Звезда на одну роль, стр. 56

Олли закрыл глаза.

– Не надо.

– Я гадкая, да?

– Нет.

– Я дрянь, да? Противная, страшная, злая, уродина, да?

– Нет.

– Я… да?!

– Я же сказал тебе – нет. – Он уткнулся в подушку. – Нет, не ты. Не ты такая, дело не в тебе.

Она с силой развернула его к себе.

– Смотри на меня, ну, посмотри на меня!

Он обнял ее одной рукой, ее голова прижалась к его груди.

– Не плачь. Ну что поделаешь? Ничего ведь не поделаешь.

Она всхлипывала.

– Не везет мне. Одного вон встретила – бросил, второго – зарезали, тебя вот – а ты… Эх ты! – Всхлипывания становились громче.

– Тише. – Он гладил ее по спине. – Ничего ведь не исправишь. Ничего не исправишь.

– Ду-у-ра-ак ты! – Она всхлипывала горько-горько.

– Я знаю.

Девушка подняла мокрое от слез лицо, он улыбнулся ей.

И тут в спальню вошел Данила. Он был в одних только джинсах. На шее его тускло поблескивала золотая цепочка. Пузырек, словно дождавшись этого самого момента, упал с кровати и подкатился к его ноге.

– Анечка, ты совсем не заботишься ни о собственном здоровье, ни о здоровье нашего больного. Горячо любимого больного, – сказал Данила тихо.

– Оставь ее в покое. Уйди. – Олли не смотрел на друга.

– Нет, почему же, она же должна принять свое лекарство. – Данила схватил девушку за руку и потащил с кровати. – И ты должен принять свое лекарство.

– Уйди! – крикнул Олли и закашлялся.

Данила и ухом не повел. Он поднял пузырек и, подталкивая Анну, повел ее к двери.

– Оставь, не трогай ее! Ну, пожалуйста! – Олли в приступе сильнейшего кашля свесился с кровати.

– Пойдем, Аня. Сейчас всем станет хорошо. Я сделаю тебе укольчик. Ты уснешь и будешь видеть сны. Хочешь видеть сны, детка?

Она всхлипывала и шла, не противясь чужой воле. Глаза ее тускнели, спина горбилась.

– Не смей давать ей эту дрянь! – завопил Олли. – Я прошу тебя! Ну не надо сегодня!

Данила плотно прикрыл за собой дверь. Отсутствовал он минут десять – ровно столько потребовалось на возню со шприцами. Когда он вернулся в спальню, Олли, съежившись, сидел на кровати.

– А вот и твое собственное лекарство. – Данила подошел к нему вплотную и отвесил юноше звонкую пощечину.

В это самое время Верховцев сидел наверху в комнате Мастера. Он не вмешивался в чужие дела: пусть мальчики ссорятся, потом все равно помирятся. Тихо пел Фредди Меркьюри, напольный светильник-меч струил приятный серебристый свет. Верховцев вспомнил свой разговор с Данилой.

– Эту неделю она не должна покидать дом, – строго предупредил он, – делай все, что необходимо.

– Деньги необходимы, вот что. – Данила хмурился, кусал губы. Он прислушивался к чему-то, затем крикнул с раздражением: – Выключи ты этого идиота! Воет, как сирена!

– Фредди воет? – озадаченно спросил Верховцев. Таким тоном Данила прежде не осмеливался с ним разговаривать.

– Да, да! Заткни его. – Он сам нажал кнопку в стереосистеме, убавив звук. – Ее лекарство дорого стоит, Игорь. Поэтому мне нужны деньги.

– Ну так возьми. – Верховцев пожал плечами.

– Ладно. – Данила пошел к двери.

– Я хочу, чтобы на этот раз у нас не было неприятностей, – отчеканил Верховцев. – Чтобы на этот раз в отличие от недавнего прошлого тебе не пришлось делать двойную работу. Об этой девке никто ничего не должен знать. – Ладно. – Данила хлопнул дверью.

Верховцев сделал музыку громче: Фредди Меркьюри, его любимое «How I Can Go On». «Когда в игру актера подмешивается нечто личное, – размышлял он, – эффект бывает поразительный. Они все уже ступили на этот путь. Что ж, поглядим, каков будет результат, конечный результат всей этой трагедии-фарса».

Светильник-меч струил мягкий серебристый свет. Оскар О'Флаэрти Уайльд загадочно улыбался со своего портрета.

Глава 24

МОМЕНТ ИСТИНЫ

Никогда еще время не тянулось для Кати так нестерпимо медленно. С того момента, как она позвонила Колосову и сообщила ему «Берберов Артур, Кузнецкий мост, магазин мод», а Колосов ответил: «Ясно, сейчас сотрудника подключу», прошли вcего лишь сутки. Бодрый Никитин ответ ее обнадежил, и она стала жадно ждать результатов этой самой оперативной работы. Ей все казалось, что, если Колосов ответил «ясно», ему действительно все уже известно, осталось только взять проклятого маньяка с поличным и… Увы, час шел за часом, вечер, ночь, утро… А новостей все не было. «Он должен мне сообщить, если что-то узнает. Обязан. Ведь это я, я ему все поднесла на блюдечке, мы принесли!» Однако телефон молчал.

– Отправляйся-ка ты завтра в Ясногорск. Сделай интервью с начальником ОВД по итогам операции «Арсенал», – сказал ей Горелов. – А оттуда, если желаешь, можешь в свой любимый Каменcк заглянуть.

– Хорошо. – Катя согласилась с радостью. Не сидеть же как дура у телефона! – Вот только узнаю, когда рейсовый автобус туда отправляется.

– Плюнь на автобус, – сказал ей вечером Кравченко. – Я тебя лично отвезу в лучшем виде. Я тут, подружка, на выходные тебя покину, у меня дельце одно важное подворачивается…

– Мне не привыкать. – Катя только пожала плечами.

– Правда дельце, честное-благородное. – Кравченко ударил себя кулаком в грудь. – Никаких соперниц-блондинок не предвидится, клянусь. Ну а завтра у меня выходной, потому прокачу тебя в Ясногорск с ветерком.

– Тогда я ставлю будильник на семь. – Катя нажала кнопки «тайм» и «аларм» на электронных часах.

– Ой, так рано. – Кравченко поморщился.

– Мне надо поймать начальника сразу после оперативки. Если не хочешь ехать, я прекрасно доберусь туда на автобусе.

Но Кравченко, ворча о том, что им всегда помыкали и шантажировали некоторые личности из числа слишком трудолюбивых сотрудниц пресс-центра, отправился на кухню перекусить на сон грядущий.

В Ясногорске управились быстро. Начальник отдела внутренних дел обстоятельно отчитался о формах и методах борьбы с преступностью в этом заросшем соснами городке физиков и конструкторов, где вся жизнь вращалась вокруг огромного НИИ с самым большим в СНГ синхрофазотроном. Итоги операции «Арсенал» даже в этом интеллигентском заповеднике впечатляли: изъятые «пушки», задержанные «по указу» бичи из местных крутых, ликвидированные наркопритоны. Словом, почистили городок на славу.

Кравченко ждал Катю в своих «Жигулях». Вернувшись, она застала его за полуденной трапезой – он аппетитно уплетал хрустящий картофель из пакетика и запивал его кефиром из пластмассовой бутыли «Панинтер».

– На вот кефирчика, – засуетился он, подавая ей вторую бутылку.

– Я не люблю молочное, ты же знаешь.

– Дурочка, оно ж от радиации – первое средство. Тут же ускоритель частиц, а значит, и радиации до черта.

– Нет здесь ничего. – Катя улыбнулась, однако бутылку взяла. – Я специально про экологию спрашивала, все в норме.

– А ты верь больше! – хмыкнул Кравченко и присосался к кефиру. – Я пока тебя ждал, десятка полтора прохожих насчитал – и все лысые. И начальник здешний лысый, и в дежурке тип сидит яко коленка. С чего бы это, а?

– Господи, мало ли на свете лысых мужчин! – Катя отпила кефир, поморщилась – кисло.

– Первейший признак миллирентген в час – плешь на затылке, – не унимался Вадим. – Я пока еще своей шевелюрой горжусь, – тряхнул он соломенной славянской копной волос, – да и судьба твоей мне пока не безразлична. Так что, если не желаешь принять противоядие кисломолочное, поехали отсюда по-быстрому.

– Только заглянем в Каменск, ладно?

Кравченко подмигнул ей в зеркальце.

В Каменске среди прежних Катиных сослуживцев он считался своим. Ира Гречко, приветствуя, чинно чмокнула его в щеку, оставив на ней след коралловой помады, подоспевший Сергеев крепко пожал руку.

– Какие люди! Вадим Андреич!

Кравченко стал своим оттого, что в былые времена он частенько приезжал в отдел к Кате и, если было нужно, помогал на свой лад и ей, и ее друзьям. «Вам лишняя пара рук не помешает, а мне тоже удовольствие – любимой девушке подсобить», – говаривал он. В конце концов ему даже выдали удостоверение внештатного помощника милиции, что его немало позабавило. Надо сказать, что, к удивлению Кати, Кравченко и каменские оперативники понимали друг друга с полуслова.