Врата ночи, стр. 65
Глава 38
НОЧЬ
А для Сергея Мещерского этот день прошел в целом очень спокойно. В девять вечера после работы они встретились с Кравченко и двинули домой на Яузскую набережную. В половине десятого позвонила Катя. Кравченко разговаривал с ней. Мещерский видел: хоть Вадька не признается в этом никому, даже самому себе, по Кате он сильно, очень сильно скучает. Что ж, муж и жена…
Мещерский ушел на кухню, занялся ужином. А они все разговаривали. Катя его не отпускала, а он…
Муж и жена. Мещерский с тоской оглядел свою холостяцкую кухню: сам черт ногу сломит! Где чугунная сковородка?! Вадька говорит – яичницу с салом на обычной сковороде жарить грешно, только на чугунной.
Чтобы отвлечься, он начал думать о… Он ждал, признаться, очень ждал звонка Никиты. Ведь они прослушивают его телефон, значит, знают и о вчерашнем звонке-молчанке. Могли предположить, что… Однако Колосов не объявился. Отчего? Что-то случилось?
Мещерский щедро расколол восемь яиц над шипящей сковородой. Да с чего ты взял! Он просто занят. У него ведь и других дел по горло. И почему ты решил, что это обязательно ОН звонил, этот ублюдок? Может, просто кто-то номером ошибся.
Он заглянул в комнату. Кравченко сидел на диване с трубкой у уха. И лицо его было… В общем, подумал Мещерский, это и называется – счастливая личная жизнь. Семья. Муж и жена.
– Ну ладно, спокойной ночи, – сказал Кравченко в трубку. – Да все нормально, не волнуйся. Сережка вон тебе горячий привет шлет. Да… Конечно… я тебя целую… Катя… Катенька…
– Они слышат вас, – тихо предупредил Мещерский, когда Кравченко повесил трубку.
– А, пусть. Я говорю со свой любимой женой.
«Собственник, – Мещерский тяжко вздохнул, – какой же ты жуткий собственник, Вадька». Потом они с отменным аппетитом ужинали. Смотрели по телеку вечерний выпуск новостей, спортивный дневник. В начале первого Кравченко, сладко-сладко зевая, отправился, как он выразился, «в объятия к Морфею». Мещерский ворочался на своей бывалой продавленной раскладушке. В комнате было очень душно. Он встал и, крадучись, чтобы не разбудить приятеля, вытащил раскладушку в лоджию. Распахнул створки застекленных рам настежь. Ночь. Черное небо. Ему казалось: он будет вот так лежать час за часом – без сна. Глядеть в это небо. И – сразу уснул. Точно провалился в глубокую, мягкую яму.
Темнота.
Вроде бы только закрыл глаза на миг, открыл – темнота…
Телефонный звонок.
В лоджии его было отчетливо слышно, а в комнате, где спал Кравченко… Мещерский вскочил. Холодный кафельный пол балкона. Кравченко, голый по пояс, сидел на диване с трубкой в руках.
– Алло… Алло!
Пауза. Ему не отвечали. Его слушали, изучали.
– Ну, говори! Чтоб тебя…
Ругательство взорвало ночную тишину. «Зря, – подумал Мещерский, – зря Вадька его обложил, не поможет».
Пауза.
Потом Кравченко с силой отшвырнул трубку. Встал.
– Снова повесил трубку? – спросил Мещерский. – Он сказал: «Выходи. Именно ты».
– Я?!
– Я, – Кравченко выпрямился. – Ну, он меня достал! Сейчас буду на куски рвать.
– Вадя, пожалуйста…
– Ты сиди тут, на телефоне. Ментам вон своим звони.
– Я с тобой!! Я тоже пойду! А они… они же слышали все, могли его засечь.
Кравченко только мрачно хмыкнул, рывком натянул через голову футболку. Мещерский глянул на часы: 3.17. Час Быка. Черт!
Они медленно спускались по лестнице. Кравченко смотрел в окно каждого лестничного пролета. Яузская набережная перед домом была пустынной, плохо освещенной редкими фонарями. Они вышли из подъезда. Дверь с тихим лязгом захлопнулась. Мещерский вспомнил, что позабыл код-ключ. Ключи от квартиры, вот они в куртке, а ключ от домофона… Пока в темноте наберешь на табло номер кода… Черт!
– Никого вроде, – шепнул он.
Они пересекли улицу, подошли к парапету набережной. Кравченко внимательно и настороженно оглядывал все припаркованные машины. Их было немало. Жильцы окрестных домов не имели гаражей и не ставили «ракушек». Мещерский смотрел на реку. Черная ночная вода.
– Никого нет, – повторил он. – Мы б его увидели – набережная как на ладони.
Они прошли немного вперед, вернулись, подождали около четверти часа, чутко слушая ночь. В домах не светилось ни одно окно. Час Быка.
– Ладно, пошли. – Кравченко сплюнул себе под ноги. – Дурдом. Идем, хватит тут маячить.
Вернулись к подъезду. Мещерский начал набирать код домофона. Никак не мог разобрать цифры на табло. Он пошарил в кармане – сигареты, зажигалка. Хоть есть чем посветить. Проклятый домофон. И вдруг…
Это был автомобильный сигнал – два гудка. Близко, очень близко. Мещерский вздрогнул, обернулся – что это? Откуда? Пустая же набережная! Ни машин, ни людей. Кравченко быстро пошел вперед, темнота, соседний дом…
Белая «Волга» – они увидели ее оба. Это была грязно-белая «Волга». Взвизгнув тормозами, на скорости она вырвалась из соседней арки, правым крылом сбила мусорный бак, заехала на тротуар и…
– Вадька! В сторону! Прыгай!!
Мещерский не узнал своего голоса. Он видел: «Волга» мчится прямо на Кравченко. Визг тормозов… Лязг…
Кравченко успел увернуться от удара. Видел – желтые слепящие фары, слышал шум мотора, истошный вопль Мещерского – и все-таки успел. Отпрыгнул, отшвырнул себя в сторону. Нога угодила в выбоину на асфальте, и он со всего размаха ударился спиной, затылком об асфальт.
«Волга» – мимо, чуть-чуть не задела… Проехала несколько метров, остановилась. Кравченко, оглушенный падением, с трудом приподнялся. Он лежал у самой стены. Абсолютно некуда бежать. Нога… Снова визг тормозов. Водитель «Волги» дал задний ход.
– Не смей! Не трогай его! Убью!!
Мещерский бежал к ним. А «Волга» стремительно надвигалась задом на Кравченко. Визг тормозов и…
Милицейская сирена. Ближе, ближе. По Яузской набережной на всех парах, подпрыгивая, как консервная банка, мчался милицейский «газик»-»канарейка». «Волга» остановилась – задние колеса почти у самой груди Кравченко, лежащего на тротуаре. А потом рванула вперед, сшибла еще один мусорный бак и…
Подбежавший Мещерский, задыхаясь, приподнял Кравченко.
– Вадька? Цел?!
– Ногу, кажется, сломал… Номер тачки я видел. Запомнил.
К ним бежали патрульные, они на ходу выпрыгнули из «газика». А тот, не останавливаясь, воя сиреной, как припадочный, трясясь, как паралитик, рванул за «Волгой» в погоню.
Кравченко, опираясь на Мещерского, встал, с трудом доковылял до подъезда. Нога… Голова… Искры из глаз!
– Тебе в больницу нужно сейчас же. – Мещерский тревожно заглядывал снизу ему в лицо. – Я тебя сейчас отвезу. А они, видишь, звонок все же засекли, потому и приехали… Лучше поздно, чем… Может, все-таки возьмут, а? Догонят?
«Первые утренние лучи солнца» они встретили в приемном покое института Склифосовского. Кравченко «с ногой и головой» забрали на рентген. Мещерский терпеливо ждал его с одним из милиционеров. Их привезли в «Склиф» на дежурной машине. Заработала рация.
– Взяли? – спросил Мещерский, тревожно следя за переговорами.
– Машину нашли в Кожевниках за Павелецким вокзалом. «ГАЗ-29», белого цвета, битая. Видимо, угнанная, все признаки на угон указывают. Там сейчас опергруппа работает. Эксперт. Спрашивают: вы не видели, кто был за рулем?
Мещерский отрицательно покачал головой. Впервые в жизни он жалел, что не умеет видеть во тьме. А еще жалел, и тоже впервые в жизни, что у него не было в руках автомата.