Все оттенки черного, стр. 48

– Где он?

– В соседнем кабинете. Переписывает заявление. Пока не перепишет – оттуда не выйдет.

– С какой стати?!

Собеседник Колосова только пожал плечами: жест сей мог означать: что за глупые вопросы вы мне задаете, коллега? И вообще, кто отвечает за операцию перед руководством – вы или я?

Собеседник Колосова Геннадий Обухов курировал эту операцию от РУБОП. А к представителям этой структуры Колосов всегда относился весьма скептически. Впрочем, Обухов – холеный насмешливый красавец-брюнет, к тому же колосовский ровесник, преотлично это знал. И платил начальнику отдела убийств той же монетой. В управлении всем было известно: Обухов и Колосов ладят сложно – у обоих явное стремление к лидерству и характер не сахар. Лучше их не сталкивать лбами и не подключать одновременно к одному и тому же делу, потому что из такого спортивного перетягивания каната все равно получится мало толку.

– И с какой же это стати Модин уже переписывает свое заявление? – осведомился Колосов, по-хозяйски усаживаясь на край обуховского стола, на котором (как это принято у оперов, мнящих себя корифеями сыска) сроду не водилось ни одной бумаги, одна пустынная полированная поверхность. Обухов царским жестом придвинул пепельницу коллеге.

– Заявление юридически неграмотно составлено, – ответил он самым «скучным» из своих голосов, менять которые был великий мастак. – А проще сказать, брехня это собачья. Из того, что он там понаплел, бог знает какой вывод можно сделать. Караул, разбой среди бела дня, последнюю копейку с него, трудяги, злодеи вымогают, притесняют надежду отечественного бизнеса. Его всего-навсего тихо пугнули. А он в коленках слаб – сразу в штаны наложил. И пугнули-то за дело.

Колосов печально смотрел на пепельницу – конечно, самую что ни на есть пижонскую, в виде «адамовой головы». Порой ему дьявольски хотелось свистнуть этой заморской игрушкой прямо в непрошибаемый, медный Генкин лоб. Но…

– Мне поручено подключиться к операции. – Несмотря на воинственные мысли, тон его был самый елейный. – И оказывать вам всяческое содействие по этому делу.

Тон Обухова был елейней во сто крат:

– Руководство распорядилось, уже звонили насчет тебя. И мы верноподданнически взяли под козырек. Что ж, милости прошу к нашему шалашу. Подключайся. Только вот, коллега… Я удивлен, Никита! – Он произносил это «я удивлен!» тоном булгаковского Бегемота. – Что, неужели так мало дел своих, раз тянет на оказание помощи параллельной структуре?

Колосов только покосился на него. С Генкой они знали друг друга еще с Высшей школы милиции. И он всегда был такой. А с тех пор, как его сначала «взяли на повышение в министерство», а затем «бросили на укрепление» в РУБОП, его и вообще на кривой козе не объехать. К тому же Обухов был чемпионом региона по боксу в тяжелом весе, баб красивых всегда у него водилось пруд пруди и язык искусно подвешен. Его порой не могло удержать в рамках даже гневливое и крикливое начальство, когда он заводился на совещаниях и начинал «подминать ситуацию под себя». Словом, этому типу было с чего задирать залихватски упрямый подбородок, рассеченный изящнейшей ямкой.

Лукавить и юлить с Обуховым по этому делу было бесполезно. Ибо Станислава Модина теперь вели сотрудники РУБОП – дела о вымогательстве находились в их компетенции. Куратор же от службы уголовного розыска, даже «подключенный к операции» по непосредственному распоряжению вышестоящего начальства, мог по их зловредной прихоти попросту играть роль лоха, не получая практически никакой достоверной информации. А информация по Модину была необходима Колосову позарез. Но идти из-за этого на поклон к Генке Обухову было обидно аж до слез.

– Допереписываетесь, допереписываетесь вы, дохимичите. Грохнут мужика где-нибудь в подъезде завтра, и будет опять звону на всю область с новым «заказным», – зловеще предсказал он. – А дело об убийстве на нас будет висеть, не на вас. – Колосов поудобнее развалился на столе. – А меня, Геночка, такой расклад утомил до невозможности. Надоело мне, Гена.

– И поэтому созрело решение в корне, так сказать, пресечь безобразие? Самому засучить рукава? – Обухов прикурил сигарету. – Похвально, похвально. Я восхищен и смят.

– Мне нужен Модин. Понятно тебе? Он важный источник. Он знает то, что должен узнать я. И я узнаю. Любой ценой.

– Ну вот, уже теплее, коллега. Только это дельце никакого отношения к старо-павловским историям не имеет. Мы проверили по собственным каналам.

Колосов вздохнул: Генка Обухов по своей многокомпетентной должности знает все, что происходит в регионе. Его не проведешь.

– Он должен мне довериться. Потому что по этому делу с ним буду работать я, и только я. Независимо, по вкусу это тебе или нет. – Колосов встал. – Предлагаю сделку: в случае успеха всю шкуру неубитого медведя – раскрытие будущее, задержание и тому подобное – отдаю на статистику вашего отдела. Черт с тобой, я не жадный, привык делиться. Для себя я оговариваю только его будущую информацию по тому вопросу, который меня интересует. Мне нужны его показания.

– Гипертрофированная скромность – не самый большой твой порок, вижу. Раскрытие успешное, задержание, ишь ты, – Обухов усмехнулся. – Вы там в отделе убийств от славы не померли еще, нет? Триумфаторы, борцы с криминалом несгибаемые… – Он виртуозно выругался, и это Колосова весьма позабавило. У Обухова можно было поучиться этим замысловатым непечатным конструкциям – второго такого «филолога» в родных органах было еще с фонарем поискать.

Он видел, что его предложение списать в случае удачного исхода операции «раскрытие дела» на свою статистику и тем повысить общий процент раскрываемости задело в твердокаменном сердце Обухова нужную жилку. И правда, какая ему разница, кто будет пахать по делу – его ли сотрудники или «приданные силы» из УУР, если все лавры в случае успеха достанутся только…

– Моя слабость, Никита, – Обухов улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок, – это мое мягкое и покладистое сердце. И кое-кто – не будем называть имен – это знает и беззастенчиво спекулирует. Ладно, поглядим, что из этих наших с тобой бесед получится.