр справляется за пару сеансов.

– Психосоматика? – Рокки усмехнулся. – У твоих подопечных были в компрессии серьезные проблемы?

– Да. – Кидди почувствовал рядом шаги и запах влажного тела Моники, но не открыл глаз. – Кое-кто заканчивал жизнь самоубийством. Но эта чертова система не дает человеку даже умереть. Она восстанавливает его.

– Сколько прошло времени? – напряженно спросил Рокки.

– С чего?

– Сколько прошло времени в компрессии с того момента, как хоть кто-то из твоих подопечных получил серьезную травму?

– Три года.

– Вот через три года и посмотри, что станет с ним, – прошептал Рокки. – Мы испытывали с Михой компрессию на себе. Да, да, вошли в ту самую программу, в которую ты отправлял заключенных. Вот только сообразили себе тенистую рощу да прозрачное горное озеро с прохладной водой. Спали в тюремных камерах, ели деликатесы, прекрасно понимая, что едим не продукты, а поглощаем столбики кодов в программном обеспечении. Но это не мешало нам радоваться жизни. Еще и потешались, представляя, как бы все воспринималось, если бы мы шарахнули себя по мозгам системой отбоя памяти и принимали бы все, что вокруг нас, за чистую монету. Ты прости, Моника, но я расскажу все.

Моника зашелестела платьем.

– А потом Миха загрустил. У него на рабочем столе стояла видеокарта с портретом Моники, а запустить в компрессии что-то подобное он не успел. Точнее, попросил это сделать второго администратора, но этот парень, Марк Котчери, обращал всегда внимание только на главное. Он так и сказал мне потом, что это мелочь, а мелочь мешает чистоте эксперимента. Вносит погрешность. Михе стало плохо без этой погрешности. Он даже пытался шутить, чтобы скрыть тоску, говорил, что нужно разработать такой персональный отбой памяти, который позволит ему время от времени отправляться в компрессию, забывая о существовании Моники. Он смеялся, представляя, во что он превратится, если забудет о ее существовании. О твоем существовании, Моника.

– Я слышу, – сказала она.

– А на двадцать седьмой день Миха исчез. Я искал его больше суток. Особо беспокоиться не следовало, я был тогда уверен, что в компрессии нам ничего не угрожает. В конце концов, по каким-то причинам его могли вытащить из компрессии раньше времени, без Михи вообще мало что обходилось, хотя технической стороной больше занимался, конечно, я. Он появился под утро, бледный, взъерошенный, в разодранном комбинезоне. У него была выжжена дыра на груди. Когда я спросил, что с ним случилось, он ответил, что его убил Кидди.

– Бред, – бросила Моника.

– Возможно. – Рокки говорил спокойно. – Хорошо запрограммированный бред, который имеет серьезные последствия для физического здоровья. Миха сказал, что проснулся от ощущения, что Моника где-то рядом. Это чувство было столь острым, что он поднялся и пошел в сторону гор. Он не помнит, как долго шел, но когда добрался до места, уже начинало светать. Твердый камень сменился зеленой травой, которая достигла пояса. Он шел долго, пока не услышал прерывистое дыхание. И он узнал это дыхание. Он сказал, что не спутает это дыхание ни с одним дыханием в мире. Там, в траве, была Моника. Не одна. С тобой, Кидди, с тобой. Ведь это ты называешь женщин «девочка моя»? Стиай потешался над тобой в академии, говорил, что Кидди любят женщины потому, что он называет их девочками. А ведь это удобно, Кидди! Никогда не назовешь ни одну из них чужим именем!