Врата ночи, стр. 56

Катя встала. Подошла к окну. Потом дотянулась до телефона и набрала свой домашний номер. Кравченко уже должен вернуться с работы. Нечего спать в такой сумасшедший день!

Это был, конечно, не телефонный разговор. К тому же она сильно волновалась.

– Ладно, одеваюсь и еду, – сказал Кравченко, выслушав ее без единого вопроса. – Встретимся на Яузской набережной у его дома. И ты смотри там, не грызи его, не ругай. Ему сейчас и так не до нас. Больше молчи, сочувствуй. Он это любит. Я же останусь на эти дни у него. Думаю – пора.

– Да, – сказала Катя. – Только пора было еще позавчера.

Вот так она и поговорила с «драгоценным В. А.». Когда же спустилась в розыск и зашла в кабинет Колосова, кроме «здравствуй», слов для Мещерского у нее не нашлось. Кравченко был прав: лучше было молчать, вздыхать. Кое-какие вопросы, правда, у нее имелись к Никите. Но тот разговаривал по телефону с судмедэкспертом Грачкиным. Эксперт звонил, прервав вскрытие. Сообщал, что пуля, извлеченная им из тела Алагирова, действительно, по всей видимости, от пистолета «ТТ».

Мещерский сидел на стуле у сейфа. Катя молча терпеливо ждала, когда Никита освободится и разрешит «забрать и доставить». Среди бумаг на его столе лежал опечатанный прозрачный пакет, в который обычно пакуют мелкие вещдоки. А внутри его…

Катя подошла ближе, резко нагнулась над столом. Колосов удивленно глянул на нее, зажав трубку подбородком. А она с напряженным любопытством смотрела на предмет. Не дотрагивалась до пакета, смотрела…

Она видела эту вещь раньше. И не однажды. А несколько раз. Видела в музее и потом еще…

– Что это такое? Откуда это у вас? – спросила она.

Никита буркнул, не прерывая разговора.

– Сережа, а у тебя остался синяк на ноге? – Катя круто обернулась к Мещерскому. Точнее, к призраку Мещерского – так он был изможден, бледен, небрит, грязен. Тот воззрился на нее… Одним словом так, как полагается замордованным жизнью призракам – жалобно и бессмысленно.

– Помнишь, на вечере у твоих разлюбезных «югоармейцев», когда мы уже прощались, Алагиров… – Катя запнулась, произнося его фамилию, – что-то уронил тебе на ногу. Синяк прошел?

Колосов закончил с Грачкиным и теперь слушал эти ее странные слова.

– Ты, Сережа, тогда в темноте не рассмотрел эту штуку. А я… Слушай, Никита, по-моему, теперь самое время тебе лично по официальному поводу в связи с расследованием дела об убийстве наведаться в музей института Востока. Персонально к его хранителю господину Белкину.

– Зачем? – насторожился Колосов.

– Сам догадаешься, – ответила Катя, по-хозяйски кладя руку на плечо Мещерскому: пошли, друг, пора. – И обрати внимание на один из музейных стендов во втором зале. Думаю, кое-что там тебя заинтригует.

Глава 32

ГЛИПТИКА

День был целиком посвящен совещаниям, докладам начальству и обмену мнениями. В прениях и дебатах приняли участие и руководители Управления розыска, и прокуратуры области, и патологоанатом Евгений Грачкин. Колосов в спорах почти не участвовал. Слушал. Сравнивал выводы, сделанные коллегами из происшедшего. Выводы были разными, но почти все сходились во мнении, что при всем обилии косвенной информации, фактов, как-то конкретизировавших личность «серийника», пока не добыто.

– Тот, кого мы ищем, – высказал общее мнение Грачкин, – весьма странная фигура. Словно персонаж пьесы, содержание которой никто не знает. А в плане вещественных улик – ну, прямо бестелесная какая-то личность. Бесплотная. Абсолютно никаких материальных следов – и это при том, что, по свидетельским показаниям, мы уже кое-что о нем знаем. Например, то, что он разъезжает на машинах, некоторые из которых угоняет, что убивает свои жертвы из пистолета «ТТ», что владеет также и холодным оружием, что располагает, по всей видимости, местом, достаточно уединенным и безопасным, где без помех расправляется с жертвами. Что во время убийств совершает над трупами какой-то странный ритуал с отчленением кистей и прижиганием ладоней. Наконец, и черты характера его смутно, но вырисовываются: патологическая жестокость, отчаянная бравада, тяга к риску, к демонстрации, к эпатажу. Возможны и какие-то гомосексуальные наклонности. И тем не менее материальных следов его присутствия на месте убийств – никаких. Ни отпечатков, ни следов протектора машины. Никто его не видел, однако неоднократно слышали его голос, возможно, измененный при помощи технических средств. Даже улики, которые он специально для какой-то цели подбрасывает – кассета, письмо, – и те поразительным образом исчезают! Никто ведь их не видел, кроме свидетеля Мещерского. Телефон прослушиваем – он не звонит. Наблюдение за потенциальными подозреваемыми ведем – тоже никаких результатов. Складывается впечатление, что… это какой-то фантом. Не человек, ну просто какая-то тень ночная. Словно сам дьявол его оберегает, стережет до поры до времени.

Я же помню, какие надежды мы все возлагали на те отпечатки пальцев в угнанной машине. И что же? Вернулась с курорта владелица «Жигулей» – оказалось, что пальцы ее. И на пленке, в которую было завернуто тело потерпевшего Алагирова, тоже ничего. Следы Мещерского в изобилии, а этого подонка… Нет, но вы мне скажите, человек может вообще никаких следов не оставлять? В шести случаях – а в двух у нас даже непосредственные очевидцы имеются: Мещерский и та девочка из Знаменского – он был на месте и абсолютно никак не наследил. Возможно такое, а?

– Возможно, – ответил Грачкину кто-то из сыщиков. – Если соблюдать строжайшую осторожность. Буквально просчитывать каждый свой шаг.

– Да? И при этом разыгрывать сумасшедшие демонстрации, рискуя быть пойманным? Лезть на рожон?

– А кто сказал, что он на самом деле лез на рожон? Говорить – это еще не значит делать. И вообще, тут от характера все зависит и от везения. От мотивов, которыми он руководствуется. Или, возможно, от клинической картины психоза. А может, и правда дьявол его до поры до времени охраняет. Вам, Евгений Павлович, какая версия больше по душе?

Грачкин раздраженно засопел – его сбили с мысли. После общего совещания они с Колосовым уже наедине обсуждали выводы судебно-медицинской экспертизы трупа Алагирова. Предварительное заключение подтвердилось. Но кое-чем Грачкин был удивлен.

– Странная штука, – сказал он, когда они сидели в колосовском кабинете, разглядывая вещдок, изъятый с места преступления. – Я поначалу думал – это камень. Впрочем, по фактуре это камень и есть, только старательно обработанный человеческой рукой. Знаешь, на что это похоже?

– На гирьку для весов, какими пользуются на рынке. – Никита взял вещдок в руки.

Каменный столбик-пирамидка с округлым основанием, сильно суженный кверху, наверху в камне просверлено сквозное отверстие. Для чего? Поверхность камня действительно обработанная, отшлифованная. А вот основание…

– Тут вроде какой-то узор или рельеф вырезан. – Грачкин сдвинул на нос очки. – Черточки, кружок… Какое-то изображение, а? А знаешь, Никита, эта штучка действительно производит впечатление довольно старой вещицы. Значит, тебе посоветовали проконсультироваться насчет нее в музее института Востока?

Колосов рассеянно кивнул, продолжая рассматривать вещдок, провел пальцем по шероховатому рельефу на основании пирамидки.

– Ну, а как насчет того, что я просил тебя проверить? – спросил он.

Грачкин вздохнул.

– Ну что… Эти ожоги на ладонях Алагирова… В общем, конфигурация ожоговых пятен совпадает с диаметром этой вот окружности, – он указал на нижнюю часть вещдока. – Основание я осмотрел. Вроде бы есть следы нагрева, но…

– Чтобы такой ожог вызвать, как сильно должен быть нагрет камень?

– Достаточно сильно. Не раскален, однако…

– А в остальных случаях? Останки Бородаева и других, неопознанных, ты проверил?

– Все я проверил. Тоже вроде бы похожая картина, но… Но там сам понимаешь, какой материал для исследований. Где-то что-то совпадает, где-то нет. Да и сам этот предмет. Следы нагрева вроде бы есть, но на многократное использование – понимаешь, о чем я? – вроде бы не очень похоже. Я говорил, что рельеф ожоговых пятен на останках не всегда однороден, но сказать категорически, что руки жертв ОН каждый раз прижигал именно этой штукой, я не могу. И знаешь, Никита, прежде всего нам нужно конкретно знать, что это такое. От этого, думаю, и выводы будем делать.