Зеркало для невидимки, стр. 45

– Три года пацану. Смышленый, дошлый такой. Ну, мой наследник!

– И ты женат?

– Я не женат. – Клиника усмехнулся. – Свободен как ветер. Но к наследнику моему это отношения не имеет.

– Прежде ты эту женщину с Севастьяновым видел?

– Нет, прежде он приезжал всегда один, потом с Броммом.

– По какой причине вы в последний раз виделись, только не говори, что ты его пригласил на стакан вина.

– Он мне звонил. Они, ну, цирк, кредит должен был получить банковский под мои гарантии. Ну, обговорили то, се.

– Эти свои показания можешь как-то подтвердить?

– Приезжайте ко мне в офис, я юриста позову, смотрите бумажки-документы, раз мне не верите. Я чистый. В полном легале. И даже налоги плачу аккуратно.

– А Севастьянов тебе что-нибудь про эту Илону говорил?

– Там и так все без слов было ясно.

– Ну, а кто все же прикончил Аркана? – спросил из своего угла Свидерко. Одежка его просохла, время было активно подключаться к «спаррингу». – Ты, смотрю, разговорчивый, Макс. Но от самого главного ответа все уклоняешься.

– Да я-то почем знаю! Когда его убили – шесть дней назад? Не получится у вас ничего со мной. Я в Питере был, можете в гостинице справиться, когда я уехал. А вы с цирковыми-то беседовали? Ну? Что они? Кстати, когда мы контракт оформляли, у Аркана – он же тоже пайщиком стал, акционером, – напряг вышел с одним типом. Тоже сейчас на моих хлебах – артист. Известный, говорят, за границей имя себе сделал. Номер у него коммерческий, в плане сборов выгодный. Он тоже пайщик, ну и вроде хотел сам у Бромма часть акций откупить, совладельцем цирка стать, хозяином. Но его деликатно в сторонку попросили отойти.

– Фамилия?

– Фамилий я их знать не знаю. На хрен мне их еще запоминать! У меня на это управляющий есть, коммерческий директор, юротдел целый. Мое дело следить, чтобы «бабки» на счет регулярно шли. – Клиника разглядывал свои наманикюренные ногти. – Он, этот фраер, от Севастьянова слыхал, – в цирке вроде звезда, дрессировщик, что ли… И уволить его нельзя, он пайщик, а потом номер у него выигрышный, на такие номера публика валом валит.

– И фамилия его Разгуляев. – Колосов смотрел на фигуранта. – Ну, а кто же «попросил» его «отойти в сторонку»? Севастьянов? Ты ему это поручил?

– Там так запущено все не было. – Клиника усмехнулся. – Ни я, ни кто-то из моих не вмешивался. Надобности просто не возникало.

– Надобность возникла. Аркана прикончили. А он все последние месяцы в кармане с собой «ствол» носил, так же, как ты вот. Только он носил заряженный. И я, грешным делом, думал, что это ты так его, Макс, напугал, что это от тебя за ваши прежние грехи с аммонитом он обороняться решил.

– С каким еще аммонитом, начальник? – Клиника улыбнулся грустно, а потом все так же грустно добавил: – Я вот что тебе скажу, если бы то я был, этот придурок не то чтобы вытащить, даже подумать бы о своей «пушке» не успел. Но… Я уже пояснил, как ко всему этому теперь отношусь. Ну, что… будете оформлять протокол свой?

Колосов достал из кармана «макаров», взвесил его на руке… Жест что надо – пистолет, описав дугу, шлепнулся в бассейн. Булькнул, канул на дно. Это было, конечно, грубейшее нарушение закона. Вот так оставлять оружие (кстати, безномерное) они просто не имели права, однако… Не один Клиника понимал толк в «честной игре». И даже если она с его стороны сейчас была не такой уж и честной, быстро проверить они этого не смогли бы. Задержи они Консультантова за хранение огнестрельного оружия (иных улик на него ведь не было), все вопросы с ним пришлось бы решать в пожарном порядке в течение трех суток ареста.

– Не советую тебе пока куда-то отлучаться из Москвы, – сказал Колосов. – И вот что… Тут у вас аптечка найдется? Пластырь тебе нужен. А то сейчас секретаршу свою испугаешь. Есть в офисе секретарша-то? Вот, чудненько. Сейчас поедем навестим ее, заодно и документики на цирк и на все остальное глянем. Только пластырь нужен. А то подумают, что мы гестапо, измордовали тебя тут всего вконец, Клиника.

Впервые за всю их беседу он назвал его кличку. Консультантов тяжело глянул на него, заворочался в кресле. Синие буквы татуировки словно ожили. «Сильно нравятся единственные глаза», эх!

Колосов был жестоко разочарован в фигуранте. Все эти шесть дней в неуловимом Клинике ему мерещился бандит, убийца, психопат (пусть даже так!), но одновременно и верный, влюбленный романтик. Одним словом, сильная натура. А перед ними предстал в этой бане просто деляга с темным криминальным прошлым, неуравновешенной психикой и дряблым телом. Колосов лишний раз убедился – до чего же обманчивы тюремные байки! Байки, выползающие из-за высоких заборов с колючей проволокой на волю, байки, так остро нуждающиеся в ярком персонаже, настоящем герое. Пусть даже этот «настоящий» и отъявленный злодей. Но если героя нет (а чаще всего так и бывает), байки эти, на удочку которых готовы попасться даже опытные корифеи сыска, просто выдумывают его. Как говорится – от фонаря.

Глава 19

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО КОРОТЫШКАМ

Катя была тоже разочарована. Конечно, она представляла себе все совсем не так. Эту ночь в цирке, и вообще… В какую-то минуту она даже горько казнила себя: и зачем приехала, что за авантюра? Разве вот так что-то путное узнаешь про этих людей, про убийство? Разве вот так подойдешь ближе к нему?

Прогон номера окончился около часа ночи. Разгуляев отпустил (никто на сей раз никого не загонял) льва Раджу. И сам ушел по тоннелю из клеток. Он словно позабыл, что в пустом зале его ждет «корреспондентка». Убрался и Кох. Рабочие на манеже начали разбирать «централку».

Катя медленно спустилась по ступенькам амфитеатра. Что же теперь? Ночь. До Москвы из Стрельни ни одного автобуса. Метро вот-вот закроют. Такси? Она порылась в сумке в поисках кошелька. Двор кочевья, несмотря на поздний час, был освещен, окна многих вагончиков тоже горели. Складывалось впечатление, что здешние обитатели очень мало дорожат отдыхом. Двери ангара в глубине двора были приоткрыты. Там стоял «бычок». Двое рабочих разгружали машину, таская в ангар охапками свежее сено. Двор пересек уже знакомый Кате фельдшер, тоже нырнул в ангар. И Катя тут же позабыла и свое разочарование, и желание поскорее убраться отсюда. Ей снова стало любопытно. Цирк был таким местом, что… Ну, кому, например, привезли такую гору сена? И отчего фельдшер, только недавно осматривавший Гошку, снова куда-то спешит в своем наспех накинутом белом халате?

– Извини, разреши мне пройти.

Катя обернулась. Илона Погребижская – в джинсах и футболке, светлые волосы заплетены в тугую косу, отчего ей сейчас дашь не больше девятнадцати, сгибаясь под тяжестью, тащит куда-то два полных ведра. Катя посторонилась, спросила:

– Помочь?

– Если хочешь. Спасибо, а то все руки оттянула.

Катя удивилась: блондинка, с которой они не были знакомы и ни разу еще не разговаривали, обращается с ней дружелюбно, по-свойски. Впрочем, наверняка ей известно, кто такая Катя. Слухи распространяются быстро: о чокнутой корреспондентке, слоняющейся по шапито даже по ночам, все тут уже, наверное, знают.

– Не видела, Липский там? – спросила Илона.

– Там ваш фельдшер. – Катя взялась за ручку ведра – оно было тяжеленным, как гроб. – Что это у тебя?

– Да сироп развела малиновый. В ларьке сегодня купила несколько брикетов. Вот, подружку свою хочу побаловать. Они ж, дураки, не понимают, у Линды с нервами не все в порядке после того, что тут в слоновнике было. А они ей витамины колоть! А она от уколов только хуже в панику впадает! О, черт, чуть не споткнулась!

Погребижская попала в выбоину на асфальте, сироп расплескался. Торопливый стук каблучков… При свете фонаря Катя увидела, что на Илоне, несмотря на ее рабочий наряд, туфли на высоком каблуке. Белые туфли. Катя прикинула: миниатюрная Илона носила примерно тридцать пятый размер. И эти самые туфельки Катя вроде где-то уже видела. Однако, несмотря на миниатюрность, силой эта циркачка обладала почти мужской – тащить два таких ведра. Катя и одно-то волокла еле-еле.