Улыбка химеры, стр. 44

– То есть как клянчить?

Эгле горько хмыкнула.

– Очень просто. Человек один есть. Хороший. Очень хороший. Старше меня. Несчастный он. Помогает мне всегда, когда трудно. Всегда. В общем, это та же милостыня, но… А что делать? Жить надо. Как ты сказала про чемодан? И бросить жалко и…

– Нести тяжело, – повторила Катя, – это верно.

Ей очень хотелось спросить: что это за человек, что помогает Эгле? Не Салютов ли, часом? Но она не представляла себе, как это сделать, не вызвав ненужных подозрений.

– Прочти еще раз стихи, – сказала она (авось, пока Эгле читает, нужная комбинация фраз сложится). – Про горца. Он что, правда горец у тебя?

– Из Владикавказа. Давно уже в Москве, учился здесь. Если бы ты его только видела…

– Красивый парень?

– Для меня самый-самый. Никто, кроме него, понимаешь? Я ребенка от него хочу. – Эгле отодвинула пустой стакан. – И чтобы была точная копия отца – линия к линии.

– Точная копия? – Катя улыбнулась. – Ну прочти.

Но повторить своего «горца» Эгле не успела. Тень легла на столик. Катя подняла голову – два незнакомых парня. Один высокий, крепкий, довольно приятный, если бы не перебитый нос. Второй – ниже ростом, худой, бледный и на вид гораздо моложе. Высокий одет в рокерскую куртку на заклепках. Его спутник – в дорогое коричневое пальто из ламы с роскошным меховым воротником, которое, увы, смотрится на его субтильной фигуре как прадедушкин сюртук.

– Привет, – поздоровался высокий, – ты вот где, оказывается. Э, да ты, Эгле, хороша уже. А это кто с тобой – подружка?

– Отстаньте все, оставьте нас в покое, – забормотала Эгле.

– Пьяная в стельку, – сообщил высокий своему спутнику, словно тот был слепой и сам не видел, в каком состоянии Таураге.

Катя смотрела на них: кто такие? Вроде по виду – богатенький мальчик-буратинка и его личный шофер-телохранитель. Кто они? Знакомые Эгле? Или же… судя по описанию Колосова, это…

– Филипп… Я не знаю, что делать, куда мне идти, к кому обратиться.

Эгле словно очнулась от забытья, узнала стоящих перед ней парней. Обращалась она к тому, кто был в пальто. Катя поняла, кто они такие.

– Если можешь, помоги… Он тебя отблагодарит. Он же ни в чем не виноват.

– Я бы рад, но что я могу сделать? – тихо сказал Филипп Салютов. – Эгле, я бы рад.

Она смотрела на него, смотрела, потом махнула рукой и едва не упала, потеряв равновесие.

– Надо ее домой отвезти, – сказал Филипп своему спутнику (Катя помнила, что Колосов знал его только по прозвищу Легионер).

Тот наклонился к девушке:

– Пошли, Эгле, вставай, обопрись на меня. Я ей тачку сейчас поймаю, – сказал он Филиппу, – не бросать же ее здесь такую…

– Медузу, – кивнул Филипп и вдруг сказал Кате: – Ну, а ты что так на меня уставилась, детка?

– Воротник тебе мал, не по росту, – фыркнула Катя, – еще пусть в ателье меха добавят. – Она взяла Эгле за руку. – Пойдем, ну их.

Вдвоем с Легионером они вывели Эгле на улицу. Сразу же подкатил частник – по ночам они дежурили возле бара.

– Садись и ты, я плачу, – сказал Легионер.

– Обойдусь, – ответила Катя.

Он запихнул Эгле в машину, назвал адрес, дал водителю денег. Катя куталась в шубу. Стоять в одних туфлях на снегу было чертовски холодно!

– Если желаешь – пойдем потанцуем, – улыбнулся Легионер.

– Это с тобой, что ли?

– Да.

– А студентика куда же денем?

– Это мой брат. Младший.

Катя подумала: говорит тоном Балды, предложившего чертенку «обогнать своего меньшего брата». Это была ложь, причем стандартная. Катя точно знала, что Филипп Салютов ему не брат. Легионер мог сказать – друг, приятель…

Она оглянулась: на углу соседнего дома маячила «девятка» Колосова. Там ее ждали с нетерпением. Идти сейчас на контакт с этим Легионером ей никто не разрешал. Не могли даже предвидеть, что он и Филипп Салютов приедут в этот бар сегодня вечером.

– Я не могу, поздно, мне нужно домой, – ответила она, – в другой раз, если хочешь. Ты ничего, симпатичный. Часто тут бываешь?

– Как дорога приведет. Может, тогда телефон дашь? Я запомню – на память не жалуюсь.

И Катя дала ему свой домашний телефон. Естественно, на всякий пожарный, ради интересов дела. Не давать же было рабочий, когда вся Москва знает, кому принадлежат первые три цифры, какой конторе!

– Я позвоню, – обещал Легионер.

Катя медленно пошла по скользкому обледенелому тротуару к машине. Он вернулся в бар. Больше они никогда не виделись. Катя впоследствии часто вспоминала эту встречу. Это был упущенный шанс. Хотя тогда она этого еще не знала.

Глава 23. ПОСЛЕ СОВЕЩАНИЯ

Следующее утро для Колосова началось с совещания у начальства. На Никитский прибыли следователь Сокольников, куратор областной прокуратуры, начальники областного и столичного РУБОПа, начальник спецотдела «А» Геннадий Обухов, а также… представители Генеральной прокуратуры. Подобный сбор в стенах родного главка случался только по суперделам. Колосов понял: дело «Красного мака» к таковым наверху уже причислено.

И точно, на совещании обсуждался только один вопрос – ход расследования убийств в казино. И хотя все присутствующие высказывали свое мнение, складывалось впечатление, что и РУБОП, и Генпрокуратура очень многое недоговаривают. Когда настала его очередь докладывать, Колосов ознакомил присутствующих с «мерами оперативного плана, уже предпринятыми отделом убийств», и закончил свой отчет весьма пессимистическим прогнозом: если «Красный мак» лишат лицензии и ликвидируют, это «отбросит раскрытие дела далеко назад».

– Ну а вы что предлагаете? – недовольно спросил представитель Генпрокуратуры. – После двух убийств, совершенных в помещении казино, снова открыть этот притон?

– Не такой уж это и притон был, – возразил Колосов. – Да, я предлагаю все вернуть на исходную позицию. По моему личному мнению, это единственный способ держать в поле зрения весь подозреваемый нами контингент. К тому же, как мне кажется, положительно решив этот вопрос, мы получим весьма мощный инструмент давления на гражданина Салютова в оперативном плане и с огромной перспективой на будущее.

– С какой перспективой? – «наивно» спросил представитель Генпрокуратуры, переглянувшись с начальником столичного РУБОПа.

– С перспективой более тесного нашего сотрудничества и возможного объединения в одно производство дел по убийству в казино Салютова и на улице Серафимовича, 2, в доме на Набережной, – ответил Колосов и поймал одобрительный взгляд Обухова – молодцом, пусть эти москвичи не держат нас за подготовишек!

Москвичи озабоченно переглянулись, а затем, чуть поколебавшись и поломавшись для порядка, начальник столичного РУБОПа попросил после совещания задержаться и Колосова, и начальника спецотдела «А».

Материалы, с которыми он их ознакомил, непосредственно касались Тенгиза Миловадзе-Хванчкары. Никита и Обухов увидели видеосъемки негласного наблюдения за офисом Миловадзе и его особняком, кстати, тоже расположенным на Рублевке. Ознакомились они и с последними агентурными рапортами, и с материалами спецпроверок, и даже со справками из колоний строгого и общего режимов, где в недавнем своем прошлом парфюмерный король столицы и теневик игорного бизнеса Тенгиз Тариэлович Миловадзе мотал сроки от пяти до двенадцати лет.

Колосов читал все эти справки и рапорты и думал: если это все, что у них есть на этого Хванчкару, то это – мертвому припарки для раскрытия убийства в доме на Набережной. Характеристики с прежних мест лишения свободы к уголовному делу не пришьешь. Возможно, и правда, что информация, которой обладает Салютов, является на сегодняшний момент единственным связующим звеном между Хванчкарой и этим убийством.

Он рассматривал фотографии Миловадзе, сделанные во время наблюдения, – крупный, дородный, пожилой, благообразного вида мужчина. Убеленный сединой, но предпочитающий одеваться в модные пиджаки от «Гуччи» спортивно-молодежного покроя. От рубоповцев он узнал, что Миловадзе женат уже четвертым браком, жена моложе его на двадцать пять лет и уже успела родить ему сыновей-близнецов.