Родео для прекрасных дам, стр. 56

– Куда ни придешь сейчас – всегда так, – сказала Зинаида Александровна. – Везде, всюду только мы. Мы одни.

– Когда же начнется? – спросила Нателла Георгиевна.

На сцене чинно рассаживались музыканты небольшого оркестра. Кто-то настраивал скрипку.

– Зина, я все тебя спросить хотела, – Светлана Петровна обмахивалась программкой. – А вот тот моряк, офицер, про которого ты рассказываешь так часто… Этот капитан Чернобуев… Он что же… Вы так больше с ним ни разу и не встречались?

– Нет.

– Но это ведь не выдумка, не розыгрыш. Он ведь тебя точно спас тогда. Я, правда, не знаю, как это можно было ухитриться свалиться в воду с трапа…

– Я оступилась. Нечаянно. Я же нескладеха. Вон Нателла все видела своими глазами.

– Это ведь был шефский концерт? – спросила Светлана Петровна. – Твоя мать никогда не отказывалась от шефских концертов даже в преклонные годы. Но вас-то с Нателлой каким ветром занесло на тот корабль?

– Командующий Балтийским флотом прислал за мамой машину – мы все жили тогда в «Астории», так получилось, что мы все поехали туда, в Кронштадт. Это был адмиральский крейсер, – кротко пояснила Зинаида Александровна.

– Так с этим Чернобуевым, который тебя из воды вытащил, вы больше не виделись? – переспросила Светлана Петровна. – Ты ж ведь тогда еще не замужем была. Мишки Вирты тогда еще на твоем горизонте не было. Так почему же ты не…

– Потому, – Зинаида Александровна усмехнулась.

– А встретились бы, глядишь, и было бы у вас все хорошо, – вздохнула Светлана Петровна. – По-людски.

– Это вряд ли, – сказала Зинаида Александровна. – По-моему, все было бы точно так же. В конце концов.

Светлана Петровна умолкла.

Свет в зрительном зале медленно гас. Ряд за рядом – сначала балкон, потом партер тонул в темноте. Освещалась только сцена.

– Нитросорбит есть? – спросила Нателла Георгиевна.

Зинаида Александровна сунула руку в театральную сумочку и на ощупь нашарила там пузырек.

– Одну таблетку. Не глотай сразу, Наташа.

Светлана Петровна ободряюще положила свою украшенную бриллиантовыми кольцами руку на запястье подруги.

– Наташа, смотри какой молодой, – шепнула она, глядя на сцену. – Совсем как мы.

Было уже так темно в зале, что по лицу Светланы Петровны было не понять – шутит ли она?

Глава 28

ДАНТЕС ПЕЧОРИН

И все же, все же, все же…

Катя была не удовлетворена. Мало ли кто что сказал, а они догадались. Мало ли кто что подумал. Мало ли кто что решил. А что же по правде-то?

Из больницы каждый пошел своим путем. Марьяна потащилась, как на каторгу, в отдел. У следователя только две руки и сто миллионов неотложных обязанностей. Сейф, караулящий своего звездного часа, битком набитый листами исписанной и процессуально-оформленной бумаги, которая почти вся сплошь – гадкие кляузы и доносы, подозрения и скороспелые выводы, идеи фикс, идеи миражи, зависть, доходящая до абсурда, ненависть, доходящая до поножовщины. Весь этот сучий бред воспаленного воображения – слова, слова, слова. Ах, если бы их только не слышать, эх, если бы их только не документировать процессуально!

– А я все же попытаюсь разыскать Мамонтова, – сказала Марьяне Катя перед расставанием. – Дома, наверное, поздно буду. Позвоню тебе завтра.

Вечерело. Парило, как в бане. К счастью, вторая попытка проникнуть в автомастерскую на улице Перво-проходцев удалась. Катя еще издали узрела возле ангара знакомое авто Мамонтова – другой такой штуковины на колесах и на свете-то не было.

– Тук-тук, дома кто есть? – Катя, подойдя, деликатно постучала в железную створку ворот.

Внутри сумрак. Бетонный пол, бензиновая вонь. Катя вошла в ангар. Почти все его пространство занимала какая-то механическая доходяга – железный скелет без кузова, без салона, без колес. Какие-то сплошные автовнутренности, вывернутые наружу.

– Эй, кто-нибудь! – Катя бочком стала протискиваться дальше, вглубь и… застыла как вкопанная.

Василий Мамонтов был от нее в пяти шагах. Он стоял на руках. Тело его, вытянутое в струну, подрагивало от усилий и от напряжения. А снизу, с бетонного пола, целился ему прямо в лицо клинок ножа, вставленный рукояткой в пустую жестяную банку из-под краски.

Мамонтов увидел Катю, переступил руками. На какую-то секунду острие приблизилось к его глазам.

– Ты чего это? – Катя наклонилась. – Привет.

– Здорово, если не шутишь, – Мамонтов пыхтел от усилий.

– А кинжал-то зачем? – спросила Катя.

– Огра…ничитель.

– Ограничитель? Вот выколешь глаз… И давно так стоишь? Может, примешь нормальное положение? У меня к тебе разговор. – П-погоди маленько, – Мамонтов снова переступил руками, вытянулся вверх.

– Я из больницы только что. Приятеля твоего проведала, – Катя оглянулась, увидела у стены грубо сколоченную деревянную подставку, села на нее. Все же так удобнее, чем склонившись в три погибели. – Тебя мы, Василий, вспоминали. Кстати, а давно вы с Буркиным дружите?

– С первого клас-с-са.

– Ничего не скажешь, прелестный дружок у тебя.

– К-какой ес-с-ть.

– Осторожнее, сейчас ведь наткнешься! – Катя вскочила – уж очень подозрительно начал Мамонтов клониться вперед.

– Порядок. Ништяк.

– Зачем ты все-таки это делаешь?

– Мус-с-скулатуру тренирую. Пресс.

– А без ножа нельзя?

– Весь кайф пропадет, – Мамонтов пыхтел как паровоз.

– Буркин дуэль признал, – деловито сообщила Катя. – Косвенно, с увертками, но признал. Ему по пистолету вопросы были заданы. По пушке вашей переделанной. Знаешь, а он у тебя простодушный. У него все на лице написано. Тебя он нам словами не назвал – это ты будь спокоен, а то снова потащишь его в рощу стреляться. Но врать он совершенно не способен с такой физией. Читаешь ответы как по книге. Я у него спрашиваю: Олег, ты у кого пистолет взял? Это ведь Мамонтова Васи штучки, так ведь? А он…

Мамонтов пружинисто оттолкнулся руками, сделал сальто-мортале и предстал перед Катей, как все нормальные люди, – кверху головой. Он тяжело дышал.

– Это ведь твои штучки? – тихо повторила Катя. – Или не твои? Это ведь из мастерской Долидзе вещи вышли? Он сам переделывал газовые пистолеты для вас с Буркиным? Ты только, ради бога, не ври, а то я в тебе разочаруюсь, Мамонтов. А это будет жаль. Это будет скучно. Мне ведь учитель твой дражайший Варлам Автандилович все рассказал. Не про пистолеты, нет. Про дуэль. Что она из-за Светланы Петровны Авдюковой была, с которой ты познакомился в его доме и убийство мужа которой мы так активно и так успешно расследуем. Долидзе сказал мне, что, мол, произошло все, потому что дружок твой Буркин по простоте сморозил пошлую гадость на ваш счет. А ты счел это оскорблением дамы. И к барьеру, к барьеру сразу. Между прочим, не многие бы так поступили сейчас. Девятьсот девяносто девять из тысячи просто забили бы на все это спокойно и пошли пиво пить. И только один Вася Мамонтов прореагировал как рыцарь. Это ведь сейчас вид такой вымирающий – рыцари, что-то вроде бронтозавров… Поэтому ты не ври мне, Мамонтов. Не отвечай враньем на мои вопросы, а то я подумаю, что тогда на дуэли рыцаря-то никакого не было. А был просто Вася-дурак. Идиот отмороженный.

Мамонтов молчал.

– А быстро можно переделать газовый на базе «макарова», чтоб стрелял патронами девятого калибра? – спросила Катя, помолчав.

– Смотря как работать, – Мамонтов сплюнул.

– У тебя-то… точно такой?

– Был такой же, как у Олега.

– Ты правда его потерял тогда, а не припрятал?

– Обыскивай, – Мамонтов сделал широкий жест.

– Не буду я тебя обыскивать. Кто ж рыцарей обыскивает?

– Ну, тогда слушай, что тебе говорят – ствол я потерял, когда… Ну, в общем, когда мы из этой долбаной рощи к тачке шли. Ямы там, все заболочено. Там и днем ни хрена не найдешь, не то что впотьмах.

– Ты знал такого Игоря Лосева? – спросила Катя.

Мамонтов нахмурился, потом покачал головой – нет.