Все оттенки черного, стр. 117

– Знаешь, Катя, у меня такое чувство, что это какая-то ФАНТАСМАГОРИЯ. – Нина тревожно смотрела на расписной фарфоровый чайник на столе. И хотя время близилось уже к трем пополудни, на столе в дешевых дачных чашках, ожидая их, стыл утренний чай.

– Не думаю, что допрос Шурки что-то для них прояснит, – продолжила Нина. – Он, мне кажется, и сам толком ничего не понимает.

– Быть может, теперь, когда убита его тетка, он все же попытается понять, – осторожно заметила Катя. Ей не хотелось просвещать приятельницу насчет главных причин допроса Кузнецова. Зачем идеалистке Нине лишний раз убеждаться в том, что человек, отношение к которому у нее сейчас… ну, скажем, сложное, как и все прочие домочадцы вдовы, на подозрении у милиции?

– Кать, говорили-говорили мы до хрипоты, а столько вопросов осталось неясных, – Нина покачала головой. – Или я такая бестолковая, или же мне кажется, что многое из того, что нам известно, нуждается в объяснении. Ты так не считаешь?

Катя кивнула.

– С мужчинами невозможно что-то обсуждать детально. Они вечно куда-то торопятся, – заявила Нина кротко. – И это даже лучше, что они наконец-то свалили и оставили нас в покое. Давай-ка теперь подумаем своей головой, а?

– Давай, – горячо согласилась Катя. Ей стало интересно. – Ну, и какие же вопросы, по-твоему, висят в воздухе?

Нина посмотрела на люстру и спросила:

– Катя, что, по-твоему, могут означать шрамы на ладонях Смирнова, Антоши, Тарантинова и жены прокурора?

Катя на секунду задумалась.

– Ну, пожалуй, начнем со Смирнова, – сказала она. – Как я убедилась, он участвует с Хованской в каких-то странных ритуалах. Проходит для участия в них несколько ступеней посвящения. Сидение под замком в комнате с повязкой на глазах наедине с запахом гниющего мяса, фактически с трупным запахом, с мухами, нужно, мне кажется, трактовать именно так. Кстати, мухи… Слова Сорокина насчет их повелителя тебе ничего не говорят в этом вот контексте? Мы можем лишь догадываться о смысле этого ритуала, о его ступенях. Возможно, и порез на ладони тоже одна из ступеней инициации. Быть может, самая низкая. Или, возможно, это печать сопричастности, некий знак посвящения себя, жертвенности…

– Кому? – спросила Нина.

– Там, на горе, Хованская о Деннице говорила, об Утренней Звезде. Сорокин тоже об этом говорил. Вспомни, кого он подразумевал под всем этим. Когда я спросила Антошу про порез, – продолжила Катя, – он ответил мне, что порезался сам. Возможно, он лжет. Трудно, например, представить в такой ситуации Тарантинова. Но, быть может, с Колобродом все было несколько иначе, а вот с мальчиком… Возможно, иногда эта ступень кем-то проходится добровольно. Некто посвящает себя, демонстрируя тем самым свою полную готовность…

– Ну да, служить темным оккультным силам. – Нина фыркнула. – Ой, Кать, мальчишке всего двенадцать. Что он во всей этой мистике демонической смыслит?

– Антоша пережил в жизни много такого, что и взрослому не доводилось. Насчет негативного жизненного опыта он нам всем фору даст. Он, Нинуша, смыслит в жизни гораздо больше, чем это кажется на первый взгляд. Он не только понимает – он судит уже поступки взрослых. И начал он, кстати, с собственного отца… Наконец, у мальчика выдающиеся гуманитарные способности, как оказалось. Может, именно своей одаренностью он и привлек Хованскую. А может… – тут Катя умолкла, вдруг вспомнив тот полузабытый разговор на озере о картах Таро. – А может быть, Юлию к нему влечет совсем другое: некая, как мне кажется, особенная фатальность его личной судьбы. Или сама судьба влечет мальчика к ней.

– Туманно. Объясни проще, – попросила Нина.

– Тебе ничего не бросается в глаза, когда начинаешь наблюдать за людьми, окружающими Хованскую? – спросила Катя. – В ее орбиту случайно или не случайно, но попадают люди с одной общей чертой: те, от которых в какой-то момент их жизни отвернулось счастье, кто под влиянием страстей или обстоятельств приближается к некой личной катастрофе. Смотри: Ачкасов со своими семейными проблемами, Смирнов, Ищенков, Антоша – у них у всех что-то в жизни случилось непоправимое, дурное. Полунины…

– Насчет прокурора и его семьи мы вообще ничего не знаем, только то, что на руке женщины похожий шрам и еще тот платок…

– Да, конечно, – согласилась Катя. – Но, возможно, со временем и с ними что-то прояснится. У Александры Модестовны, как оказалось, тоже был свой миллион любовных возрастных терзаний, и у Сорокина твоего тоже не все в семье было хорошо. Точнее – чудовищно там было! Никита вон про отчима его рассказывал. Ведь это же кошмар! И, наконец, есть внутренние духовные проблемы и у…

– У кого? – тихо спросила Нина.

– Да у тебя. Я разве не права?

– Ну хорошо, а как же тогда Шурка? Какая такая личная катастрофа грозит ему? И, наконец, ты, ты сама? Ты ведь тоже в орбите этой женщины? Или, скажешь, – кто угодно, только не я?

– Я?.. – Катя смутилась: Бог мой, в своих отвлеченных разглагольствованиях она, кажется, зашла слишком далеко, обидев своей бесцеремонностью подругу. – Если честно, я даже думать об этом не хочу. Хотя, видно, думать придется. Короче, быть может, некая особенная фатальность личной судьбы Антоши и есть главная первопричина его общения с Хованской. И по этой же самой причине к ней сюда, в Май-Гору, как магнитом тянет таких совершенно разных людей. Не похожих и одновременно одинаковых в их несчастье, беде, отчаянии, боли.

– И они обращаются к ней за помощью, – хмыкнула Нина.

– Им кажется так – к ней самой или к ней как к посреднику каких-то сил, которые… Ох, до чего же неохота мне в мистику эту лезть! – Катя поежилась. – Хорошо, возьмем Ачкасова для примера. Причина его самоубийства, хоть пока и смутная, но все же определилась. Что же получается? Он всю жизнь мечтал иметь наследника и по болезни не мог. Бегал по врачам, потом, когда те не помогли, дошел до экстрасенсов, нетрадиционщиков, наконец, до магов и колдунов. Пути его пересеклись с Хованской. Быть может, у них были те же самые ритуалы, что и у Смирнова, либо другие. И произошло чудо: он встретил женщину, влюбился в нее, и она забеременела от него. Ачкасов женился, у него родился сын. Хеппи-энд? И что же потом? Через семь лет мальчик подрос, и, видимо, стало очевидным его несходство с отцом. Мы не знаем, что происходило внутри семьи, но, как видишь, дело дошло до анонимной экспертизы установления отцовства! И когда худшие подозрения Ачкасова оправдались, то… жизнь пошла прахом. Можно спорить, достаточный ли это мотив для самоубийства такого человека, но… Модин, знавший Ачкасова лучше всех, считает, что все произошло именно по этой причине, и мы, в отсутствие иных версий, не можем ему не доверять.