Венчание со страхом, стр. 23

Глава 11 РАЗБИТЫЕ ЧЕРЕПА

С Ольгиным Колосов созвонился утром. Начальник лаборатории в Новоспасском действительно оказался на другом своем рабочем месте – в Музее антропологии, палеонтологии и первобытной культуры в Колокольном переулке.

– А что, собственно, вас интересует? – спросил он, когда Колосов, представившись, попросил его о встрече. – Ну, приезжайте в половине четвертого. И не опаздывайте. Только вряд ли я сумею вам чем-то помочь.

Утро и день после этой лаконичной и холодной беседы развивались для Никиты весьма бурно. В одиннадцать его вызвали к начальству. Разговор шел самый традиционный: повышение процента раскрываемости, активизация работы по преступлениям, получившим большой общественный резонанс. Никита знал: шеф жмет на заказные убийства: дотошно допытывается, как идет работа, что сделано, в чем проблемы. «Ну а почему, если так все бодро рапортуешь, результатов нет?» – повторял он недовольно.

– Ты, я смотрю, это дело по Новоспасскому окончательно на себя замкнул, – сказал он. – Конечно, то еще дело, но и про другие забывать нельзя.

Никита только хмурился, молчал. Шефу, главное, не возражать, даже если разозлится, покричит – отойдет.

– Типичный серийник, – продолжало начальство задумчиво. – Раскручивается на всю катушку. Третий случай в области… Ну, какие-нибудь соображения у тебя уже есть?

– Я еще не разобрался, – ответствовал Колосов.

– Так разбирайся, Никита Михайлович! Быстрее действовать надо. С апреля месяца ведь вся эта карусель продолжается. Разбирайся и помни: сроки теперь другие стали. Шесть лет, как с Головкиным, нам никто теперь не даст.

– Можно подумать, что их раньше нам отстегивали!

– Ладно, шерсть уже дыбом. И что у тебя за характер? Иди разбирайся, только учти – буду с тебя лично требовать раскрытие этого дела. Раз ты сам все на себя взял. И чтоб по другим происшествиям проволочек не было. А по убийству мальчика что? Личность установили, а дальше?

Колосов засопел: шеф всегда подгонял своих вороных. И чужих, впрочем, тоже. Не из тех он, кто тише едешь – дальше будешь. Тоже характер прескверный.

– Сергеев работает, он…

– Он, между прочим, убежден, что характер нанесенных мальчику ранений свидетельствует о том, что в Каменске тоже действует серийник. Это его первая известная нам жертва. Но не исключено, что были и другие, о которых мы ничего пока не знаем.

Никита только молча кивал. Серийник! Один маньяк, второй маньяк – размножаются делением, что ли? Как амебы? Или сезон у них такой повышенной возбудимости? Сезон кобелиного гона. Так нет, обострения всякие у шизоидов весной-осенью бывают. Хотя… В природе все сейчас так перепуталось.

Он не сразу расслышал, о чем спрашивает его начальник управления розыска:

– Никита, что у тебя с рукой? Поранил?

– А? Нет, это так. Цыпки великовозрастные.

– Оружие держать не помешают?

– Нет.

– В четверг стрельбы в Мытищах. Ответственный от розыска – ты.

– Есть. Сделаем в лучшем виде.

Выходя из приемной, Колосов столкнулся с Коваленко.

– Никита, там Георгадзе привезли, – зашептал он тревожно. – Сам пойдешь?

Дело Георгадзе было успешно раскрытым заказным убийством. Вахтанг Георгадзе – владелец фруктовых магазинов на Рижской площади – был найден мертвым в мае 1996 года в подъезде дома в подмосковном Щелкове, где семья Георгадзе приобрела две трехкомнатные квартиры на одной площадке. Фруктового «короля» убрали классически: пистолет с глушителем, два выстрела в сердце, контрольный в голову.

А раскрывали это убийство всего две недели. Наемными киллерами оказались местные щелковские «бичи». Но вот с заказчиками дело обстояло поинтереснее.

К тому, что жена-злодейка нанимает убийц для собственного мужа, в розыске уже попривыкли: примерно две трети заказных убийств возникало на почве вот такой семейной бытовухи. Однако только не у кавказцев, где женщина традиционно занимала скромное, подчиненное положение.

Но Кетеван Георгадзе – сорокапятилетняя, крашенная под блондинку, хорошо за собой следила, довольно интеллигентная дама – быть на вторых ролях не желала. Пять тысяч долларов, которые ежемесячно давались ей супругом на ведение домашнего хозяйства, воспринимались ею как жалкая подачка. Она презирала своего мужа за глупость и жадность и добивалась равного участия в делах семьи. Ей не терпелось войти во фруктовый бизнес, в котором она, по ее убеждению, смыслила гораздо более мужа. Не терпелось стать самостоятельным и богатым и ее сыну шестнадцатилетнему Нодари.

Тех «бичей» нанимала сама Кетеван. Нодари по ее поручению ездил в Пушкино, где приобрел у подпольного торговца «беретту» с глушителем. Наемникам заплатили десять тысяч долларов. Всего.

– Я б дала им в два раза больше, в три, в пять, если б это гарантировало их полное молчание, – говорила Кетеван, когда Колосов и Коваленко допрашивали ее сразу после задержания. – Но у мужчин худой рот. Они ничего не умеют. Даже молчать не способны, когда речь идет об их же интересах. Мужчина, вы только не обижайтесь, молодой человек, это прореха на человечестве. И мой муж был ею.

Делом этой грузинской феминистки Колосов занимался очень плотно до происшествий в Новоспасском и Каменске. К Кетеван он чувствовал невольное уважение.

При всей своей жестокости и корыстолюбии это была очень сильная женщина. Глядя на нее, Колосов всегда вспоминал легендарную царицу Тамару.

– Мне жаль, что ваша жизнь с мужем кончилась вот так, – сказал он ей, когда ее увозили в Волоколамский следственный изолятор. – Неужели нельзя было решить ваш спор по-другому, без крови?

Кетеван тогда долго молчала. Потом подняла на сыщиков темные, огненные, скорбные глаза.

– Сейчас, когда мой сын, мой мальчик в тюрьме, я все бы отдала, лишь бы не было крови. Но… это касается только сына.

– По оружию привезли? – спросил Колосов.

Коваленко кивнул.

– Нодари наконец согласился показать, где приобрел пистолет. Не выдержал все-таки. Якобы в двух шагах от станции это место. Я РУОП в известность поставил, пусть нас подстрахуют.

– Пусть. Только пусть вперед батьки в пекло не лезут. Это наша операция, – ревниво заметил Никита. – Пойдем послушаем сказки Венского леса, – и он вразвалочку направился к кабинету, где сидели его сотрудники и привезенный задержанный.

Из-за этого весьма затянувшегося рандеву он едва-едва не опоздал в Музей антропологии на встречу с Ольгиным. Выскочил из главка, бегом пересек Никитскую и углубился в лабиринт переулков. Идти по разбитым тротуарам было так же нелегко, как и по горному обвалу. Он с трудом преодолел всю перерытую бывшую улицу Грановского, свернул налево, миновал целый ряд стройплощадок, где реставрировались старые московские особняки.

Солнце нагревало асфальт, стены домов. От пыли и строительного цементного хлама было просто нечем дышать. Господи, как же хреново в Москве в таком расплавленном июле! Никита то и дело вытирал мокрый лоб и шипел тихие ругательства. Сейчас лежать бы где-нибудь в Красково у прохладного пруда на золотом песочке, тянуть пивцо из горла и посматривать на ножки молоденьких купальщиц. А тут какой-то музей!

Мимо Зоологического, например, расположенного прямо напротив здания ГУВД, он даже ходить не мог иначе, как задерживая в груди дыхание. Из открытых дверей всегда несло тошной вонью нафталина, которым щедро сдабриваются ветхие музейные чучела.

И тут вот какая-то антропология-палеонтология, кости трухлявые, да в придачу еще база с обезьянами, которые… которые… Черт бы их всех взял со своими загадками!

Наконец он достиг высоких дубовых дверей с нужной вывеской и вошел в прохладный музейный вестибюль.

– Майор Колосов, уголовный розыск области, вот мое удостоверение. Мне Ольгин Александр Николаевич нужен, – отчеканил он вышедшей ему навстречу толстой старшей вахтерше.

– А, здравствуйте, мне Сан Николаич говорил про вас. Наверх ступайте, – сказала та. – Наверх по лестнице, через залы и в коридор направо. Там кабинеты увидите. Он в двадцать третьем.