Операция «Миф», стр. 31

Эттли.Наше затруднение в отношении выбора военных преступников заключается в том, что мы представили проект соглашения прокурору, и, возможно, он включит туда целый ряд других лиц. Поэтому мы считаем, что лучше ограничиться нашим прежним предложением, не называя фамилий главных преступников.

Сталин.В своей поправке мы не предлагаем обязательно только этих людей судить, но мы предлагаем судить людей вроде Риббентропа и других. Нельзя больше избегать имен некоторых лиц, известных в качестве главных преступников войны. Много говорилось о военных преступниках, и народы ждут, что мы назовем какие-то имена. Наше молчание насчет этих лиц бросает тень на наш авторитет. Уверяю вас. Поэтому мы выиграем в политическом отношении, и общественное мнение Европы будет довольно, если мы назовем некоторых лиц. Если мы этих лиц назовем как пример, то, я думаю, прокурор не будет обижен. Прокурор может сказать, что некоторые лица неправильно названы. Но оснований для того, чтобы прокурор обиделся, нет. Политически мы только выиграем, если назовем некоторых из этих лиц.

Бирнс.Когда мы обсуждали этот вопрос вчера, я считал нецелесообразным называть определенных лиц или пытаться определить здесь их виновность. Каждая страна имеет среди нацистских преступников своих «любимцев», и если мы не включим этих преступников в список, то нам трудно будет объяснить, почему они не включены.

Сталин.Но в предложении так и сказано: «такие, как… и др.». Это не ограничивает количество, но создает ясность.

Бирнс.Это дает преимущество тем, кого вы называете. (Смех.)

Эттли.Я не думаю, что перечисление имен усилит наш документ. Например, я считаю, что Гитлер жив, а его нет в нашем списке.

Сталин.Но его нет, он не в наших руках.

Эттли.Но вы даете фамилии главных преступников в качестве примера.

Сталин.Я согласен добавить Гитлера (общий смех), хотя он и не находится в наших руках. Я иду на эту уступку. (Общий смех.)

Эттли.Я считаю, что миру известно, кто является главными преступниками.

Сталин.Но, видите ли, наше молчание в этом вопросе расценивается так, что мы собираемся спасать главных преступников, что мы отыграемся на мелких преступниках, а крупным дали возможность спастись.

Бирнс.Сегодня я говорил по телефону с судьей Джексоном — председателем нашего Верховного суда. Он является нашим представителем в комиссии по военным преступникам, заседающей в Лондоне. Он выразил надежду, что, может быть, сегодня или завтра утром будет достигнуто соглашение относительно Международного трибунала. Судья Джексон собирается позвонить мне завтра утром, чтобы информировать меня по вопросу о трибунале. Сообщение о создании Международного трибунала явится хорошей новостью для народов, которые ждут скорого суда над военными преступниками.

Сталин.Но это другой вопрос.

Бирнс.Но мы можем включить в наше заявление сообщение о соглашении в Лондоне. Это сделает наше заявление весьма эффективным.

Сталин.Без названия некоторых лиц, особо одиозных, из числа немецких военных преступников наше заявление не будет политически эффективным. Я совещался с русскими юристами, они думают, что лучше было бы назвать некоторых лиц для ориентировки.

Трумэн.Я хочу сделать предложение. Мы ожидаем сведений от нашего представителя в Лондоне завтра утром. Не можем ли мы отложить этот вопрос до завтра?

Сталин.Хорошо».

Позицию Сталина не назовешь убедительной. С одной стороны, он требовал имен. С другой — не назвал главного имени в своем синодике, так как не хотел отказаться от своей дезинформационной акции. 1 августа на очередном заседании «тройка» снова вернулась к спору об именах. Здесь выяснилась подлинная цель Сталина — насолить англичанам за Гесса. Тот с 1941 года находился в Англии, и Сталин подозревал Черчилля в тайных шашнях вокруг заместителя фюрера. Заодно он напомнил Западу о зловредных промышленниках. Протокол гласит [82] :

«Бирнс.Следующий вопрос — о военных преступниках. Единственный вопрос, который остается открытым, заключается в том, следует ли упоминать фамилии некоторых крупнейших немецких военных преступников. Представители США и Англии на сегодняшнем заседании министров иностранных дел сочли правильным не упоминать этих фамилий, а предоставить это право прокурору. Они согласились также, что должен быть принят английский текст. Советские представители заявили, что они согласны с английским проектом, но при условии добавления некоторых имен.

Сталин.Имена, по-моему, нужны. Это нужно сделать для общественного мнения. Надо, чтобы люди это знали. Будем ли мы привлекать к суду каких-либо немецких промышленников? Я думаю, что будем. Мы называем Круппа. Если Крупп не годится, давайте назовем других.

Трумэн.Все они мне не нравятся. (Смех.) Я думаю, что если мы упомянем некоторые имена и оставим в стороне других, то будут думать, что этих, других, мы не собираемся привлекать.

Сталин.Но здесь эти имена приводятся как пример. Например, поражает, почему Гесс до сих пор сидит в Англии на всем готовом и не привлекается к ответственности? Надо эти имена назвать, это будет важно для общественного мнения, для народов.

Бевин.О Гессе вам не следует беспокоиться.

Сталин.Дело не в моем мнении, а в общественном мнении, во мнении народов всех стран, которые были оккупированы немцами.

Бевин.Если у вас имеются какие-либо сомнения относительно Гесса, то я могу дать обязательство, что он будет предан суду.

Сталин.Никаких обязательств я от г-на Бевина не прошу, достаточно одного его заявления, чтобы я не сомневался, что это будет сделано. Но дело не во мне, а дело в народах, в общественном мнении.

Трумэн.Как вы знаете, мы назначили в качестве нашего представителя в лондонской комиссии судью Джексона. Он является выдающимся судьей и очень опытным юристом. Он хорошо знаком с юридической процедурой. Джексон выступает против упоминания имен военных преступников, заявляя, что это помешает их работе. Он заверяет, что в течение 30 дней судебный процесс будет подготовлен и не следует сомневаться относительно наших взглядов на этих людей.

Сталин.Может быть, назвать меньшее количество лиц, скажем, трех?

Бевин.Наши юристы придерживаются такого же взгляда, как и американские.

Сталин,А наши — противоположного. А может быть, мы условимся о том, чтобы не позднее чем через месяц был опубликован первый список привлекаемых к суду немецких военных преступников?

(Трумэн и Эттли соглашаются с предложением Сталина.)».

В дальнейших беседах Сталина с западными политиками имя Гитлера не упоминается. Когда в Лондоне дело дошло до составления списка подсудимых для Нюрнберга, советская делегация не получила никаких особых указаний и молчаливо согласилась с тем, что Гитлер — в отличие от «исчезнувшего» Бормана — вообще не упоминался в числе привлекаемых к суду. Видимо, Сталин счел цель своей дезинформационной акции достигнутой — в Потсдаме он сохранил позицию нападающей стороны, упрекающей Запад в возможном укрытии нацистских лидеров. Этой позиции последовали как советская печать, так и советские представители в Союзном контрольном совете в Германии.

Акция Сталина имела и другое последствие: удовлетворив свое внутреннее недовольство тем, что не удалось заполучить живого Гитлера, он «закрыл» эту тему. Долгие годы данный вопрос не поднимался и его преемниками. Писать о поисках было запрещено, документация была засекречена, участникам поиска приказали молчать. Советский народ лишили возможности узнать, каким образом была поставлена последняя точка в истории жизни главнейшего военного преступника.

Спор, который состоялся слишком поздно

Так все пошло совсем иным путем, чем могло и должно было пойти. Советские власти по воле Сталина приняли знаменитую фигуру умолчания: не знаем, не видели, не слыхали. Трупа у нас нет. Где он — неизвестно, да и трупа может не быть…