Сон над бездной, стр. 32

– Смотри-ка, к нам гости из Киева, – говорит Гиз. – Что, пойдем встречать?

– Не хочу, – отрывисто бросает Илья, но тем не менее устремляется за Гизом, как послушная собачонка.

Глава 16

«LILIATA…»

На вертолете из Киева прилетела группа депутатов и представителей сразу двух партийных блоков, безуспешно пытавшихся сплотиться и создать парламентскую коалицию. Среди депутатов преобладали мужчины в дорогих, но помятых в дороге костюмах. Среди представителей партийных блоков было больше дам – зрелых, решительных и целеустремленных. И тех, и тех Елена Андреевна знала и по Лондону, и по Праге. Судя по их виду, о произошедшем с Шагариным там, в Праге, и тем более об утренней трагедии они во всех подробностях не знали. Или, возможно, просто не придавали всему этому значения – последние политические события затмевали для них все. Эмоции перехлестывали через край.

– Петр Петрович должен немедленно нас принять!

– Но он не может, он нездоров, здесь он находится частным порядком на отдыхе.

– Елена Андреевна, дорогая, бесценная, он обязан принять нас. Дело не терпит отлагательств. До принятия решения по кандидатуре премьера в Киеве остаются считаные часы. Если оппозиция провалит нашего кандидата, парламент будет распущен, а это значит, что сразу к чертям полетит все, чего мы с таким трудом добились. Мы должны знать мнение Петра Петровича по ряду вопросов. Его советы в прошлом всегда…

– Но он не в состоянии сейчас давать какие-либо советы.

– Елена Андреевна, сейчас не время болеть такому человеку, как ваш муж. В конце концов, он многим обязан Украине. И даже одно то, что он в настоящий момент, несмотря ни на какие там запросы об экстрадиции сопредельного государства, гостит в нашей стране… В конце концов, либеральные ценности требуют, чтобы их защищали на баррикадах, а не отсиживались в кустах, когда наши фракции терпят поражение за поражением!

– Пусть поговорят, Лена, – хмуро сказал Елене Андреевне Андрей Богданович Лесюк. – С самого Киева ведь летели, не с Жмеринки.

И Елене Андреевне ничего не оставалось делать, как повести делегацию в апартаменты Шагарина. Только она и Лесюк присутствовали при этой беседе при закрытых дверях. Беседа на удивление закончилась быстро. Киевские гости нервной стайкой спешно направились к вертолетной площадке. Лица у всех были изумленные и растерянные.

За их исходом из окна гостиной наблюдал Олег Гиз. Его никто не видел, когда он тоже направился к Шагарину: Елена Андреевна и Лесюк покинули Петра Петровича вместе с визитерами. Лесюк, как хозяин, должен был проводить, усадить в вертолет, объяснить наконец…

– Он изменился до неузнаваемости!

– Вы слышали, что он говорил?!

– Андрей Богданович, а что с ним такое было? Мы думали, сердечный приступ или микроинсульт.

– Нет, вы слыхали, что он ответил, когда я спросил, есть ли шансы провести нашу кандидатуру премьера?!

Гиз тихо открыл дверь. Мягкий свет настольных ламп. Персидский антикварный ковер на полу. Луна заглядывала в комнату, освещая темную фигуру у окна. Паркет заскрипел.

– С возвращением, – тихо сказал Олег Гиз. – Они сказали мне, что ты вернешься. Они не солгали.

Если бы кто-то – та же Елена Андреевна – слышал этот разговор, то удивился бы безмерно: прежде Гиз, несмотря на свое довольно короткое знакомство с Петром Петровичем Шагариным, никогда не обращался к нему на «ты», только на «вы».

– Они сказали, у тебя послание.

Паркет снова заскрипел – Петр Петрович Шагарин отвернулся от окна, от луны.

– Что ж ты? Онемел? – спросил Гиз. – Я хочу знать. Ты помнишь меня, ты знаешь, кто я?

– Да, – голос Шагарина был тусклый.

– Тогда говори! – Голос Гиза зазвучал повелительно. (Ах, как это было непохоже на их последнее общение в Лондоне полгода назад, когда всерьез или в шутку, в шутку или всерьез Гиз за очень крупное вознаграждение, предложенное Шагариным, взялся за составление астрологического прогноза развития политической ситуации – мировой, глобальной и российской предвыборной в частности.)

– Тебе там не понравится, – сказал Шагарин. – Никому не понравится.

Гиз напряженно ждал.

– И это все, что ты можешь мне сообщить?

– Возможно лишь то, что состоялось. – Шагарин шагнул к Гизу, и – о, странность! – тот резко, испуганно отпрянул от него, но тут же взял себя в руки.

– Я закурю. Курить тут можно? – спросил он хрипло. Щелкнул зажигалкой. Огонек сигареты осветил его лицо.

– Сегодня утром погибла Лида, – сказал он. – Ты ее помнишь? Знаешь, кто она?

– Да, чужая жена. Видишь, я помню, я не забыл. – Губы Шагарина скривила улыбка.

– А что ты помнишь еще? – напряженно спросил Гиз. – Что ты видел?

– Тебе там не понравится, – повторил Шагарин и повторил опять и опять как робот, как заигранная пластинка: – Не понравится, не понравится…

Вадим Кравченко и Сергей Мещерский вернулись в замок на «частнике», что называется, к шапочному разбору. Киевские гости на их глазах погрузились в вертолет и улетели в ночь – чао, ариведерчи, здоровеньки булы!

– Что тут без нас творилось? Опять мы все пропустили, – вздохнул Мещерский. – Я этого мужика с портфелем раз сто, наверное, по телику видел зимой, ну когда газовый кризис был. А дамочка и тот, в очках и ботинках из кожи игуаны, выступали на митинге на майдане Незалежности, их тоже все время показывали.

– В ботинках из кожи игуаны? – хмыкнул Кравченко.

– Тогда он в пальто был. Пели они еще с Юлией Тимошенко. Я думал, она сама прилетела, – наивно признался Мещерский. – Злата Михайловна на нее немного похожа, только красивее в сто раз. Интересно все-таки, что тут было?

– Да, много я бы отдал, Серега, чтобы понять, что тут происходит.

Мещерский глянул на приятеля.

– О чем вы беседовали с Тарасом? – тревожно спросил он. – Он что-то про Лидию Антоновну тебе сказал, да?

– Кто вам сказал про Лидию Антоновну? – раздался за их спинами громкий голос.

Они обернулись – в лучах электрической подсветки, которая уже как желтое облако в этот ночной час окутало Верхний замок, стоял Богдан Лесюк. На нем был яркий красно-черный кожаный костюм байкера. В этом облегающем, блестящем, как панцирь, костюме Богдан показался Мещерскому похожим на жука из «Дюймовочки» – я жжжук, джентльмен! Черный байкеровский шлем был зажат у него под мышкой.

– Кататься на ночь глядя? – спросил его Кравченко.

– Я езжу всегда, в любую погоду, ночью и утром, в любой стране, по любым трассам. Это уже привычка. Так кто что там болтает про Лидию Антоновну? – Богдан хмурил брови. – Вот что, пацаны, я человек простой, и давайте по-простому, без этого самого… без прикола. По всему видно, вы пацаны умные и в охране не первый год. Дураков бы Шагарин к себе не нанял, так что… Я не из пустого любопытства, поймите. Маша… мы тут вот с ней все сидели, – он кивнул в темноту. – Я просто не знал, как ее унять. Истерика у нее. А я на такие вещи смотреть спокойно не могу.

– А кто может? – спросил Кравченко.

– Ну, ты не цепляйся к словам-то, пацан.

– Он тебе не пацан, придурок, – кто-то выпалил это из темноты пылко и зло. В пятно света из темной каменной ниши шагнул Илья. Мещерскому показалось, что парень давненько уже был там – притаился и тоже наблюдал за отлетом вертолета.

– Тебе-то еще чего? – грубо спросил его Богдан. – Двигай отсюда, тут взрослые разговаривают, понял?

– О Лидии Антоновне речь не шла, – быстро сказал Кравченко. – Мы ездили в пивбар. Ну и наслушались там разных разностей про здешние места и красоты. И с охранником вашим беседовали, Тарасом. Странное впечатление он на меня произвел. У него с головой все в порядке? Боится он чего-то вроде, так боится, что признался мне – мол, тикаю отсюда, вряд ли вернусь.

Богдан рывком достал из нагрудного кармана байкеровской куртки сотовый.

– Але, Пилипчук? Что с Тарасом? Он что, уволился? Почему мы с отцом не знаем? – спросил он, выслушал ответ, потом дал отбой. – Ничего он и не уволился, отпуск у него двухнедельный просто. Правда, не по графику.