В моей руке – гибель, стр. 68

Глава 26

ЗАДЕРЖАНИЕ ПОД ЛУНОЙ

Июнь начинался непогодой: небо заволокло свинцовыми тучами. То и дело моросил дождь. После удушливой майской жары это казалось особенно печальным: ненастное лето – что может быть обидней?

Среда и четверг первой летней недели прошли тихо: в Раздольске ничего особенного не случилось. На бывшей базе отдыха в Отрадном по-прежнему царило полнейшее безлюдье. Жизнь там, казалось, замерла надолго.

Однако Колосову эти дни тихими не показались. Он успел побывать во многих разных местах: от приемной областного прокурора до Института им. Сербского, от спорткомплекса «Олимпийский», где проходили летние тренировки участников будущих соревнований по русскому бою, до больничного морга. Он разговаривал со многими людьми и узнал немало полезного и нового. Но куда бы он ни ездил, с кем бы ни встречался, возвращался непременно в Раздольск. Облезлый кабинет местного розыска снова стал почти домом родным.

В Раздольске теперь круглосуточно дежурила группа быстрого реагирования из числа сотрудников отдела убийств и оперативно-поискового отдела Главка. Со временем в Отрадном и в Уваровке планировалось установить и кое-какую спецтехнику, но для нее время еще не пришло. У коллег и подчиненных Колосова складывалось впечатление, что их начальник совершает роковую ошибку, наотрез отказываясь немедленно проводитьв школе и на даче в Уваровке обыски. Но каково же было их удивление, когда вся оперативная группа получила и новый строжайший приказ: в случае появления в поле зрения Степана Базарова ни в коем случаене задерживать его до тех пор, пока… «Я сам решу, когда это сделать. За эту операцию отвечаю лично я», – жестко обрывал Колосов возражения коллег, однако объяснять, почему он придерживается такой выжидательной тактики, он не торопился.

Долго, конечно, такая игра в секретность длиться не могла, это он отлично понимал. «Задерживать», «брать с поличным и немедленно», «добиваться санкции на арест и обыск» – как часто по прежним своим делам Никита брал буквально за горло и прокуратуру и начальство, добиваясь решительных оперативных действий, – ничего подобного он не делал. Вместо того он приезжал вечерами в Раздольск, читал рапорты наружного наблюдения за дачей и школой, где не было ничего интересного, курил, смотрел в окно, бездействовал и ждал, ждал… Чего?

Что-то внутри Колосова упорно твердило: если поспешишь – крупно проиграешь. И проиграешь не сейчас, не сию минуту, а в будущем, в перспективе. Бог мой, трудно, что ли, «убойному» отделу этого свихнувшегося типа взять за жабры? И не таких брали. Дело заключалось в том, что в случае задержания не с поличным прямых улик на Степана Базарова пока все еще не было.

Колосов чувствовал: в том, что внук знаменитого режиссера и есть фигурант по раздольским убийствам, сомневаются сейчас даже его собственные, колосовские, коллеги. Да, на оперативке они слыхали от своего шефа информацию о школе выживания и каких-то там боевых искусствах, о предположительном участии ее «учеников» в налете на цыганский поселок. Однако цыгане продолжали хранить по этому эпизоду полное молчание. К ним даже был послан прощупать ситуацию начальник криминальной милиции Раздольского ОВД, лично знавший местного «барона» Симеона Гереску. Но ни одной жалобы на базаровских учеников не последовало. У «барона» болела сестра – сердечница. И он, казалось, был целиком поглощен заботами о ее здоровье.

Слыхали сыщики и информацию о том, что внук режиссера предположительно страдает каким-то острым психическим расстройством. «Каким? – резонно спрашивали они Колосова. – Что тянуть резину? Надо немедленно и предметно допросить на этот счет его братьев, дядю, домработницу, ведь родные знают об этом типе все. Наверняка знают, и где он скрывается. Почему же ты не хочешь с ними прямого контакта?»

Дело было в том, что и какие-либо прямые контакты оперативниковс семьей Базаровых Колосов тоже пока категорически воспрещал. И это было непонятно и странно сыщикам. Они не знали, что в эти дни Катя и Мещерский по просьбе Колосова дважды звонили Дмитрию Базарову. Тот ездил в отделение милиции в Строгино, по месту жительства потерпевшей, и пытался оставить там заявление о пропавшей без вести знакомой Елизавете Гинерозовой. Но ему вежливо дали понять: от ворот, мол, пока поворот. «Прошло еще не так много времени, а может, ваша девушка еще и найдется, молодой человек. Уехала куда-нибудь. Молодо-зелено…» – заявил участковый.

Со слов Кати Колосову было известно, что сам Дмитрий предполагал, что Степан сейчас живет у кого-то из своих учеников. Это и прежде случалось, когда близнецы крупно ссорились. «Мордобой он мне не простил, – заявил Дмитрий Кате. – И я себе это никогда не прощу. Он, может быть, тогда в помощи нуждался…» Катя предупредила Колосова: близнец вряд ли окажет милиции добровольную помощь в розысках Степана. И Колосов, убежденный ее доводами, решил пока в «клан» не соваться, чтобы не наломать дров и не вспугнуть того, кто интересовал его больше остальных. Однако ситуация складывалась неопределенная и напряженная. Колосов знал: и начальство, и коллеги ждут, что он им объяснит, чего же он добивается своим бездействием. Он знал это, но упорно молчал, не объясняя.

Все дело было в том, что объяснить ЭТО словами он не мог. Он хотел, чтобы его коллеги увидели ЭТО своими глазами. Что увидели? А вот в этом-то и заключалась, пожалуй, самая главная загадка. Сослуживцы Колосова имели все основания сомневаться в том, что Степан Базаров – тот самый, именно потому, что для них слова о том, что этот человек, возможно, страдает каким-то там редким психическим заболеванием – психозом «вервольда», заставлявшим его во время приступов вести себя подобно дикому животному, убивая домашнюю скотину и людей, оставались по-прежнему словами – пустым звуком, неподкрепленным доказательствами, картинкой. Потому что никто из них, кроме участкового Сидорова, не видел того странного существа в лесу, его диких глаз, звериной грации его движений, быстроты его бега. Да кто поверит в какого-то там вервольда в подмосковном лесу, не встретившись с ним лицом к лицу на глухой тропе?

И тут Колосов словно натыкался в своих рассуждениях на какой-то невидимый барьер. Господи, да если бы ему самому кто-то прежде стал бы рассказывать про то, чего не мог рассказать теперь он сам, он бы отнесся к таким «бредням» с сомнением. Да что ты говоришь? Ну? Вообразил себя оборотнем? Медведем? Псих? И бывают же такие! Ну ладно, проверим. При случае как-нибудь…

СЛУЧАЯ – вот чего жадно ждал сейчас Никита. Благоприятного стечения обстоятельств, удачи просил он себе. Везения, как при игре в любимый преферанс. Прямых доказательств на Степана Базарова нет. Возьми его сейчас – на даче ли, в машине, в московском баре, в квартире деда или чьей-нибудь еще, – начнется долгая бодяга сомнений и разбирательств в прокуратуре, потом в суде – он не он, был не был, псих не псих, убийца не убийца. Так всегда бывало по делам подобной категории, где обвинение подкреплялось лишь косвенными доказательствами, шатко и валко. Но если бы только… если бы только выпала удача и они, его коллеги, сами бы воочию увидели то, что видел он с Сидоровым, и, возможно, нечто большее: это существо на их глазах попыталось бы напасть на свою очередную жертву, то…

Колосов и сам жаждал теперь увидеть ЕГО в том самом месте, где он превращался в машину для убийства, давал волю своим инстинктам. Здесь его надо было и брать – в его родной стихии. И тогда… тогда лучших свидетелей и очевидцев того, что Базаров и есть ТОТ САМЫЙ, суду не надо было бы и искать. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ЗАДЕРЖАНИЯ – вот что сейчас заботило Колосова в первую очередь. Чушь, что суд не верит сотрудникам милиции, когда те допрашиваются в судебном заседании по обстоятельствам задержания обвиняемого! Это все лживые сказки адвокатов. Если нет иных показаний, а в деле Базарова их, возможно, будет немного, костяк обвинения составят показания сотрудников милиции, и главное доказательство – оперативная видеосъемка с места событий.