Родео для прекрасных дам, стр. 46

– Да? А мне вот кажется по-другому.

– Для того чтобы спрашивать мужчину о таких вещах, – сухо заметил Усольский, – надо знать жизнь и, знаете, надо быть… Вы Достоевского читали?

– Вы на господина Свидригайлова не тянете, – хмыкнула Марьяна.

– Я и не претендую.

– Мне что же, вызвать сюда Алину Авдюкову и провести между вами очную ставку?

– Вы не посмеете.

– Вы умеете обращаться с оружием? – спросила Марьяна.

– Умею, правда, это было давно, еще в институте.

– На охоту не ездите?

– Нет. При чем здесь какая-то охота?

– Вы знали о привычке Авдюкова пить нарзан в кровати сразу после пробуждения?

– Знал. Это якобы какая-то очистительная водная диета. Выведение солей и шлаков из организма. Чушь полнейшая, но он ей просто бредил.

– Ваша жена знает о вашем романе с дочерью своей школьной подруги? – спросила Марьяна.

– Мне кажется, этот вопрос вообще не имеет никакого отношения к предмету вашего расследования.

– А я из любопытства интересуюсь. Из чисто женского любопытства. Вам не кажется, что это жестоко?

– Нет.

– А что это подло и аморально?

– Не вашему разнузданному поколению читать мне нотации на моральные темы.

– Неужели вам совсем не жаль своей жены, не жаль вдовы Авдюкова, не жаль Алины?

– Да я за эту девочку жизнь готов отдать, – сказал Усольский. – А с Нателлой, с женой, мы как-нибудь это переборем. Она у меня умная женщина. Она должна меня понять.

– Знаете, вы совсем не убедили меня в том, в чем намеревались убедить.

– Что я не совершал убийства?

– Да. Не зря все же в теории криминалистики версии разрабатываются, – Марьяна поставила в протоколе точку. – Ну что же, на этом пока закончим, уважаемый Орест Григорьевич. Но это только начало наших встреч с вами и бесед. Попрошу вас являться ко мне, а впоследствии, быть может, и к прокурору, по повестке точно в срок. Иначе я буду вынуждена доставить вас под конвоем. Если у вас есть лишние деньги, можно уже и об адвокате похлопотать.

– Я не совершал убийства. Мне не нужен адвокат.

– Все так говорят сначала.

– Я не все, – Усольский встал, выпрямился. – Скажите просто – вы не хотите и не умеете искать, поэтому хватаетесь за самую избитую версию.

– Самые избитые версии, как правило, и верны.

– Да нет же, нет! К черту версии. Посмотрите мне в глаза, ну? – Усольский резко наклонился. – Ну что я – убийца? Да я столько лет боролся за то, чтобы мир и эта ваша контора хоть чуть-чуть изменились. Вы меня не знаете. Я материал для разных там следственных экспериментов неподатливый. Я знаю, что я невиновен. И я вам не позволю, слышите?

Марьяна кивнула:

– Слышу. У меня слух стопроцентный.

– Алину вы сюда не вызовете. Я ее не пущу, – жестко отрезал Усольский.

– А вашу жену?

– Вы не понимаете… Она нездорова. – Усольский снова опустился на стул. Он сильно волновался. – Она очень впечатлительна. Однажды она сильно меня испугала, она попыталась… в общем, она хотела покончить с собой. Я прошу вас, я вас прошу как человека, как женщину – не говорите ей… По крайней мере, до того, как я… Я должен сказать это ей сам. Успокоить ее, насколько это возможно, подготовить. Если она узнает все от вас, то… Ну, я прошу вас, подождите хоть немного.

– Кто убил вашего компаньона?

– Я не знаю. Слово даю – я хотел бы это знать, так же как и вы.

– Вы бы рискнули назначить денежное вознаграждение из средств фирмы за поимку убийцы?

– Конечно.

Марьяна поставила в протоколе допроса время его окончания.

– Нет, Орест Григорьевич, – сказала она после паузы. – Все-таки лучше вам готовить деньги на хорошего адвоката.

Глава 21

СПЛЕТНИКИ

В допросе Усольского Катя решила не участвовать. При таких шатких позициях, какие у них были, этот допрос, по ее мнению, пока вообще не имел никакого полезного смысла. Но Марьяна была зажата процессуальными тисками: в уголовном деле должны были фигурировать показания компаньона покойника. И они фигурировали – на здоровье!

Почти весь день Катя провела в Москве, в пресс-центре главка, просматривала вышедшие за время ее отсутствия публикации, сайт и осталась довольна увиденным. Чем и хороша профессия криминального обозревателя – можно торчать хоть у черта на куличках, в каком-нибудь забытом богом сельском территориальном пункте милиции, собирая материалы по очередному злодейскому преступлению против человечества, а твои прежние репортажи идут, что называется, с колес.

Катя ждала звонка от «драгоценного В.А.» – как он звучит, этот незабываемый голос обожаемого мужа, она уж и забывать начала. Но «драгоценный» не позвонил. Катя и встревожилась, и опечалилась. Но потом стала себя успокаивать: они же не на курорте там, а в экстремальной экспедиции в этом самом Заилийском Алатау. Там суровый походный полупещерный быт, дикие мужские нравы, разгул, охота, спирт у костра и тяжелое похмелье под клекот горных орлов и свист сусликов.

Но все же она позвонила в офис турфирмы Сергея Мещерского справиться о новостях. Менеджер, а потом и «подменный директор» (в «Столичном географическом клубе» имелся и такой – чего там только не имелось) заверили ее, что все в порядке, что только третьего дня с группой был сеанс спутниковой связи, что сейчас они двигаются по маршруту в долину реки Чилик и ждать с ними связи следует не раньше воскресенья.

Сегодня же был только четверг. Катя горячо поблагодарила «подменного директора» за хорошие новости. Что ж, будем ждать воскресенья. Воскресенье – кажется, день счастливый.

Но все же сердце ее точил маленький такой зубастенький червячок. Она вспоминала Марьянины слова. Так хотелось, чтобы подруга оказалась не права по отношению к «драгоценному».

К вечеру Катя вернулась в Щеголево. Но от остановки автобуса направилась не в отдел, а решила заглянуть в автосервисную мастерскую Василия Мамонтова. Именно он сейчас интересовал Катю больше, чем Орест Григорьевич Усольский. Вопросов у нее к Мамонтову было два: из-за кого все-таки состоялась дуэль в березовой роще у деревеньки Луково и откуда взялся и куда делся газовый пистолет, переделанный для стрельбы боевыми патронами, из которого был ранен дуэлянт Буркин.

Автомастерскую по адресу из уголовного дела Катя с трудом, но все же нашла, не заблудилась: облезлый ангар в самом конце узкого тенистого, заросшего буйной сиренью проулка, именуемого гордо улицей Первопроходцев. Но железные ворота ангара оказались запертыми. И сколько Катя ни стучала, ей никто не ответил. Ничего не оставалось, как убраться несолоно хлебавши.

Но тут в проулок зарулил неброский с виду серый «Вольво». Остановился, и из него вылез высокий полный мужчина в потертой джинсовой куртке. Катя узнала в нем Варлама Долидзе.

– Вечер добрый, многоуважаемая, – степенно поздоровался он. – Мимо еду, вижу – куда-то спешите. Одна. Сюда? Любопытство – мой грех. Вы никак к Василию в гости?

– Не в гости, а по делу, – сказала Катя, стараясь, чтобы это тоже прозвучало как можно солиднее. – А его на работе нет.

– Он в больнице, у постели горячо любимого друга. Я его сам после обеда туда отпустил. Вы, многоуважаемая, не там парня ищете. Нет чтобы ко мне заглянуть, как обещали.

– Это вы, Варлам Автандилович, обещали побеседовать со мной. Я ждала вашего приглашения.

– Серьезно? Ждали? А приехали-то все же к Васе. Эх, молодежь… Простите покорнейше за любопытство – что же это в вашей милиции так сильно все измельчало, что вы знакомства на стороне ищете?

– Я ищу знакомства на стороне? С Мамонтовым? Если хотите знать, я бы вашего питомца, Варлам Автандилович, за сто километров стороной обходила, если бы не уголовное дело.

– А что вы такое имеете против парня? Таких парней, как мой ученик, сейчас один – на миллион.

– Это уж точно. Уникум. Такие уникумы в цирке – гвоздь программы. А вне цирковых рамок общаться с ними только служебный долг и заставляет.