Создатель звезд, стр. 11

Для самих радиотрансляций человеческий элемент тоже станет не нужен: все возможные переживания будут уже записаны от самых изысканных живых экземпляров. Их будут непрерывно транслировать по множеству различных каналов.

Возможно, еще останется потребность в небольшом количестве технического и организационного персонала, чтобы наблюдать за системой; но при правильном распределении работы она будет занимать не больше нескольких часов в неделю для каждого сотрудника Всемирного Управления Трансляций.

Для появления новых поколений детей будут производить эктогенетическим путем. Всемирное Управление должно будет указать психологические и физиологические параметры идеального «поколения слушателей». Произведенные в соответствии с этими указаниями дети будут обучаться специальными радиопрограммами, которые подготовят их ко взрослой жизни слушателя. Они не будут покидать свои ложа, разве только для постепенного перехода в полноразмерные ложа для взрослых представителей. На исходе жизни, если, конечно, медицина не научится обманывать старость и смерть, индивидуум сможет обеспечить себе безболезненный конец, нажав соответствующую кнопку.

По поводу этого грандиозного проекта во всех цивилизованных странах разгорелся оживленный энтузиазм, однако определенные реакционные силы были категорически против. Старомодные религиозные люди и воинственные националисты в один голос заявляли, что человек должен оставаться активным, что движение – наша величайшая гордость. Религиозные настаивали на том, что только путем внутренней дисциплины, подавления плоти и постоянными молитвами можно подготовить душу к вечной жизни. Националисты каждой страны заявляли, что именно их народ обладет священным правом повелевать низшими видами и что, в любом случае, только боевая слава может обеспечить духу доступ в Валгаллу.

Многие из великих экономистов, хотя они сначала и одобряли радиосчастье в умеренных количествах как успокоительное для недовольных пролетариев, теперь восстали против него. Они жаждали власти, а для власти им необходимы были рабы, которыми они могли бы повелевать на своих великих индустриальных предприятиях. И потому они придумали инструмент, который был одновременно и успокаивающим, и стимулирующим. Всеми методами пропаганды они старались взрастить чувства национализма и расовой вражды. Фактически, они создали «другой фашизм», вместе с типичными для него ложью, мистическим культом расы и государства, презрением к разуму, воспеванием грубой силы, взывая при этом к самым низким и самым благородным мотивам введенной в заблуждение молодежи.

В оппозиции всей этой критике радиосчастья, равно как и самому радиосчастью, в каждой стране была небольшая и отчаянная группа, которая считала, что истинное предназначение человеческой деятельности – создание всемирного общества просвещенных и интеллектуально креативных индивидуумов, объединенных взаимным пониманием, уважением и общей задачей осуществления потенциала человеческого духа на земле. Большая часть их доктрины представляла собой извлечения из учений древних религиозных проповедников, но несколько измененные под воздействием современной науки. Однако эти группы были неправильно поняты учеными, прокляты духовенством, осмеяны военными и игнорировались защитниками радиосчастья.

Теперь экономический беспорядок уже вел великие коммерческие империи Другой Земли ко все более и более отчаянной рыночной конкуренции. Эти экономические состязания накладывались на древние племенные чувства страха, ненависти и гордости, что привело к бесконечной серии войн, каждая из которых грозила всеобщим Армагеддоном.

В этой ситуации радиоэнтузиасты заявили, что если бы их политика была принята, то войны навсегда прекратились бы, и что, с другой стороны, если начнется мировая война, их политика будет отложена на неопределенное время. Они организовали всеобщее антивоенное движение; и такова была страсть к радиосчастью, что жажда мира захватила все страны. Всемирное Управление Трансляций было наконец создано – чтобы распространять радиоучение, стереть различия между империями и в конце концов получить власть над всем миром.

В то же время настоящие «религиозные» и настоящие милитаристы, справедливо возмущенные подлостью мотивов, стоявших за новым интернационализмом, но по-своему заблуждавшиеся, решили спасти «других людей» вопреки их собственной воле путем стравливания народов в войны. Все силы пропаганды и финансовой коррупции были брошены на разжигание национализма. Несмотря даже на это, жажда радиосчастья была уже настолько всеобщей и страстной, что сторонники войны никогда не добились бы успеха, если бы не богатство главных производителей оружия и их опыт в разжигании вражды.

Удалось успешно поссорить друг с другом одну из старейших коммерческих империй и некое государство, которое только что переняло механическую цивилизацию, но уже было Великой Силой, причем Силой, которой отчаянно не хватало рынков. Радио, которое ранее было главной силой, боровшейся за космополитизм, неожиданно стало в каждой стране главным стимулом к национализму. День и ночь каждый цивилизованный народ убеждался в том, что враги, чьи запахи, конечно же, были субчеловеческими и грязными, состояли в заговоре против него, планируя его уничтожение. Угрозы оружием, шпионские истории, сообщения о варварском и садистском поведении соседних народов создали такую подозрительность и ненависть в каждой стране, что война стала неизбежна. Возник спор о контроле над одной приграничной провинцией. В эти критические дни мы с Бвалту оказались в одном большом провинциальном городе. Никогда не забуду, как простой народ был охвачен почти маниакальной ненавистью. Всякая мысль о человеческом братстве и даже самосохранении сметалась дикой жаждой крови. Запаниковавшие правительства начали запускать дальнобойные ракеты в своих опасных соседей. За какие-то недели несколько столиц Другой Земли были уничтожены атаками с воздуха. Каждый народ теперь стал напрягать все силы, чтобы причинить врагам больше вреда, чем получил сам.

Нет нужды описывать в деталях все ужасы той войны: уничтожение одного города за другим, паникующие, голодные жители, ищущие убежища на открытой местности, грабеж и убийства, голод и эпидемии, крушение общественных структур, безжалостные военные диктатуры, плавные или катастрофически резкие упадки культур, – а также благородство и нежность в личных отношениях.

Вместо этого я постараюсь описать завершение этого кошмара, обуявшего «других». Мой собственный человеческий вид, оказавшись в подобном положении, конечно же, не позволил бы себе так поддаться ненависти. Без сомнения, мы сами стоим на пороге не менее разрушительной войны; но, какая бы агония нас ни ожидала, мы, конечно же, восстановимся. Как бы глупы мы ни были, нам всегда удавалось избежать падения в пропасть полного безумия. В последний момент здравый рассудок все-таки одерживает верх. Но не у «других».

3. Перспективы расы

Чем дольше я пребывал на Другой Земле, тем сильнее подозревал, что должно было быть какое-то важное определяющее различие между этой человеческой расой и моей собственной. В некотором смысле, различие, очевидно, было в балансе природных особенностей. Homo sapiens был в целом лучше общественно интегрирован, более одарен здравым рассудком, менее склонным впадать в крайности вследствие умственного упадка.

Пожалуй, самым поразительным примером экстравагантности «других» была роль, которую играла религия в их наиболее продвинутых сообществах. Религия здесь обладала гораздо большей властью, чем на моей планете, а религиозные учения древних пророков были способны разжечь даже мое инопланетное и спокойное сердце. Однако религия, как это было видно в окружавшем меня современном обществе, была далеко не нравоучительной.

Начну с того, что на развитие религии на Другой Земле очень сильно повлияло вкусовое восприятие ее жителей. Племенные боги, конечно же, были одарены вкусовыми характеристиками, наиболее волнительными для членов конкретного племени. Позже, когда возник монотеизм, описания всемогущества Бога, его мудрости, его справедливости, его милосердия всегда сопровождались описаниями его вкуса. В мистической литературе Бог часто сравнивался с древним и выдержанным вином; а из некоторых описаний религиозного опыта было ясно, что этот вкусовой экстаз был во многом похож на то благоговение, которое испытывают гурманы, наслаждаясь каким-нибудь редким вином.