Последние и первые люди: История близлежащего и далекого будущего, стр. 88
Это событие поначалу было воспринято просто как интригующее зрелище. Но последующее изучение вызвало более серьезную озабоченность. Наша собственная планета, а следовательно, и само Солнце, подвергаются непрерывному и возрастающему воздействию пространственных колебаний, большая часть которых имеет невероятно высокую частоту и неизвестный потенциал. Каково должно быть их воздействие на Солнце? Несколько веков спустя было обнаружено, что и некоторые другие звезды по соседству с ненормальной тоже оказались подвержены ее расстройству. Их яркий свет сделал наше ночное небо еще светлее, подтверждая этим наши страхи. Мы все еще надеялись, что Солнце может оказаться достаточно далеко от них, чтобы всерьез подвергнуться этому влиянию, но тщательный анализ показал теперь, что эту надежду следует отставить. Удаленность Солнца вызовет задержку на несколько тысяч лет, прежде чем кумулятивное воздействие этого облучения запустит процесс самоуничтожения; рано или поздно, должно «заразиться» и само Солнце. Вероятно, примерно через тридцать тысяч лет жизнь будет невозможна в целом обширном районе вокруг нас, столь протяженном, что совершенно невозможно достаточно быстро передвинуть нашу планету достаточно далеко, чтобы «сбежать», прежде чем буря накроет нас.
2. Состояние приговоренного
Открытие неминуемости рокового конца возбудило в нас незнакомые эмоции. До этого казалось, что человечеству предназначено еще очень долгое будущее, и каждый индивидуум приучен смотреть вперед и планировать на многие тысячелетия своей жизни, заканчивающейся добровольным сном. Разумеется, мы очень часто задумывались над возможностью, и даже наслаждались этим в своем воображении, неожиданного крушения нашего мира. Но сейчас мы столкнулись с этим как с фактом. Внешне все ведут себя с абсолютным спокойствием, но внутренне каждый разум пребывает в смятении. Конечно же, мы не впали в панику или отчаяние, потому что в этом кризисе нам хорошо помогает наша врожденная беспристрастность. Но несомненно должно было пройти некоторое время, прежде чем наш разум надлежащим образом адаптировался к этой новой перспективе, прежде чем мы смогли увидеть нашу судьбу очерченной отчетливо и прекрасно на фоне космоса.
Однако мы быстро научились созерцать всю великую сагу человека как законченную работу художника и восхищаться ее неожиданным и трагическим концом не меньше, чем таившимся в ней обещанием, которому не суждено исполниться.
Теперь наша печаль полностью трансформировалась в экстаз. Крушение, сначала сдавившее нас ощущением человеческого бессилия и ничтожности среди звезд, проявило в нас новую симпатию и глубокое уважение ко всем тем мириадам существ прошлого, из чьих невразумительных усилий были рождены мы сами. Мы увидели ярчайший блеск собственной расы и самую жалкую низость наших дочеловеческих предшественников как по сути два духовно равных совершенства, хотя и заброшенных в разные обстоятельства. Когда мы смотрим на небеса и фиолетовый блеск, который должен уничтожить нас, то полны благоговейного трепета и смятения, трепета от непостижимого могущества этого яркого множества звезд, смятения от противоречивых попыток утвердить себя в качестве духа вселенной.
Казалось, что в таком состоянии нам ничего не оставалось, как замкнуться, по возможности самым полнейшим образом, на нашей оставшейся жизни и встретить ее конец достойнейшим образом. Но тут на нас в очередной раз нашло пробуждение расового разума. В течение целого года каждый индивидуум жил в состоянии восхитительного транса, в котором, как часть расового разума, он решал множество древних загадок и обнаруживал множество неожиданных красот. Этот неописуемый эксперимент, ведущийся под пологом смерти, был вершиной расцвета всего человеческого существа. Но я ничего не могу сказать об этом, за исключением того, что когда он закончился, мы оказались наделены, даже как индивидуумы, новообретенным умиротворением, в котором странно, но гармонично были смешаны печаль, экзальтация и богоподобная радость.
В результате этого расового эксперимента мы оказались перед лицом двух задач, над которыми раньше даже не задумывались. Одна относилась к будущему, другая к прошлому.
В отношении будущего мы теперь ставили безнадежную задачу рассеивания среди звезд семян нового человечества. Для этой цели мы собирались использовать давление излучения Солнца и главным образом то чрезвычайно мощное излучение, которое будет освобождаться позже. Мы надеялись создать чрезвычайно малые электромагнитные «волновые системы», миниатюрные корпускулы, которые будут способны к индивидуальному «плаванию» на волнах штормах солнечного излучения со скоростью, сравнимой со скоростью самого света. Это очень трудная задача. Но, кроме того, эти системы должны быть так хитро взаимосвязаны, что при благоприятных условиях будут иметь склонность объединяться, чтобы формировать живые споры, развиваясь при этом, разумеется, не в человеческие существа, но в низшие организмы с определенной эволюционной базой, создающей предпосылки для развития человеческой природы. Эти объекты следует вывести за пределы нашей атмосферы в невероятных количествах в определенных частях нашей орбиты, чтобы солнечное излучение могло нести их к наиболее обещающим районам галактики. Шанс, что какие-то из них уцелеют и достигнут хоть какого-то места назначения, был очень мал, и еще меньше был шанс, что какой-то из них найдет подходящие условия. Ведь нужно иметь подходящую физиологическую основу, чтобы появился склонный к эволюции разум. Разумеется, им потребуется в этом отношении лучшая основа, чем была когда-то на Земле у тех суб-живых формирований атомов, из которых в конечном счете расцвела жизнь.
Раньше мы считали возможным, что при чрезвычайно хороших обстоятельствах человек еще может влиять на будущее этой галактики, не прямо, но через своих созданий. Но в безграничной музыке жизни собственная тема человечества сейчас прекращается навсегда. Закончились долгие взлеты и падения человеческой истории; рухнуло целое гордое предприятие его возмужания. Накопленный опыт многих человеческих формаций должен пасть в забвение, как должна исчезнуть и сегодняшняя мудрость.
Другая задача, которая занимает нас, относится к прошлому и из разряда тех, что могут показаться вам нелепыми.
Мы уже давно были способны проникать в разумы прошлого и разделять их опыт. До сих пор мы были лишь простыми наблюдателями, но недавно достигли способности влияния на «прошлый» разум. Это все еще воспринимается как невозможное, потому что прошлое событие неизменно, и как можно хотя бы представить его измененным в более позднее время, даже в мельчайшем отношении?
Для нас давно стало истиной, что прошлые события как таковые являются безвозвратными; но в определенных случаях некоторые черты прошлых событий могут зависеть от событий в далеком будущем. Прошлое событие никогда не окажется таковым, как оно было (и есть, в вечности), если не собиралось произойти определенное будущее событие, которое, хотя и не одновременное событию прошлому, непосредственно влияет на него в сфере вечного бытия. Поток событий реален, и время есть последовательность проходящих событий; но хотя события имеют однонаправленный поток, они имеют также и вечное бытие. И в отдельных очень редких случаях ментальные события, значительно отделенные во времени, воздействуют друг на друга непосредственно с помощью вечности.
Наши собственные разумы очень часто оказываются под глубоким и серьезным влиянием прямого проникновения в разумы прошлого; и теперь мы обнаруживаем, что некоторые события в отношении отдельных разумов прошлого определяются нынешними событиями в наших собственных современных разумах. Нет сомнений, что есть некие ментальные события, которые оказались тем, что они есть, ввиду прошедших ментальных процессов, которые мы должны будем совершить, но все еще не совершили.
Наши историки и психологи, занимающиеся непосредственно исследованием разумов прошлого, часто жалуются на имеющие место там определенные «точки сингулярности», в которых обычные законы психологии не в состоянии дать полного объяснения развития ментальных событий; там, похоже, фактически имеет место некоторое абсолютно неизвестное влияние. Позже было обнаружено, что, по крайней мере в некоторых случаях, это нарушение обычных принципов психологии имеет соответствие с определенными мыслями или желаниями в разуме обозревающего, живущего в нашу эпоху. Разумеется, только то, что может иметь какое-то значение для разума прошлого, вообще способно повлиять на него. Мысли и желания наших современников, которые не имеют никакого значения для любого конкретного индивидуума прошлого, терпят неудачу, пытаясь проникнуть в его опыт. Новые идеи или новые ценности могут быть введены лишь размещением знакомого понятия таким образом, чтобы оно могло приобрести новое значение. Так или иначе, но теперь мы обнаружили, что обладаем удивительной способностью связываться с прошлым и передавать туда мысли и действия, хотя, естественно, неспособны изменить его.